Внезапно Манефон рухнул сквозь вдавленный тростник и очутился по пояс
в воде. Он шел впереди, к тому же из троих был самым тяжелым. Товарищи
помогли ему высвободиться, затем выковыряли его застрявший в грязи
парусиновый башмак. Пробираясь ощупью, Найл почувствовал, как что-то
шевельнулось на запястьи, и отдернул руку. Оказывается, по предплечью
взбиралась черная пиявка размером, по меньшей мере, сантиметров пять. Он
с отвращением сшиб насекомое, и сорвав пригоршню мокрой травы, стал
яростно оттирать ее слизистый след.
Постепенно становилось ясно: зря они двинулись этой тропой. Вместе с
тем мысль о возвращении этой дорогой нагоняла тоску. Они остановились в
нерешительности, раздумывая, что делать дальше. И тут об усталости
заставил забыть жуткий, исполненный муки рев. Реву вторили тяжелые
неистовые всплески. Еще один взрев - сдавленный - и сразу внезапная
тишина.
Усталость как рукой сняло. Вперившись друг в друга, путники стояли,
держа жнецы наготове. Теперь до слуха доносились лишь отдельные всплески
да утробное урчание.
- Боюсь, как бы не пришлось возвращаться,- опасливо покачал головой
Найл.
- Мне б хотелось поглядеть, что там происходит,- буркнул Доггинз,
нахмурясь.
Он начал осмотрительно пробираться вперед, всякий раз пробуя вначале
землю носком башмака, и лишь затем ступая всем весом. Манефон и Найл
тронулись следом с такой же осторожностью. В том месте, где тропа делала
поворот, Доггинз поднял жнец, затем медленно его опустил. Товарищам,
обернувшись, сделал знак: осторожнее! Те подтянулись через
секунду-другую.
Перед ними тянулась болотная заводь, вода в которой была взбита в
жидкую слякоть. Горб окованного панцирем монстра возвышался над водой.
Он стоял к ним спиной, поэтому невозможно было разобрать, что он ест,
однако по движениям легко угадывалось, что в передних лапах он держит
добычу и со смаком вгрызается в плоть. Насторожась неким шестым
чувством, чудище подняло голову и обернулось. Крохотные глазки тлеющими
угольями оглядели людей из-под горбатых выростов на лбу. Бородавчатая
жабья физиономия заляпана кровью, кровь капает из нажевывающих челюстей.
Найл готов был нажать на спуск, но существо не стало тратить времени на
двуногих; отвернувшись, оно продолжало насыщаться. Очевидно, оно сполна
ощущало неуязвимость своего панциря, и присутствие чужаков его не
трогало.
Путники переглянулись меж собой. Путь вперед, очевидно, заказан.
Болота за пожирающим пищу монстром заканчиваются, и земля начинает
постепенно морщиниться невысокими холмами. По ту их сторону, милях в
пяти, возвышался холм с башней-шишаком. Кстати, с этого расстояния
становилось заметно, что шишак этот - не рукотворное строение. Он
выглядел скорее как обломанный рог некоего исполинского ящера.
Они слегка отступили по тропе и осмотрелись. На север, к морю, все
так и тянется болотистая низменность, идти в этом направлении не имеет
смысла. Если огибать чудовище, то придется податься к югу, еще не раз
прорубаясь сквозь тростник.
Мысль о том, что болото остается позади, придала решительности.
Доггинз нацелил жнец и, сдвинув ограничитель на самый малый уровень,
нажал на спуск. Передние стебли, шелестя, посыпались наземь, будто
скошенные невидимым великаном. Одновременно с тем слух резанул мгновенно
оборвавшийся сиплый взвизг. .
- Один готов, - мрачно усмехнулся Доггинз.
Приподняв стволы, они двинулись вперед. Метрах в десяти наткнулись на
останки существа, насторожившего их своим визгом. Белесое туловище было
аккуратно раскроено надвое. Луч прошелся чуть ниже пояса. Губы
топорщились в смертном оскале, обнажая желтые зубья; внутри ощеренного
рта, над языком, можно было различить узкую трубку для впрыскивания яда.
Сходства с человеком в существе, оказывается, было гораздо больше,
чем с лягушкой. Пальцы, несмотря на перепонки, были явно приспособлены
для хватания. От выпроставшихся серо-голубоватых внутренностей
неприглядно попахивало, и путники не стали задерживаться лишнего. В
окружающем тростнике слышалось скрытое шуршание - вероятно, за ними шли
по пятам.
Через четверть часа за болотом завиднелись невысокие холмы. Тростник
по бокам пошел реже, так что и местность начала просматриваться метров
на десять. Между тем шуршание не умолкало, хотя куда ни кинь, ничего не
было заметно ни по ту, ни по другую сторону.
Теперь, чтобы расчистить дорогу через болото, требовался жнец. Стебли
отстояли друг от друга на достаточное расстояние и не составляли
препятствия. А вот зыбь под ногами стала более коварной. В одном месте
Найл лишился обоих башмаков; пришлось выковыривать их из вязко чавкающей
черной грязи, издающей знакомый гнилостный запах, к которому путники,
кстати, так уже привыкли, что не обращали внимания.
И надо же, когда до суши было уже рукой подать, Манефон, коротко
вскрикнув, вдруг провалился по пояс. Найл с Доггинзом спешно похватали
его за руки и начали дружно вытягивать.
- Берегитесь! - рявкнул вдруг он.
Они обернулись. Навстречу им, мелькая среди редких стеблей тростника,
неслась во всю прыть огромная орава человеко-лягушек. Доггинз, а за ним
и Найл отпустили Манефону руки (тот в ту же секунду ушел обратно в
темную жижу) и похватали жнецы. Доггинз пальнул первым. Голубое пламя,
рванувшись, без труда прорезалось через бегущих и подпалило сзади них
тростник. Удивительно, но уцелевшие как ни в .чем не бывало продолжали
нестись в их сторону. Найл выстрелил, целясь по ногам, и с грозной
решимостью медленно повел жнецом из стороны в сторону. Ему претило
губить живое, поводя смертоносным лучом, словно косой, но иного выхода
не было. Создавалось впечатление, что существам этим не присущи ни
страх, ни чувство самосохранения; единственная их цель - уничтожить
незваных гостей - неважно, какой ценой.
Атака захлебнулась так же неожиданно, как и началась. Зыбь вся как
есть была усеяна белесыми телами, в большинстве срезанными под колено
(эти все еще извивались и подергивались). От других оставались лишь
обугленные останки: Доггинз использовал жнец на большой мощности. В
воздухе стоял удушливый запах горелой плоти. Найл опустил ствол. К горлу
подкатывала тошнота. Доггинз палил навскидку до тех пор, пока не исчезли
последние признаки движения. Раскаленный ствол жнеца, когда он положил
его на мокрый грунт, зашипел.
Манефон к этой поре увяз по грудь. Чем отчаяннее он барахтался, тем
глубже его утягивало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62