Тогда они идут за нее на бой и
сражаются. Когда вы живее всего - когда желаемое достигается с боем, или
когда достается даром? Если людям взять вдруг и дать непомерно большую
свободу, они растеряются и не будут знать, что с ней делать.
Найл не сказал ничего; что правда, то правда.
- Как, думаешь, все будет складываться, если люди уничтожат пауков?
Попробуй представить себе картину.
Они отстроят заново свои города, спалят до единого паучьи тенета и
будут закатывать грандиозные празднества. Затем начнут обучаться всему
тому, что при пауках было под запретом: как делать аэропланы, океанские
лайнеры и космические транспорты. Но уже через несколько лет они
позабудут, что значит быть в рабстве у пауков. Свою свободу они начнут
воспринимать как должное. Их внуки снова начнут искать себе приключений,
так как мало-помалу начнет одолевать скука. Тебе известно, что все это
когда-то уже имело место. Ты хочешь, чтобы пошло на второй круг? Найл
покачал головой, от внутренней уверенности уже мало что осталось.
- Не все же такие.
- Хорошо, назови хотя бы одного.
Найл подумал; действительно, некого. Вспомнился Каззак с его неуемным
властолюбием, и Ингельд - заносчивая, тщеславная; Мерлью? Эгоистка, все
должно быть по ее. Очевидно, пришелец прав. Даже добрый по натуре
Доггинз, и тот безнадежно ограничен - собственной грубоватой
напористостью и полной слепотой в отношении собственных недостатков.
- Тогда чего ты от нас ждешь? Что мы должны сделать? Не успев еще
спросить, он знал, какой последует ответ.
- Тебе надо решить самому.
- Но ты говоришь, мы должны научиться уживаться с пауками?
Ответа не последовало, и Найл истолковал это как молчаливое согласие.
Подумал, и в голове вдруг мелькнула мысль.
- Может, если выживем их из города, то заставим заключить мир,
примерно так, как получилось с жуками?
- Нет. Не выйдет.
- Почему?
- Чтобы выжить из города, вам непременно понадобится пустить в ход
жнецы. А уж если вы примените оружие, процесс станет неуправляемым. Вы
невольно будете продолжать стрельбу, пока не уничтожите их всех до
единого.
Найл понимал, что так оно и будет. Вооруженный жнецом человек в
глазах пауков подобен опаснейшей из ядовитых змей, он будет вызывать у
них страх и отвращение. Рано или поздно это неизбежно увенчается
вылазкой, и тогда люди так или иначе полностью с ними покончат.
- Но без жнецов как мы вырвем у пауков свободу?
- Не могу на это ответить. Размышляй, пока сам не отыщешь ответ.
Найл почувствовал волну гневливого отчаянья. Он словно был загнан в
лабиринт логики: куда не сунься, везде тупик. Больше всего он чаял
истребления пауков. Если это сделать, человек сделается хозяином Земли.
Но человек к такой власти еще не готов. Ему сперва нужно гораздо полнее
овладеть собственным умом. А придет он к этому гораздо раньше, если на
земле останутся пауки, неотступно напоминая, что только борьбой можно
удержать свободу. Казалось бы, нелепый парадокс, но человек нуждается в
пауках сильнее, чем пауки в человеке.
Если человек пустит в ход жнецы, пауки окажутся истреблены. А если
жнецы уничтожить, то что удержит пауков от возмездия - умертвить тварей,
от которых сами едва не погибли?
Выхода, казалось, не было. Найл усилием сдержал растущее в душе
отчаянье.
- Неужели ты ничем не можешь помочь?
В ответ - тишина, но на этот раз с проблеском надежды.
Растение-властитель словно раздумывало над его вопросом. И тут Найл
ощутил слабое покалывание в коже на лбу. Что-то напоминает, хотя пока не
разобрать, что именно. Тут покалывание стало усиливаться, и он вспомнил.
Бархатистые, прилегающие ко лбу подушечки в Белой башне. Найл неожиданно
осознал свое лежащее на земле тело; голова умещена в выемке на основании
выроста. Затем показалось, будто он, отрешась от собственного тела,
неспешно всплывает, а покалывание перерастает в ровный мреющий огонь
удовольствия. Теперь он понял, что происходит. Растение делало
самоотверженную попытку увеличить частоту жизненной вибрации так, чтобы
та стала впитываться напрямую человеческим организмом. Но это было
практически невозможно. Сам пришелец не достиг еще уровня достаточно
высокого, чтобы преобразовывать грубую энергию земли в вибрации
настолько утонченные, чтобы они стимулировали человеческий мозг. Было
что-то героически саморазрушительное в попытках растения-властителя
вывести человека на более высокий уровень восприимчивости.
И тут что-то произошло. Когда энергия растения пошла уже на убыль,
инициативу переняла, казалось, иная сила. С абсурдной легкостью она
заполнила мозг Найла потоком белого света, русло которого полнилось
звуком, схожим чем-то с вибрирующим гудением гонга. Затем, как это уже
случалось, словно солнце взошло откуда-то из глубины его, Найла,
внутренней сущности, и душа наполнилась чувством ошеломляющей мощи,
взмывающей из сокровенных глубин. Неимоверная эта сила пыталась излиться
через тесную отдушину тела - все равно что ревущий поток, норовящий
вырваться из узкого каньона. К высокому чувству примешивалось и
сознание, что долго длиться такое не может: тело не выдержит. Хотя
последнее представлялось не столь уж важным; оно казалось докучливой
обузой.
Отдавая себе отчет, что сила происходит изнутри, Найл понемногу ее
обуздал, а затем унял полностью. В том, что нужно, он уже убедился. По
мере того как сила улеглась, загасив себя, словно откатившаяся волна,
тело обессиленно затрепетало. Найл глубоко вздохнул, позволяя приятной
усталости сомкнуться теплой водой вокруг себя, и канул в сон.
Сознание возвращалось, и Найл, не открывая глаз, ощутил тепло
солнечного света у себя на лице и неприкрытых руках, а также особую
(раньше такого не было) легковесность в темени. Открыл глаза и тут же
беспокойно вздрогнул. В десятке шагов стояла и с легким изумлением его
разглядывала большущая птица; изогнутый клюв такой, что долбанет, и
голова треснет как орех. Однако, дивило даже не это, а то, что птица-то
была не одна, а две, и хотя обе виднелись совершенно отчетливо, тем не
менее, находились на одном и том же месте. Перед глазами - вот оно -
стояло свирепого вида существо с лысой головой и мощными когтями. Но на
него же накладывалась и другая птица, несколько крупнее и
полупрозрачная. В этой, второй, никакой свирепости не было; очевидно,
она была беззлобным и дружелюбным созданием, и в данный момент довольно
неуверенным в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
сражаются. Когда вы живее всего - когда желаемое достигается с боем, или
когда достается даром? Если людям взять вдруг и дать непомерно большую
свободу, они растеряются и не будут знать, что с ней делать.
Найл не сказал ничего; что правда, то правда.
- Как, думаешь, все будет складываться, если люди уничтожат пауков?
Попробуй представить себе картину.
Они отстроят заново свои города, спалят до единого паучьи тенета и
будут закатывать грандиозные празднества. Затем начнут обучаться всему
тому, что при пауках было под запретом: как делать аэропланы, океанские
лайнеры и космические транспорты. Но уже через несколько лет они
позабудут, что значит быть в рабстве у пауков. Свою свободу они начнут
воспринимать как должное. Их внуки снова начнут искать себе приключений,
так как мало-помалу начнет одолевать скука. Тебе известно, что все это
когда-то уже имело место. Ты хочешь, чтобы пошло на второй круг? Найл
покачал головой, от внутренней уверенности уже мало что осталось.
- Не все же такие.
- Хорошо, назови хотя бы одного.
Найл подумал; действительно, некого. Вспомнился Каззак с его неуемным
властолюбием, и Ингельд - заносчивая, тщеславная; Мерлью? Эгоистка, все
должно быть по ее. Очевидно, пришелец прав. Даже добрый по натуре
Доггинз, и тот безнадежно ограничен - собственной грубоватой
напористостью и полной слепотой в отношении собственных недостатков.
- Тогда чего ты от нас ждешь? Что мы должны сделать? Не успев еще
спросить, он знал, какой последует ответ.
- Тебе надо решить самому.
- Но ты говоришь, мы должны научиться уживаться с пауками?
Ответа не последовало, и Найл истолковал это как молчаливое согласие.
Подумал, и в голове вдруг мелькнула мысль.
- Может, если выживем их из города, то заставим заключить мир,
примерно так, как получилось с жуками?
- Нет. Не выйдет.
- Почему?
- Чтобы выжить из города, вам непременно понадобится пустить в ход
жнецы. А уж если вы примените оружие, процесс станет неуправляемым. Вы
невольно будете продолжать стрельбу, пока не уничтожите их всех до
единого.
Найл понимал, что так оно и будет. Вооруженный жнецом человек в
глазах пауков подобен опаснейшей из ядовитых змей, он будет вызывать у
них страх и отвращение. Рано или поздно это неизбежно увенчается
вылазкой, и тогда люди так или иначе полностью с ними покончат.
- Но без жнецов как мы вырвем у пауков свободу?
- Не могу на это ответить. Размышляй, пока сам не отыщешь ответ.
Найл почувствовал волну гневливого отчаянья. Он словно был загнан в
лабиринт логики: куда не сунься, везде тупик. Больше всего он чаял
истребления пауков. Если это сделать, человек сделается хозяином Земли.
Но человек к такой власти еще не готов. Ему сперва нужно гораздо полнее
овладеть собственным умом. А придет он к этому гораздо раньше, если на
земле останутся пауки, неотступно напоминая, что только борьбой можно
удержать свободу. Казалось бы, нелепый парадокс, но человек нуждается в
пауках сильнее, чем пауки в человеке.
Если человек пустит в ход жнецы, пауки окажутся истреблены. А если
жнецы уничтожить, то что удержит пауков от возмездия - умертвить тварей,
от которых сами едва не погибли?
Выхода, казалось, не было. Найл усилием сдержал растущее в душе
отчаянье.
- Неужели ты ничем не можешь помочь?
В ответ - тишина, но на этот раз с проблеском надежды.
Растение-властитель словно раздумывало над его вопросом. И тут Найл
ощутил слабое покалывание в коже на лбу. Что-то напоминает, хотя пока не
разобрать, что именно. Тут покалывание стало усиливаться, и он вспомнил.
Бархатистые, прилегающие ко лбу подушечки в Белой башне. Найл неожиданно
осознал свое лежащее на земле тело; голова умещена в выемке на основании
выроста. Затем показалось, будто он, отрешась от собственного тела,
неспешно всплывает, а покалывание перерастает в ровный мреющий огонь
удовольствия. Теперь он понял, что происходит. Растение делало
самоотверженную попытку увеличить частоту жизненной вибрации так, чтобы
та стала впитываться напрямую человеческим организмом. Но это было
практически невозможно. Сам пришелец не достиг еще уровня достаточно
высокого, чтобы преобразовывать грубую энергию земли в вибрации
настолько утонченные, чтобы они стимулировали человеческий мозг. Было
что-то героически саморазрушительное в попытках растения-властителя
вывести человека на более высокий уровень восприимчивости.
И тут что-то произошло. Когда энергия растения пошла уже на убыль,
инициативу переняла, казалось, иная сила. С абсурдной легкостью она
заполнила мозг Найла потоком белого света, русло которого полнилось
звуком, схожим чем-то с вибрирующим гудением гонга. Затем, как это уже
случалось, словно солнце взошло откуда-то из глубины его, Найла,
внутренней сущности, и душа наполнилась чувством ошеломляющей мощи,
взмывающей из сокровенных глубин. Неимоверная эта сила пыталась излиться
через тесную отдушину тела - все равно что ревущий поток, норовящий
вырваться из узкого каньона. К высокому чувству примешивалось и
сознание, что долго длиться такое не может: тело не выдержит. Хотя
последнее представлялось не столь уж важным; оно казалось докучливой
обузой.
Отдавая себе отчет, что сила происходит изнутри, Найл понемногу ее
обуздал, а затем унял полностью. В том, что нужно, он уже убедился. По
мере того как сила улеглась, загасив себя, словно откатившаяся волна,
тело обессиленно затрепетало. Найл глубоко вздохнул, позволяя приятной
усталости сомкнуться теплой водой вокруг себя, и канул в сон.
Сознание возвращалось, и Найл, не открывая глаз, ощутил тепло
солнечного света у себя на лице и неприкрытых руках, а также особую
(раньше такого не было) легковесность в темени. Открыл глаза и тут же
беспокойно вздрогнул. В десятке шагов стояла и с легким изумлением его
разглядывала большущая птица; изогнутый клюв такой, что долбанет, и
голова треснет как орех. Однако, дивило даже не это, а то, что птица-то
была не одна, а две, и хотя обе виднелись совершенно отчетливо, тем не
менее, находились на одном и том же месте. Перед глазами - вот оно -
стояло свирепого вида существо с лысой головой и мощными когтями. Но на
него же накладывалась и другая птица, несколько крупнее и
полупрозрачная. В этой, второй, никакой свирепости не было; очевидно,
она была беззлобным и дружелюбным созданием, и в данный момент довольно
неуверенным в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62