Спать не хотелось, есть тоже;
острота положения, похоже, разбередила некий глубинный резерв
выносливости. Вечер окончательно остыл в ночь, над северным горизонтом
зажглась первая звезда. Найл чутко вслушивался в шум реки, силясь
различить среди бега воды всплеск, выдающий присутствие живого существа.
Биение сердца унялось, став, в конце концов, таким тихим, что едва и
различишь. Найл в очередной раз ошутил себя эдаким пауком, сидящим в
центре паутины и чувствующим вибрацию каждой ее нити. Погрузившись в
глубинное внутреннее спокойствие, он будто оказывался среди незыблемого,
необъятного безмолвия.
Вместе с тем было в этой тишине нечто, вызывающее растерянность.
Прошло некоторое время, прежде чем Найл уяснил, что именно. За ним
перестали наблюдать. С того самого момента, как они высадились в Дельте,
Найл ощущал на себе неусыпное бдение. Не то ноющее, гнетущее чувство,
что возникает порой, когда следит невидимый враг; просто ощущение, что
Дельта сознает их присутствие. И вот это ощущение неожиданно исчезло.
Найл потянулся под тунику и медленно повернул медальон. На этот раз
не возникло и болезненной вспышки - лишь ровная глубокая сила,
безупречно уживающаяся с безмолвием. Когда сосредоточенность отстоялась
и чувства слились с окружающей темнотой, он осознал, что произошло.
Безмолвие - это реакция на его необузданный гнев. Дельта боялась. Сидя
настороже со жнецом наизготовку, он напоминал ядовитую змею, угрожающе
собравшуюся в тугое кольцо и готовую прянуть. Дельта затаила дыхание, с
ужасом ожидая, что же сейчас будет.
И тут стало ясно, как надо поступить. Поднявшись, Найл расстегнул
молнию на металлическом одеянии, и оно свободно упало к ногам. Затем он
направился к реке. В эту минуту трезвое человеческое "я" восстало в нем:
возникшая идея равносильна самоубийству. Но какая-то другая сила - более
глубокая - превозмогла. Тогда он остановился на кромке берега и один за
другим пошвырял оба жнеца как можно дальше. В странной тишине всплески
прозвучали удивительно громко. Найл выпрямился, ожидая, что произойдет.
Получилось неожиданно и банально. С реки донесся булькающий звук,
будто потревожено какое-то крупное существо; на лицо упало несколько
капель. Затем ночь, казалось, возвратилась на круги своя, наполнившись
присущими ей звуками: шум воды, шелест листьев на ветру, повизгивание
летучих мышей, время от времени отдаленный крик какого-нибудь ночного
животного. Внешне ничего не изменилось, Найл по-прежнему был одиноким
человеком в сердцевине дельты. Но чувствовалось, что он не является
больше незваным гостем. Его жест доброй воли был воспринят одобрительно.
Дельта приняла его.
Пробравшись ощупью обратно, Найл снова сел возле Доггинза. Любопытно:
им владело безмятежное терпеливое спокойствие. Он сделал то, что от него
зависело, теперь оставалось только ждать. Найл сидел сложа руки на
коленях и вдумчиво, без трепета слушал звуки ночи. Дельта выказала ему
доверие, так что нет причины тревожится.
Через полчаса взошла луна, и Найл смог оглядеться.
Небо было безоблачно, звезды необычайно ярки - света столько, что
можно различить дремлющие в лунном свете болота к северу, и сельву к
югу. Отчетливо был виден южный склон холма, под этим углом опять
напоминающий лицо. Созерцая его, Найл нутром почувствовал то, о чем
смутно догадывался последние сутки. Перед ним не холм, а исполинское
растение. Вот оно, то самое, что Симеон называл Нуадой, богиней Дельты.
Зов прозвучал где-то часом позже, когда луна была уже высоко в небе.
Найл сидел, расслабившись и настроившись на восприятие, когда ощутил
позыв встать и скинуть обувь. Будь он животным, он и не заподозрил бы,
что решение исходит не от него самого. Но, поскольку он был человек,
некая его часть смотрела как бы сверху с бесстрастной созерцательностью
на животное, подчиняющееся этому позыву.
Скинув башмаки, Найл снял с шеи медальон и положил его возле. Туда же
легла и вынутая из кармана раздвижная трубка. Доггинз спал, раскинувшись
на спине. Лицо в свете луны казалось мертвенно-бледным, но уже не таким
ужасно опухшим. Он чуть постанывал при дыхании. Найл прикрыл спящего
металлической одежиной, подоткнув ее под его подбородок. Затем, все
также повинуясь неизреченному приказу, двинулся вдоль берега.
Он твердо ступал по спекшейся в корку глинистой полосе. Прошел уже
примерно милю. Стволы деревьев по левую руку выглядели так, будто
сделаны были из железа. Их ветви на слабом ветру были совершенно
недвижны и не издавали ни звука. По другую руку текла величаво река.
Время от времени с тяжелым всплеском наружу появлялось какое-нибудь
существо - крупное - и тотчас скрывалось под водой. Он разглядел толком
только одно: большого каймана, который не плыл, а, скорее, сплавлялся по
течению, выставив ноздри над поверхностью. Животное проводило идущего
мимо двуногого злобным взглядом, но опасности Найл не почувствовал.
Он дошел до места, где река становилась шире и была частично
перегорожена листвой и сучьями. Найл без колебаний вступил в воду.
Ступни сантиметров на пятнадцать погрузились в вязкий ил,, затем пошла
твердая галька. Чувствовалось, как возле самых ног юркают какие-то
шустрые создания, Найл не спеша брел, подавшись корпусом вперед, пока
вода не оказалась выше пояса. Из-под ноги вывернулась и остро царапнула
голень ветка. Сердце екнуло: снизу по ноге мимолетно скользнуло какое-то
гибкое мягкотелое существо. Найл осторожно, посту пью двигался вперед,
пока вода не пошла, наконец, на убыль и он, наконец, выбрался на тот
берег.
Повинуясь тому же безотчетному позыву, он опять повернул на север и
пошел в обратном направлении. По эту сторону реки растительность росла
гуще и во многих местах подступала к берегу вплотную. В глубоких
затемнениях - контрастах лунного света - двигаться приходилось с особой
осторожностью. Из куста выпорхнула испуганная птица и, стрекотнув
крыльями, забилась в гущу древесной поросли. Низом через прибрежный
кустарник с треском пробиралось какое-то тяжелое животное. Найл не
обратил на это внимание. Поравнявшись с Доггинзом, спящим под лунным
светом на том берегу, он почувствовал безмолвный приказ повернуть налево
в чащобу. Лунный свет сюда не пробивался, и идти приходилось только
поступью, но, как ни странно, двигался Найл почти с той же уверенностью,
что и на свету. Словно некое шестое чувство остерегало его, когда на
пути встречался торчащий из земли корень или куст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
острота положения, похоже, разбередила некий глубинный резерв
выносливости. Вечер окончательно остыл в ночь, над северным горизонтом
зажглась первая звезда. Найл чутко вслушивался в шум реки, силясь
различить среди бега воды всплеск, выдающий присутствие живого существа.
Биение сердца унялось, став, в конце концов, таким тихим, что едва и
различишь. Найл в очередной раз ошутил себя эдаким пауком, сидящим в
центре паутины и чувствующим вибрацию каждой ее нити. Погрузившись в
глубинное внутреннее спокойствие, он будто оказывался среди незыблемого,
необъятного безмолвия.
Вместе с тем было в этой тишине нечто, вызывающее растерянность.
Прошло некоторое время, прежде чем Найл уяснил, что именно. За ним
перестали наблюдать. С того самого момента, как они высадились в Дельте,
Найл ощущал на себе неусыпное бдение. Не то ноющее, гнетущее чувство,
что возникает порой, когда следит невидимый враг; просто ощущение, что
Дельта сознает их присутствие. И вот это ощущение неожиданно исчезло.
Найл потянулся под тунику и медленно повернул медальон. На этот раз
не возникло и болезненной вспышки - лишь ровная глубокая сила,
безупречно уживающаяся с безмолвием. Когда сосредоточенность отстоялась
и чувства слились с окружающей темнотой, он осознал, что произошло.
Безмолвие - это реакция на его необузданный гнев. Дельта боялась. Сидя
настороже со жнецом наизготовку, он напоминал ядовитую змею, угрожающе
собравшуюся в тугое кольцо и готовую прянуть. Дельта затаила дыхание, с
ужасом ожидая, что же сейчас будет.
И тут стало ясно, как надо поступить. Поднявшись, Найл расстегнул
молнию на металлическом одеянии, и оно свободно упало к ногам. Затем он
направился к реке. В эту минуту трезвое человеческое "я" восстало в нем:
возникшая идея равносильна самоубийству. Но какая-то другая сила - более
глубокая - превозмогла. Тогда он остановился на кромке берега и один за
другим пошвырял оба жнеца как можно дальше. В странной тишине всплески
прозвучали удивительно громко. Найл выпрямился, ожидая, что произойдет.
Получилось неожиданно и банально. С реки донесся булькающий звук,
будто потревожено какое-то крупное существо; на лицо упало несколько
капель. Затем ночь, казалось, возвратилась на круги своя, наполнившись
присущими ей звуками: шум воды, шелест листьев на ветру, повизгивание
летучих мышей, время от времени отдаленный крик какого-нибудь ночного
животного. Внешне ничего не изменилось, Найл по-прежнему был одиноким
человеком в сердцевине дельты. Но чувствовалось, что он не является
больше незваным гостем. Его жест доброй воли был воспринят одобрительно.
Дельта приняла его.
Пробравшись ощупью обратно, Найл снова сел возле Доггинза. Любопытно:
им владело безмятежное терпеливое спокойствие. Он сделал то, что от него
зависело, теперь оставалось только ждать. Найл сидел сложа руки на
коленях и вдумчиво, без трепета слушал звуки ночи. Дельта выказала ему
доверие, так что нет причины тревожится.
Через полчаса взошла луна, и Найл смог оглядеться.
Небо было безоблачно, звезды необычайно ярки - света столько, что
можно различить дремлющие в лунном свете болота к северу, и сельву к
югу. Отчетливо был виден южный склон холма, под этим углом опять
напоминающий лицо. Созерцая его, Найл нутром почувствовал то, о чем
смутно догадывался последние сутки. Перед ним не холм, а исполинское
растение. Вот оно, то самое, что Симеон называл Нуадой, богиней Дельты.
Зов прозвучал где-то часом позже, когда луна была уже высоко в небе.
Найл сидел, расслабившись и настроившись на восприятие, когда ощутил
позыв встать и скинуть обувь. Будь он животным, он и не заподозрил бы,
что решение исходит не от него самого. Но, поскольку он был человек,
некая его часть смотрела как бы сверху с бесстрастной созерцательностью
на животное, подчиняющееся этому позыву.
Скинув башмаки, Найл снял с шеи медальон и положил его возле. Туда же
легла и вынутая из кармана раздвижная трубка. Доггинз спал, раскинувшись
на спине. Лицо в свете луны казалось мертвенно-бледным, но уже не таким
ужасно опухшим. Он чуть постанывал при дыхании. Найл прикрыл спящего
металлической одежиной, подоткнув ее под его подбородок. Затем, все
также повинуясь неизреченному приказу, двинулся вдоль берега.
Он твердо ступал по спекшейся в корку глинистой полосе. Прошел уже
примерно милю. Стволы деревьев по левую руку выглядели так, будто
сделаны были из железа. Их ветви на слабом ветру были совершенно
недвижны и не издавали ни звука. По другую руку текла величаво река.
Время от времени с тяжелым всплеском наружу появлялось какое-нибудь
существо - крупное - и тотчас скрывалось под водой. Он разглядел толком
только одно: большого каймана, который не плыл, а, скорее, сплавлялся по
течению, выставив ноздри над поверхностью. Животное проводило идущего
мимо двуногого злобным взглядом, но опасности Найл не почувствовал.
Он дошел до места, где река становилась шире и была частично
перегорожена листвой и сучьями. Найл без колебаний вступил в воду.
Ступни сантиметров на пятнадцать погрузились в вязкий ил,, затем пошла
твердая галька. Чувствовалось, как возле самых ног юркают какие-то
шустрые создания, Найл не спеша брел, подавшись корпусом вперед, пока
вода не оказалась выше пояса. Из-под ноги вывернулась и остро царапнула
голень ветка. Сердце екнуло: снизу по ноге мимолетно скользнуло какое-то
гибкое мягкотелое существо. Найл осторожно, посту пью двигался вперед,
пока вода не пошла, наконец, на убыль и он, наконец, выбрался на тот
берег.
Повинуясь тому же безотчетному позыву, он опять повернул на север и
пошел в обратном направлении. По эту сторону реки растительность росла
гуще и во многих местах подступала к берегу вплотную. В глубоких
затемнениях - контрастах лунного света - двигаться приходилось с особой
осторожностью. Из куста выпорхнула испуганная птица и, стрекотнув
крыльями, забилась в гущу древесной поросли. Низом через прибрежный
кустарник с треском пробиралось какое-то тяжелое животное. Найл не
обратил на это внимание. Поравнявшись с Доггинзом, спящим под лунным
светом на том берегу, он почувствовал безмолвный приказ повернуть налево
в чащобу. Лунный свет сюда не пробивался, и идти приходилось только
поступью, но, как ни странно, двигался Найл почти с той же уверенностью,
что и на свету. Словно некое шестое чувство остерегало его, когда на
пути встречался торчащий из земли корень или куст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62