Ван услышал, что голосу его жены вторит чей-то мужской, и глаза его застлала красная пелена. Синьмэй хотел было уйти, но тут на его плечо грубо опустилась чья-то рука, послышалось учащенное дыхание госпожи Ван. Обернувшись, он увидел на расстоянии какого-нибудь вершка от собственного лица оскалившуюся физиономию Гао Сунняня. Охваченный испугом и стыдом, он сбросил руку ректора со своего плеча. А тот, разглядев, кто стоит перед ним, закричал:
— Какое безобразие! Как вы посмели!
Ван Чухоу крепко ухватился за жену и, задыхаясь, интеллигентно бранил Синьмэя:
— Так вот оно что! Чжао Синьмэй, вы — бессовестная личность! Вы — недостойный тип! Вы — соблазнитель замужней женщины, и не смейте отпираться — я сам видел, как вы обнимались...
Здесь голос окончательно изменил ему. Синьмэй хотел было возразить, но сдержал себя. В это время госпожа Ван вырвалась из рук мужа и воскликнула необычно высоким голосом, стараясь скрыть свою дрожь:
— Может быть, поговорим в комнате? У меня ноги устали от долгого стояния!
С этими словами она дернула звонок. Все оторопели от неожиданности и покорно поплелись за ней внутрь
дома. Синьмэй, правда, тут же опомнился и попытался скрыться, но Гао Суннянь остановил его:
— Нет уж, извольте остаться, пока все и до конца не будет выяснено.
Войдя в гостиную, госпожа Ван опустилась в самое удобное кресло и велела служанке принести чаю. Мужчины остались на ногах. Ван, вздыхая, бегал из конца в конец комнаты, Чжао растерянно стоял с опущенной головой, а Гао, заложив руки за спину, делал вид, что рассматривает картины на стене. Когда служанка принесла чай, хозяйка грубо отослала ее спать, отпила глоток и медленно сказала:
— Ну, что вы хотели выяснить? Спрашивайте, а то уже поздно. Синьмэй, сколько сейчас времени? У меня нет при себе часов.
Синьмэй сделал вид, что не слышал вопроса. Гао Суннянь зло посмотрел на него и полез было за своими часами, но тут Ван подскочил к столу и хлопнул по нему кулаком — точь-в-точь судья старых времен, предварявший объявление приговора ударом особой дощечки по столу.
— Я запрещаю тебе разговаривать с этим господином! — зарычал он.— Говори правду: какие между вами отношения?
— Я что-то не могу припомнить. Синьмэй, какие между нами отношения?
Синьмэй вконец растерялся. Вне себя от гнева, Гао стал размахивать перед ним кулаками. Ван еще раз ударил по столу и закричал:
— Говори! Говори скорее! — Он украдкой погладил о бедро ушибленную ладонь.
— Ах, ты хочешь правды? Изволь. Только лучше бы ты не допытывался — ты же все видел, все понял. А от расспросов, кроме лишнего позора, ничего не будет.
Ван как бешеный бросился на жену, но был остановлен ректором:
— Успокойтесь, успокойтесь. Лучше выясните все до конца.
Синьмэй протянул руки к госпоже Ван:
— Зачем вы на себя наговариваете? Умоляю вас! Господин Ван, поверьте, между нами ничего такого не было. В сегодняшнем недоразумении виноват один я, сейчас я все объясню!
Госпожа Ван рассмеялась неестественным смехом:
— Значит, у тебя храбрости нет ни на столько (она
сделала соответствующий жест двумя пальцами)? Значит, ты совсем перетрусил? Нет, сегодня тебе не отвертеться! Ха-ха! А вы, господин ректор, чего влезаете не в свое дело? Ревнуете? Завидуете, что не вам досталось? Мы ведь сегодня обо всем говорим начистоту, не правда ли, господин ректор?
Чжао расширенными глазами посмотрел на сжавшегося в комок Гао Сунняня и, резко повернувшись, вышел. Ван тоже смотрел на ректора и не смог задержать Синьмэя. Вслед ему несся нервный смех госпожи Ван.
Фан еще не спал, когда к нему ворвался Чжао — весь красный, шатающийся, как пьяный. Не дожидаясь вопроса, он закричал:
— Хунцзянь, я должен немедленно уехать отсюда, я не могу здесь оставаться!
Перепуганный Фан подбежал, положил руку на плечо приятелю и стал расспрашивать, что случилось. Чжао рассказал. «Плохо дело!» — отметил про себя Фан, а вслух сказал:
— Так прямо сегодня и уезжать? Куда же?
Чжао ответил, что приятели из Чунцина уже не раз
звали его перебраться во временную столицу. Нынешнюю ночь он проведет в городке, а завтра утром тронется в путь. Понимая, что удерживать Синьмэя бесполезно, Фан с тяжелым чувством пошел помочь ему собрать вещи. Чжао сказал, что привезенные из Шанхая книги с собой не возьмет. Если они будут обременять Фана, он может подарить их библиотеке. Зимнюю одежду он тоже оставит здесь.
Когда багаж был уложен, Чжао вспомнил, что не написал заявления Гао Сунняню:
— Что же мне у него просить — отпуск или освобождение от должности? Пожалуй, лучше напишу «долгосрочный отпуск».
Положив заявление в конверт, он попросил Фана передать его ректору. Хунцзянь позвал коридорного вынести багаж, проводил приятеля до гостиницы и никак не решался уйти. Синьмэй грустно улыбнулся.
— Расставаться — так уж расставаться. На будущий год жду тебя в Чунцине. А сейчас иди домой спать. Да, еще: если в каникулы поедешь домой, забери с собой и Сунь — конечно, если ей захочется вернуться в Шанхай.
По дороге домой Фану казалось, что тьма вокруг
стоит кромешная. Коридорный поинтересовался, почему это господин Чжао так скоропалительно выехал. Фан сказал, что у него в семье кто-то заболел. Не мать ли? — продолжал допытываться коридорный. Фан вспомнил, что мать Чжао жива, и, не желая накликать на нее беду, ответил:
— Нет, дедушка.
На следующее утро Фан проснулся поздно. Он еще умывался, когда за ним прислали от ректора. Сперва он отправил с посыльным заявление Чжао, а через некоторое время и сам явился в дом ректора. Гао Суннянь постарался придать своему лицу серьезное, но благожелательно е выражение:
— Скажите, когда уехал Синьмэй? Он с вами о чем-нибудь говорил?
— Он сказал лишь, что уезжает, и сегодня на рассвете покинул городок.
— Мы думаем послать вас вдогонку, чтобы уговорить его вернуться.
— У него было твердое намерение уехать. Даже вам вряд ли удалось бы переубедить его.
— А вам известна причина его отъезда?
— Более или менее известна.
Ректор покраснел, как брошенный в кипяток рак.
— Тогда прошу вас хранить это в тайне. Разглашение было бы не в его интересах... и не в интересах университета.
Фан поклонился в знак согласия и вышел, презрительно присвистнув при этом. Это не укрылось от внимания Гао, особенно обостренного после вчерашних событий. Ректор не осквернил уст своих бранными словами, однако выражение его лица достаточно ясно говорило о том, что он подумал.
Каникулы продолжались и потому официального объявления об уходе Чжао в длительный отпуск сделано не было. Но коллеги, прослышав об этом, приставали с вопросами к Хунцзяню. Тот всем отвечал, что приятель получил срочную телеграмму о болезни кого-то из близких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Какое безобразие! Как вы посмели!
Ван Чухоу крепко ухватился за жену и, задыхаясь, интеллигентно бранил Синьмэя:
— Так вот оно что! Чжао Синьмэй, вы — бессовестная личность! Вы — недостойный тип! Вы — соблазнитель замужней женщины, и не смейте отпираться — я сам видел, как вы обнимались...
Здесь голос окончательно изменил ему. Синьмэй хотел было возразить, но сдержал себя. В это время госпожа Ван вырвалась из рук мужа и воскликнула необычно высоким голосом, стараясь скрыть свою дрожь:
— Может быть, поговорим в комнате? У меня ноги устали от долгого стояния!
С этими словами она дернула звонок. Все оторопели от неожиданности и покорно поплелись за ней внутрь
дома. Синьмэй, правда, тут же опомнился и попытался скрыться, но Гао Суннянь остановил его:
— Нет уж, извольте остаться, пока все и до конца не будет выяснено.
Войдя в гостиную, госпожа Ван опустилась в самое удобное кресло и велела служанке принести чаю. Мужчины остались на ногах. Ван, вздыхая, бегал из конца в конец комнаты, Чжао растерянно стоял с опущенной головой, а Гао, заложив руки за спину, делал вид, что рассматривает картины на стене. Когда служанка принесла чай, хозяйка грубо отослала ее спать, отпила глоток и медленно сказала:
— Ну, что вы хотели выяснить? Спрашивайте, а то уже поздно. Синьмэй, сколько сейчас времени? У меня нет при себе часов.
Синьмэй сделал вид, что не слышал вопроса. Гао Суннянь зло посмотрел на него и полез было за своими часами, но тут Ван подскочил к столу и хлопнул по нему кулаком — точь-в-точь судья старых времен, предварявший объявление приговора ударом особой дощечки по столу.
— Я запрещаю тебе разговаривать с этим господином! — зарычал он.— Говори правду: какие между вами отношения?
— Я что-то не могу припомнить. Синьмэй, какие между нами отношения?
Синьмэй вконец растерялся. Вне себя от гнева, Гао стал размахивать перед ним кулаками. Ван еще раз ударил по столу и закричал:
— Говори! Говори скорее! — Он украдкой погладил о бедро ушибленную ладонь.
— Ах, ты хочешь правды? Изволь. Только лучше бы ты не допытывался — ты же все видел, все понял. А от расспросов, кроме лишнего позора, ничего не будет.
Ван как бешеный бросился на жену, но был остановлен ректором:
— Успокойтесь, успокойтесь. Лучше выясните все до конца.
Синьмэй протянул руки к госпоже Ван:
— Зачем вы на себя наговариваете? Умоляю вас! Господин Ван, поверьте, между нами ничего такого не было. В сегодняшнем недоразумении виноват один я, сейчас я все объясню!
Госпожа Ван рассмеялась неестественным смехом:
— Значит, у тебя храбрости нет ни на столько (она
сделала соответствующий жест двумя пальцами)? Значит, ты совсем перетрусил? Нет, сегодня тебе не отвертеться! Ха-ха! А вы, господин ректор, чего влезаете не в свое дело? Ревнуете? Завидуете, что не вам досталось? Мы ведь сегодня обо всем говорим начистоту, не правда ли, господин ректор?
Чжао расширенными глазами посмотрел на сжавшегося в комок Гао Сунняня и, резко повернувшись, вышел. Ван тоже смотрел на ректора и не смог задержать Синьмэя. Вслед ему несся нервный смех госпожи Ван.
Фан еще не спал, когда к нему ворвался Чжао — весь красный, шатающийся, как пьяный. Не дожидаясь вопроса, он закричал:
— Хунцзянь, я должен немедленно уехать отсюда, я не могу здесь оставаться!
Перепуганный Фан подбежал, положил руку на плечо приятелю и стал расспрашивать, что случилось. Чжао рассказал. «Плохо дело!» — отметил про себя Фан, а вслух сказал:
— Так прямо сегодня и уезжать? Куда же?
Чжао ответил, что приятели из Чунцина уже не раз
звали его перебраться во временную столицу. Нынешнюю ночь он проведет в городке, а завтра утром тронется в путь. Понимая, что удерживать Синьмэя бесполезно, Фан с тяжелым чувством пошел помочь ему собрать вещи. Чжао сказал, что привезенные из Шанхая книги с собой не возьмет. Если они будут обременять Фана, он может подарить их библиотеке. Зимнюю одежду он тоже оставит здесь.
Когда багаж был уложен, Чжао вспомнил, что не написал заявления Гао Сунняню:
— Что же мне у него просить — отпуск или освобождение от должности? Пожалуй, лучше напишу «долгосрочный отпуск».
Положив заявление в конверт, он попросил Фана передать его ректору. Хунцзянь позвал коридорного вынести багаж, проводил приятеля до гостиницы и никак не решался уйти. Синьмэй грустно улыбнулся.
— Расставаться — так уж расставаться. На будущий год жду тебя в Чунцине. А сейчас иди домой спать. Да, еще: если в каникулы поедешь домой, забери с собой и Сунь — конечно, если ей захочется вернуться в Шанхай.
По дороге домой Фану казалось, что тьма вокруг
стоит кромешная. Коридорный поинтересовался, почему это господин Чжао так скоропалительно выехал. Фан сказал, что у него в семье кто-то заболел. Не мать ли? — продолжал допытываться коридорный. Фан вспомнил, что мать Чжао жива, и, не желая накликать на нее беду, ответил:
— Нет, дедушка.
На следующее утро Фан проснулся поздно. Он еще умывался, когда за ним прислали от ректора. Сперва он отправил с посыльным заявление Чжао, а через некоторое время и сам явился в дом ректора. Гао Суннянь постарался придать своему лицу серьезное, но благожелательно е выражение:
— Скажите, когда уехал Синьмэй? Он с вами о чем-нибудь говорил?
— Он сказал лишь, что уезжает, и сегодня на рассвете покинул городок.
— Мы думаем послать вас вдогонку, чтобы уговорить его вернуться.
— У него было твердое намерение уехать. Даже вам вряд ли удалось бы переубедить его.
— А вам известна причина его отъезда?
— Более или менее известна.
Ректор покраснел, как брошенный в кипяток рак.
— Тогда прошу вас хранить это в тайне. Разглашение было бы не в его интересах... и не в интересах университета.
Фан поклонился в знак согласия и вышел, презрительно присвистнув при этом. Это не укрылось от внимания Гао, особенно обостренного после вчерашних событий. Ректор не осквернил уст своих бранными словами, однако выражение его лица достаточно ясно говорило о том, что он подумал.
Каникулы продолжались и потому официального объявления об уходе Чжао в длительный отпуск сделано не было. Но коллеги, прослышав об этом, приставали с вопросами к Хунцзяню. Тот всем отвечал, что приятель получил срочную телеграмму о болезни кого-то из близких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112