Поскольку деньги придут на мое имя, поеду я, а Хунцзянь заберет с собой багаж и поможет мне.
— Я тоже хочу поехать с господином Чжао, мой
багаж уже прибыл,— нежным, но решительным голоском произнесла Сунь.
Ли Мэйтин пронзил Чжао взглядом, как рентгеновскими лучами:
— Значит, остаемся мы с господином Гу. Но сколько денег вы нам оставите, ведь все свои мы отдали в общую казну?
Гу извиняющимися глазами взглянул на Ли:
— Я, пожалуй, тоже поеду. Мой багаж пришел, а торчать здесь нет смысла.
Физиономия Ли Мэйтина запылала огнем:
— Вот как! Бросаете меня одного? Что ж, у меня нет слов. Это в пословице «сидящие в одной лодке должны помогать друг другу», а в жизни в трудную минуту каждый думает только о себе. А я вам вот что скажу: поезжайте в Цзиань, забирайте себе все деньги, Ли Мэйтин не пропадет. За те лекарства, что в моем сундуке, здесь, в глубинке, легко можно получить тысячу юаней. С такими деньгами я как-нибудь до Шанхая доберусь.
— Как вы могли подумать такое, господин Ли! — возмутился Чжао, а Гу проявил благородство:
— Я остаюсь с Мэйтином и жду его багажа.
— Так как же? Может быть, мне все-таки поехать одному? Я надеюсь, что господин Ли не подозревает меня в намерении присвоить общественные средства. Или мне оставить в залог свои вещи? — Чжао улыбнулся, стараясь смягчить резкость своих слов, но его улыбка выглядела неестественной, как будто ее приклеили к лицу плохим клейстером.
Ли замахал руками:
— Какая ерунда! Может, кто-то и мерит других людей подобной меркой, только не я! («Ну да, не ты!» — тут же подумал Фан.) Но план господина Чжао кажется мне непрактичным,— вы уж меня простите, я привык выражаться откровенно. Допустим, поедет он и получит деньги — а что делать дальше? Он же один не сможет решить, возвращаться ли назад или двигаться вперед. Мы все должны будем собраться и обсудить обстановку...
— Для этого достаточно решения большинства. Вот и пусть едут четверо! — не выдержал Фан. Но Гу и Чжао положили конец спору, сказав, что раз беда общая, надо и дальше держаться вместе.
Вернувшись после обеда в номер, Хунцзянь стал
упрекать приятеля в излишней уступчивости по отношению к Ли:
— Сколько же можно потрафлять ему! Руководитель иной раз должен и кулаком стукнуть.
— Очень любопытно было смотреть, как господа Фан и Ли встали друг против друга — пыхтят, глазами сверкают, один другого проглотить хочет,— усмехнулась Сунь.
— Нет уж, увольте! Такую дрянь глотать я не собираюсь — желудок можно испортить. К томучке я вроде бы и не пыхтел.
— Ну, как же! Изо рта у вас шел горячий пар, а из носа холодный,— продолжала ехидничать Сунь, в то время как Чжао за ее спиной вращал белками глаз и высовывал язык.
По дороге в Цзиань все пятеро то кляли автомобиль, неуклюжий и тихоходный, то высказывали вслух опасения по поводу возможной неудачи в Цзиани, а в душе рады были тащиться как можно медленнее, чтобы никогда не добраться до цели и не терять надежды. Доехав все-таки до гостиницы, они подсчитали оставшиеся деньги — было около пятнадцати юаней. «Ничего, скоро разбогатеем!» В гостинице им сказали, что из-за возможных налетов банк открывается с четырех вечера и сейчас должен еще работать. Они отправились в банк, выискивая по дороге харчевню поприличнее, поскольку давно уже не ели как следует.
Клерк подтвердил, что деньги действительно пришли еще несколько дней назад. Когда Синьмэй попросил кисть, чтобы заполнить бланк, Ли и Гу обступили его с двух сторон, словно боясь, что он разучился писать. Волосы из кисти давно уже вылезли, ее следовало макать не в тушь, а в мазь для ращения волос. Клерк сказал:
— Да, эта кисть уже давно не годится. Вы возьмите бланк и заполните дома — все равно вам надо будет найти учреждение, которое за вас поручится. Причем имейте в виду, что гостиница поручителем быть не может.
Они перепугались. Много слов было истрачено на то, чтобы объяснить клерку ситуацию: в здешних местах они впервые и никого не знают. Клерк посочувствовал им, но сказал, что не имеет права нарушить устав банка, и посоветовал не тратя времени отправляться на поиски. Путники осыпали проклятьями неожиданно возникшую
преграду, а когда проклятья иссякли, стлали успокаивать друг друга тем, что деньги все-таки пришли.
Утром Чжао и Ли пожевали полусырого арахиса, выпили по кружке вчерашнего чая и отправились на поиски каких-нибудь учебных заведений. В два часа оба вернулись измученные и расстроенные. Найти никого не удалось — все начальные и средние школы были вывезены в сельскую местность.
— Давайте пообедаем, вы небось тоже падаете от голода.
Обед моментально поднял общее настроение. Вдруг решили, что клерк в банке — человек приятный и что он намекал, кажется, на возможность получить перевод в крайнем случае без поручителя. Собрались пойти к нему вечером для конфиденциальных переговоров. Отправились все мужчины, а Сунь осталась в гостинице. Но вчерашний клерк успел уже забыть, кто они такие, а вспомнив, опять стал настаивать, чтобы они шли в департамент просвещения и оформили поручительство. По его сведениям, департамент не эвакуировался. Путники вернулись в гостиницу и, сберегая деньги, легли спать без ужина.
Голодный Хунцзянь спал плохо, с ощущением, что желудок и спина прилипли друг к другу, как стенки пустого портфеля. Только тут он понял, что французская поговорка «долог, как день без хлеба» не вполне точна: конечно, долог и день без хлеба, и ночь без сна, но нет ничего длиннее, чем ночь без сна и хлеба. Едва рассвело, проснулся Синьмэй. Он провел языком по губам и сказал:
— Одно расстройство, даже во сне ничего съедобного не увидел.
Оказалось, Чжао приснилось, как он пришел в ресторан шанхайского отеля «Континенталь» и заказал гамбургер с лимонным кексом, но официант все не шел, и он проснулся от голода.
— Уж лучше бы ты не рассказывал, а то еще больше есть хочется. Кстати, я участвовал в этом твоем заказе или ты все собирался съесть сам?
— Я не успел позвать тебя, к тому же мне ведь ничего не принесли. А ты сейчас не побрезговал бы и жареным Ли Мэйтином!
— На Ли Мэйтине почти нет мяса. Зато ты — беленький и пухленький. Если поджарить как следует, посолить, обмакнуть хлеб в сладкий соус...
Синьмэй расхохотался и тут же застонал:
— Нет, голодному смеяться нельзя. Живот еще больше сводит. До чего неприятная штука — голод! Как будто клыками грызет изнутри.
— Особенно неприятно, когда лежишь. Я лучше поднимусь, поброжу по улицам, подышу утренним воздухом, авось и про еду забуду.
— Ни в коем случае! От свежего воздуха только разыгрывается аппетит, сам себе хуже сделаешь. Я лучше сберегу силы для визита в департамент просвещения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Я тоже хочу поехать с господином Чжао, мой
багаж уже прибыл,— нежным, но решительным голоском произнесла Сунь.
Ли Мэйтин пронзил Чжао взглядом, как рентгеновскими лучами:
— Значит, остаемся мы с господином Гу. Но сколько денег вы нам оставите, ведь все свои мы отдали в общую казну?
Гу извиняющимися глазами взглянул на Ли:
— Я, пожалуй, тоже поеду. Мой багаж пришел, а торчать здесь нет смысла.
Физиономия Ли Мэйтина запылала огнем:
— Вот как! Бросаете меня одного? Что ж, у меня нет слов. Это в пословице «сидящие в одной лодке должны помогать друг другу», а в жизни в трудную минуту каждый думает только о себе. А я вам вот что скажу: поезжайте в Цзиань, забирайте себе все деньги, Ли Мэйтин не пропадет. За те лекарства, что в моем сундуке, здесь, в глубинке, легко можно получить тысячу юаней. С такими деньгами я как-нибудь до Шанхая доберусь.
— Как вы могли подумать такое, господин Ли! — возмутился Чжао, а Гу проявил благородство:
— Я остаюсь с Мэйтином и жду его багажа.
— Так как же? Может быть, мне все-таки поехать одному? Я надеюсь, что господин Ли не подозревает меня в намерении присвоить общественные средства. Или мне оставить в залог свои вещи? — Чжао улыбнулся, стараясь смягчить резкость своих слов, но его улыбка выглядела неестественной, как будто ее приклеили к лицу плохим клейстером.
Ли замахал руками:
— Какая ерунда! Может, кто-то и мерит других людей подобной меркой, только не я! («Ну да, не ты!» — тут же подумал Фан.) Но план господина Чжао кажется мне непрактичным,— вы уж меня простите, я привык выражаться откровенно. Допустим, поедет он и получит деньги — а что делать дальше? Он же один не сможет решить, возвращаться ли назад или двигаться вперед. Мы все должны будем собраться и обсудить обстановку...
— Для этого достаточно решения большинства. Вот и пусть едут четверо! — не выдержал Фан. Но Гу и Чжао положили конец спору, сказав, что раз беда общая, надо и дальше держаться вместе.
Вернувшись после обеда в номер, Хунцзянь стал
упрекать приятеля в излишней уступчивости по отношению к Ли:
— Сколько же можно потрафлять ему! Руководитель иной раз должен и кулаком стукнуть.
— Очень любопытно было смотреть, как господа Фан и Ли встали друг против друга — пыхтят, глазами сверкают, один другого проглотить хочет,— усмехнулась Сунь.
— Нет уж, увольте! Такую дрянь глотать я не собираюсь — желудок можно испортить. К томучке я вроде бы и не пыхтел.
— Ну, как же! Изо рта у вас шел горячий пар, а из носа холодный,— продолжала ехидничать Сунь, в то время как Чжао за ее спиной вращал белками глаз и высовывал язык.
По дороге в Цзиань все пятеро то кляли автомобиль, неуклюжий и тихоходный, то высказывали вслух опасения по поводу возможной неудачи в Цзиани, а в душе рады были тащиться как можно медленнее, чтобы никогда не добраться до цели и не терять надежды. Доехав все-таки до гостиницы, они подсчитали оставшиеся деньги — было около пятнадцати юаней. «Ничего, скоро разбогатеем!» В гостинице им сказали, что из-за возможных налетов банк открывается с четырех вечера и сейчас должен еще работать. Они отправились в банк, выискивая по дороге харчевню поприличнее, поскольку давно уже не ели как следует.
Клерк подтвердил, что деньги действительно пришли еще несколько дней назад. Когда Синьмэй попросил кисть, чтобы заполнить бланк, Ли и Гу обступили его с двух сторон, словно боясь, что он разучился писать. Волосы из кисти давно уже вылезли, ее следовало макать не в тушь, а в мазь для ращения волос. Клерк сказал:
— Да, эта кисть уже давно не годится. Вы возьмите бланк и заполните дома — все равно вам надо будет найти учреждение, которое за вас поручится. Причем имейте в виду, что гостиница поручителем быть не может.
Они перепугались. Много слов было истрачено на то, чтобы объяснить клерку ситуацию: в здешних местах они впервые и никого не знают. Клерк посочувствовал им, но сказал, что не имеет права нарушить устав банка, и посоветовал не тратя времени отправляться на поиски. Путники осыпали проклятьями неожиданно возникшую
преграду, а когда проклятья иссякли, стлали успокаивать друг друга тем, что деньги все-таки пришли.
Утром Чжао и Ли пожевали полусырого арахиса, выпили по кружке вчерашнего чая и отправились на поиски каких-нибудь учебных заведений. В два часа оба вернулись измученные и расстроенные. Найти никого не удалось — все начальные и средние школы были вывезены в сельскую местность.
— Давайте пообедаем, вы небось тоже падаете от голода.
Обед моментально поднял общее настроение. Вдруг решили, что клерк в банке — человек приятный и что он намекал, кажется, на возможность получить перевод в крайнем случае без поручителя. Собрались пойти к нему вечером для конфиденциальных переговоров. Отправились все мужчины, а Сунь осталась в гостинице. Но вчерашний клерк успел уже забыть, кто они такие, а вспомнив, опять стал настаивать, чтобы они шли в департамент просвещения и оформили поручительство. По его сведениям, департамент не эвакуировался. Путники вернулись в гостиницу и, сберегая деньги, легли спать без ужина.
Голодный Хунцзянь спал плохо, с ощущением, что желудок и спина прилипли друг к другу, как стенки пустого портфеля. Только тут он понял, что французская поговорка «долог, как день без хлеба» не вполне точна: конечно, долог и день без хлеба, и ночь без сна, но нет ничего длиннее, чем ночь без сна и хлеба. Едва рассвело, проснулся Синьмэй. Он провел языком по губам и сказал:
— Одно расстройство, даже во сне ничего съедобного не увидел.
Оказалось, Чжао приснилось, как он пришел в ресторан шанхайского отеля «Континенталь» и заказал гамбургер с лимонным кексом, но официант все не шел, и он проснулся от голода.
— Уж лучше бы ты не рассказывал, а то еще больше есть хочется. Кстати, я участвовал в этом твоем заказе или ты все собирался съесть сам?
— Я не успел позвать тебя, к тому же мне ведь ничего не принесли. А ты сейчас не побрезговал бы и жареным Ли Мэйтином!
— На Ли Мэйтине почти нет мяса. Зато ты — беленький и пухленький. Если поджарить как следует, посолить, обмакнуть хлеб в сладкий соус...
Синьмэй расхохотался и тут же застонал:
— Нет, голодному смеяться нельзя. Живот еще больше сводит. До чего неприятная штука — голод! Как будто клыками грызет изнутри.
— Особенно неприятно, когда лежишь. Я лучше поднимусь, поброжу по улицам, подышу утренним воздухом, авось и про еду забуду.
— Ни в коем случае! От свежего воздуха только разыгрывается аппетит, сам себе хуже сделаешь. Я лучше сберегу силы для визита в департамент просвещения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112