.. В трагедиях любовь обычно изображалась в возвышенно-романтическом духе, и Фань была убеждена, что до замужества ей должно пережить большое сердечное потрясение, Но тут же начинались сомнения. Она слышала, что чем богаче у женщины любовный опыт, тем легче она нравится мужчинам. Но известно было и то, что мужчины женятся только на девушках, сохранивших чистоту и непосредственность молодости. Как же ей поступить, если Чжао Синьмэй объяснится ей в любви?
Счастливая мысль пришла буквально накануне дня встречи: она даст понять, что ее страстно любили многие, но сама она оставалась холодна, так что это — ее первая любовь. Как раз в этот день продавщица в лавке спросила ее:
— Барышня, вы, верно, в университете учитесь?
Она тут же мысленно сбросила со своего возраста шесть или семь лет и помчалась домой словно на пружинах. Вернувшись, она, конечно, не удержалась и рассказала соседке о случившемся. Сунь в ответ заявила, что и сама приняла бы Фань за студентку, за что была награждена кокетливым упреком в неискренности.
Фань была немного близорука. Она не знала американской психологии и все же очков не носила. Правда, будучи еще студенткой, она пользовалась ими, когда нужно было списать что-либо с доски. Дело в том, что у нее не было приятелей студентов, у которых можно было бы позаимствовать конспекты, а студентки, имевшие таких приятелей, не желали одалживать другим результаты своих взаимных усилий. Ну, а записям студенток, что вели конспекты сами, без помощи дружков, Фань сама, будучи женщиной, не доверяла. Как все трудолюбивые, но следящие за своей внешностью девицы, она предпочитала тогда очки без оправы, с золотыми дужками. Ей казалось, что они не так резко выделяются на лице, почти сливаются с ним, как будто их вообще нет, тогда как очки с оправой сразу бросаются в глаза и неизбежно приносят их обладательнице титул синего чулка. Сейчас она надевала очки только в театре. Но сегодня, перед ужином, они понадобились ей, чтобы причесаться, тщательно заняться своей внешностью и, наконец, оценить в целом свое поясное отражение в большом зеркале. Она с сожалением отметила, что глазам недостает блеска, и приписала это бессоннице, вызванной предшествовавшим душевным подъемом. Может быть, попросить у госпожи Ван краску для ресниц и попробовать придать глазам туманно-мечтательное выражение? Заодно можно выслушать ее замечания по поводу туалета и, пока не поздно, принять меры. Сама будучи воспитательницей студенток, Фань смотрела на госпожу Ван как на «воспитательницу воспитательниц».
Едва пробило пять, она явилась к Ванам, сказав, что пришла помочь по хозяйству. Ван сказал, что гостей будет немного, еда уже заказана в лучшем ресторане города, так что помощь не нужна. Попутно он посетовал на то, что его домашний повар умер во время эвакуации, а теперешняя прислуга готовит так, что гостям подавать нельзя. Госпожа Ван усмехнулась:
— А ты ее не слушай, она пришла не помогать, а продемонстрировать свои таланты. Пусть Чжао Синьмэй знает, что она не только ученая и красивая, но и хорошая хозяйка.
Фань вслух попросила хозяйку не насмехаться над ней, а шепотом — оценить ее внешность. Той показалось, что Фань недостаточно подрумянена, и она повела ее в свою комнату. Вышла Фань ярко-красной, как индеец, выкрасившийся перед битвой в цвет победы. Затем она попросила у хозяйки краску для ресниц, причем стала уверять ее, что трахомой никогда не болела, так что инфекция исключена. Слышавший все эти разговоры Ван Чухоу безудержно смеялся, словно подтверждая иностранную поговорку: «где куры да утки, там и помет, где девушки, там и веселье».
Последней пришла младшая Лю. У нее было приятное открытое лицо и пышная фигура, затянутая в слишком узкое платье, морщившееся при каждом движении. Увидев, с кем хотят их познакомить, Чжао и Фан, разочарованные, готовы были смеяться над собой: они уже
много раз виделись, хотя и не разговаривали с этими девицами.
Фань сразу же мысленно описала вокруг себя и Чжао магический круг и вцепилась в собеседника так, что между ними и капля воды не просочилась бы. Синьмэй для начала пожаловался на отсутствие развлечений в здешнем городке, Фань охотно согласилась — ей тоже здесь скучно, не с кем поговорить. Синьмэй поинтересовался, как она проводит свободное время. За чтением пьес, ответила девушка, и в свою очередь полюбопытствовала, любит ли он читать.
— Мне очень нравятся нынешние пьесы на разговорном языке, но, к сожалению, я ни одной... гм... почти ни одной не видел.
Фань спросила, что он думает о Цао Юе. Чжао ответил наобум:
— Я полагаю, что он самый... самый великий драматург.
Фань от радости захлопала в ладоши:
— Господин Чжао, как я довольна, что мы сошлись во мнениях! А какая из его пьес вам нравится больше всего?
Чжао никак не предполагал, что после всех выпускных экзаменов ему придется держать еще и этот. Долголетняя практика в свое время выработала в нем умение давать мнимо глубокомысленные ответы, но сейчас он растерялся и пробормотал:
— Как ее... «Зима»... нет, «Лето»...
Заметив изумление на лице девушки, он перестал перебирать невпопад времена года. Фань так и застыла с раскрытым ртом, как пациент в кабинете дантиста. Как же можно будет жить с таким необразованным мужем! Впрочем, до свадьбы еще есть время, можно будет под натаскать его. Она постаралась шуткой смягчить свою первоначальную реакцию и прочла Чжао двухминутный курс современной китайской драматургии, добавив, что если он заинтересуется, может найти у нее все лучшие пьесы. Чжао поблагодарил, но девушка тут же изменила решение:
— Нет, свои экземпляры я дать не могу, лучше поищу для вас в другом месте. Многие книги подарены мне авторами.
Чжао поклялся, что вернет их в целости и сохранности, но Фань игриво возразила:
— Не в этом дело. Знаете, писатели бывают такими несносными, пишут на книгах бог знает что! Впрочем, вам можно дать прочесть.
Тут уж Чжао почувствовал себя обязанным настоять на своей просьбе.
Лю говорила мало, Фан, пришедший главным образом ради ужина, ограничился несколькими общими фразами, так что всю беседу пришлось вести госпоже Ван. Вдруг ее прервал супруг, вернувшийся из внутренних помещений и доложивший, что осмотр произведен.
— Что вы осматривали? — удивился Хунцзянь.
Ван усмехнулся:
— Видите ли, у меня сейчас две служанки. С горничной все в порядке, а вот с кухаркой не везет, то и дело меняем. Первая каждый день отпрашивалась ночевать домой, не успеем поужинать, она уже исчезла, даже не вымыв посуды. Взял другую. Прошло недели две — все тихо, даже домой ни разу не попросилась. Вдруг однажды в полночь раздается сильнейший стук в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Счастливая мысль пришла буквально накануне дня встречи: она даст понять, что ее страстно любили многие, но сама она оставалась холодна, так что это — ее первая любовь. Как раз в этот день продавщица в лавке спросила ее:
— Барышня, вы, верно, в университете учитесь?
Она тут же мысленно сбросила со своего возраста шесть или семь лет и помчалась домой словно на пружинах. Вернувшись, она, конечно, не удержалась и рассказала соседке о случившемся. Сунь в ответ заявила, что и сама приняла бы Фань за студентку, за что была награждена кокетливым упреком в неискренности.
Фань была немного близорука. Она не знала американской психологии и все же очков не носила. Правда, будучи еще студенткой, она пользовалась ими, когда нужно было списать что-либо с доски. Дело в том, что у нее не было приятелей студентов, у которых можно было бы позаимствовать конспекты, а студентки, имевшие таких приятелей, не желали одалживать другим результаты своих взаимных усилий. Ну, а записям студенток, что вели конспекты сами, без помощи дружков, Фань сама, будучи женщиной, не доверяла. Как все трудолюбивые, но следящие за своей внешностью девицы, она предпочитала тогда очки без оправы, с золотыми дужками. Ей казалось, что они не так резко выделяются на лице, почти сливаются с ним, как будто их вообще нет, тогда как очки с оправой сразу бросаются в глаза и неизбежно приносят их обладательнице титул синего чулка. Сейчас она надевала очки только в театре. Но сегодня, перед ужином, они понадобились ей, чтобы причесаться, тщательно заняться своей внешностью и, наконец, оценить в целом свое поясное отражение в большом зеркале. Она с сожалением отметила, что глазам недостает блеска, и приписала это бессоннице, вызванной предшествовавшим душевным подъемом. Может быть, попросить у госпожи Ван краску для ресниц и попробовать придать глазам туманно-мечтательное выражение? Заодно можно выслушать ее замечания по поводу туалета и, пока не поздно, принять меры. Сама будучи воспитательницей студенток, Фань смотрела на госпожу Ван как на «воспитательницу воспитательниц».
Едва пробило пять, она явилась к Ванам, сказав, что пришла помочь по хозяйству. Ван сказал, что гостей будет немного, еда уже заказана в лучшем ресторане города, так что помощь не нужна. Попутно он посетовал на то, что его домашний повар умер во время эвакуации, а теперешняя прислуга готовит так, что гостям подавать нельзя. Госпожа Ван усмехнулась:
— А ты ее не слушай, она пришла не помогать, а продемонстрировать свои таланты. Пусть Чжао Синьмэй знает, что она не только ученая и красивая, но и хорошая хозяйка.
Фань вслух попросила хозяйку не насмехаться над ней, а шепотом — оценить ее внешность. Той показалось, что Фань недостаточно подрумянена, и она повела ее в свою комнату. Вышла Фань ярко-красной, как индеец, выкрасившийся перед битвой в цвет победы. Затем она попросила у хозяйки краску для ресниц, причем стала уверять ее, что трахомой никогда не болела, так что инфекция исключена. Слышавший все эти разговоры Ван Чухоу безудержно смеялся, словно подтверждая иностранную поговорку: «где куры да утки, там и помет, где девушки, там и веселье».
Последней пришла младшая Лю. У нее было приятное открытое лицо и пышная фигура, затянутая в слишком узкое платье, морщившееся при каждом движении. Увидев, с кем хотят их познакомить, Чжао и Фан, разочарованные, готовы были смеяться над собой: они уже
много раз виделись, хотя и не разговаривали с этими девицами.
Фань сразу же мысленно описала вокруг себя и Чжао магический круг и вцепилась в собеседника так, что между ними и капля воды не просочилась бы. Синьмэй для начала пожаловался на отсутствие развлечений в здешнем городке, Фань охотно согласилась — ей тоже здесь скучно, не с кем поговорить. Синьмэй поинтересовался, как она проводит свободное время. За чтением пьес, ответила девушка, и в свою очередь полюбопытствовала, любит ли он читать.
— Мне очень нравятся нынешние пьесы на разговорном языке, но, к сожалению, я ни одной... гм... почти ни одной не видел.
Фань спросила, что он думает о Цао Юе. Чжао ответил наобум:
— Я полагаю, что он самый... самый великий драматург.
Фань от радости захлопала в ладоши:
— Господин Чжао, как я довольна, что мы сошлись во мнениях! А какая из его пьес вам нравится больше всего?
Чжао никак не предполагал, что после всех выпускных экзаменов ему придется держать еще и этот. Долголетняя практика в свое время выработала в нем умение давать мнимо глубокомысленные ответы, но сейчас он растерялся и пробормотал:
— Как ее... «Зима»... нет, «Лето»...
Заметив изумление на лице девушки, он перестал перебирать невпопад времена года. Фань так и застыла с раскрытым ртом, как пациент в кабинете дантиста. Как же можно будет жить с таким необразованным мужем! Впрочем, до свадьбы еще есть время, можно будет под натаскать его. Она постаралась шуткой смягчить свою первоначальную реакцию и прочла Чжао двухминутный курс современной китайской драматургии, добавив, что если он заинтересуется, может найти у нее все лучшие пьесы. Чжао поблагодарил, но девушка тут же изменила решение:
— Нет, свои экземпляры я дать не могу, лучше поищу для вас в другом месте. Многие книги подарены мне авторами.
Чжао поклялся, что вернет их в целости и сохранности, но Фань игриво возразила:
— Не в этом дело. Знаете, писатели бывают такими несносными, пишут на книгах бог знает что! Впрочем, вам можно дать прочесть.
Тут уж Чжао почувствовал себя обязанным настоять на своей просьбе.
Лю говорила мало, Фан, пришедший главным образом ради ужина, ограничился несколькими общими фразами, так что всю беседу пришлось вести госпоже Ван. Вдруг ее прервал супруг, вернувшийся из внутренних помещений и доложивший, что осмотр произведен.
— Что вы осматривали? — удивился Хунцзянь.
Ван усмехнулся:
— Видите ли, у меня сейчас две служанки. С горничной все в порядке, а вот с кухаркой не везет, то и дело меняем. Первая каждый день отпрашивалась ночевать домой, не успеем поужинать, она уже исчезла, даже не вымыв посуды. Взял другую. Прошло недели две — все тихо, даже домой ни разу не попросилась. Вдруг однажды в полночь раздается сильнейший стук в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112