.. Волосы девушки были не завиты, брови не выщипаны, рот не накрашен. Она явно не стремилась выйти за пределы отпущенного ей природой, как иные африканки, что изводят на себя массу пудры. А еще есть охотницы замазывать каждую оспинку толстым слоем крема... Короче говоря, эта девушка обладала естественностью — качеством редким в современном культурном обществе. В больших городах девушки сплошь да рядом либо изображают из себя зрелых женщин, либо начисто лишены женственности, этакие бесполые существа. А барышня Тан была по-женски соблазнительна и по-девичьи проста. Фан решил, что пришел не напрасно, и теперь старался произвести хорошее впечатление. Тан Сяофу обратилась к нему, как к «старшему коллеге», но он запротестовал:
— Нет, прошу вас! «Старший» звучит как «старый», и я начинаю чувствовать себя останками первобытного человека. Конечно, жаль, что я родился слишком рано и не могу быть вашим однокурсником, но напоминать о моих летах так жестоко!
— Вы уже придираетесь! Хорошо, больше не буду звать вас старшим.
Су подхватила реплику кузины:
— Что же, звать тебя просто Фаном, как на пароходе? Знаешь, Сяофу, если он не ценит вежливого обращения, не станем называть его никак.
Фан заметил также, что след улыбки остается на
лице девушки и после того, как она перестала смеяться. И след этот — отзвук умолкшей мелодии. Женщины умеют красиво улыбаться, но у многих улыбка — своего рода гимнастика для мускулов лица. Они командуют себе: «раз!» — и все лицо расплывается в улыбке, командуют «два!» — и она исчезает без следа. Лицо остается пустым, словно экран перед началом фильма. Нащупывая тему для разговора, Фан спросил девушку, на каком она факультете. Но Су не дала ей ответить:
— Пусть сам догадается!
Фан назвал филологический факультет — и ошибся; назвал педагогический, химический, физический факультеты— и снова не угадал. Наконец он воскликнул, подражая господину Чжану:
— Здравствуйте! Неужели математический? Это ужасно!
Тан Сяофу открыла секрет — всего-навсего политические науки. Тут снова вмешалась Су:
— Да, это действительно ужасно. Она же будет нашей правительницей!
— Женщины — прирожденные политики,— сказал Фан.— Они с рожденья знают, как выдавать ложь за правду, как наступать, делая вид, что отступаешь. Изучать политику — для них излишнее занятие, добавление узоров к разноцветной парче. В Европе мне довелось слушать некоего профессора Бергмана. Он говорил, что сильная сторона у мужчин — мышление и творчество, у женщин — общественная деятельность; поэтому мужчины должны передать свои социальные функции женщинам, а сами сидеть дома, размышлять, создавать новую науку и искусство. По-моему, он прав. Не женщинам надобно изучать политику, а нынешним политикам следует учиться у женщин. В теперешнем политическом спектакле все актеры играют не свои роли.
— Придумывать странные теории—твое любимое занятие,— сказала Су.
— Ваша кузина, барышня Тан, не понимает своей выгоды. Ее приглашают включиться в политическую жизнь, а она называет это «странной теорией». Посудите сами! Издревле говорили — научись поддерживать порядок в семье, а уж потом управляй страной и вселенной. А многие ли мужчины в состоянии поддерживать этот порядок? Большинство полагается в этом на женщин, а в оправдание заявляют, что истинный муж должен заниматься делами Поднебесной и не может снисходить до семейных мелочей. Как будто можно воздвигнуть крышу дома где-то в воздухе, без опор. Передача государственных и общественных дел женщинам может иметь много хороших последствий: например, уменьшится опасность войны. Наверное, усложнится дипломатия, будет больше секретов, но воевать женщины не склонны хотя бы в силу своих физиологических особенностей. Они менее способны к техническому мышлению, нежели мужчины, так что в войне будут использовать лишь самое несложное оружие, а то и просто вцепятся друг другу в волосы или начнут царапаться. Большого ущерба это не причинит. Уже сейчас не модно рожать детей, а если женщины займутся политикой, им будет совсем не до этого. Население сократится, и войны вообще могут стать ненужными.
Тан Сяофу догадалась, что Фан произнес эту речь с целью привлечь к себе ее внимание, и рассмеялась в душе. В то же время ей было лестно, что ее сочли достойной таких усилий, и она решила подыграть собеседнику:
— Не пойму, кого ругает господин Фан — политиков или женщин? В любом случае это нехорошо.
— Вот тебе раз! Человек, можно сказать, из кожи лез вон, чтобы сказать даме приятное, а его не только не оценили, но даже не поняли! Лучше бы совсем не раскрывал рта.
— Как не оценили? Я очень тронута тем, что вы, господин Фан, продемонстрировали передо мной блестящий ораторский дар. Если бы я училась математике, вы наверняка придумали бы другую теорию и стали бы доказывать, что женщины — природные вычислители.
— Может быть, правильнее будет сказать, что, если красавицы станут заниматься математикой, он перестанет испытывать отвращение к этой науке,— сказала Су.— А уж оправдать свое поведение он сумеет. До нашего совместного плавания я и не подозревала, что у господина Фана так-хорошо подвешен язык. Когда мы были студентами, он, помню, краснел при виде девушек. Да, чем ближе подходил к ним, тем краснее становился — глядеть на него было больно. Мы и прозвали
его «градусником»: его щеки реагировали на приближение девушек так же чутко, как столбик ртути — на изменение температуры. И вот пожалуйста — побывал за границей и стал таким циником! Уж не оттого ли, что проводил время с девицами вроде Бао!
— Ну, полно, зачем вспоминать старое. А вы, значит, тоже были хороши: ходили с серьезными лицами, а втихомолку перемывали всем косточки? Бессовестные!
Видя, как Фан смутился, Су простила ему кокетничанье с Тан Сяофу и рассмеялась:
— Смотрите-ка, разволновался! А сам в лицо льстит, за спиной же небось высмеивает.
— Вам обеим бояться нечего! Вы так всесторонне красивы, что не разберешь, где и спина. Точь-в-точь гора Лушань: откуда на нее ни посмотри — все виды ее знамениты.
— Спасибо за такой комплимент! Уход за лицом стоит женщинам и времени и денег. Страшно подумать, что было бы, стань каждая из нас восьмиликой Гуаньинь— Тан охотно высказывалась таким образом, поскольку в действительности почти не тратилась на косметику.
Су 'опять посмеялась над Фаном: его любезности явно не достигали цели. В это время вошел крупный мужчина лет тридцати с высокомерным выражением лица. Су воскликнула:
— А, вот и он! Будьте знакомы: Фан Хунцзянь, Чжао Синьмэй.
Чжао пожал руку Фана и окинул его мимолетным, пренебрежительным взглядом, будто Фан был страницей из детской книжки, которую легко прочесть в одно мгновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Нет, прошу вас! «Старший» звучит как «старый», и я начинаю чувствовать себя останками первобытного человека. Конечно, жаль, что я родился слишком рано и не могу быть вашим однокурсником, но напоминать о моих летах так жестоко!
— Вы уже придираетесь! Хорошо, больше не буду звать вас старшим.
Су подхватила реплику кузины:
— Что же, звать тебя просто Фаном, как на пароходе? Знаешь, Сяофу, если он не ценит вежливого обращения, не станем называть его никак.
Фан заметил также, что след улыбки остается на
лице девушки и после того, как она перестала смеяться. И след этот — отзвук умолкшей мелодии. Женщины умеют красиво улыбаться, но у многих улыбка — своего рода гимнастика для мускулов лица. Они командуют себе: «раз!» — и все лицо расплывается в улыбке, командуют «два!» — и она исчезает без следа. Лицо остается пустым, словно экран перед началом фильма. Нащупывая тему для разговора, Фан спросил девушку, на каком она факультете. Но Су не дала ей ответить:
— Пусть сам догадается!
Фан назвал филологический факультет — и ошибся; назвал педагогический, химический, физический факультеты— и снова не угадал. Наконец он воскликнул, подражая господину Чжану:
— Здравствуйте! Неужели математический? Это ужасно!
Тан Сяофу открыла секрет — всего-навсего политические науки. Тут снова вмешалась Су:
— Да, это действительно ужасно. Она же будет нашей правительницей!
— Женщины — прирожденные политики,— сказал Фан.— Они с рожденья знают, как выдавать ложь за правду, как наступать, делая вид, что отступаешь. Изучать политику — для них излишнее занятие, добавление узоров к разноцветной парче. В Европе мне довелось слушать некоего профессора Бергмана. Он говорил, что сильная сторона у мужчин — мышление и творчество, у женщин — общественная деятельность; поэтому мужчины должны передать свои социальные функции женщинам, а сами сидеть дома, размышлять, создавать новую науку и искусство. По-моему, он прав. Не женщинам надобно изучать политику, а нынешним политикам следует учиться у женщин. В теперешнем политическом спектакле все актеры играют не свои роли.
— Придумывать странные теории—твое любимое занятие,— сказала Су.
— Ваша кузина, барышня Тан, не понимает своей выгоды. Ее приглашают включиться в политическую жизнь, а она называет это «странной теорией». Посудите сами! Издревле говорили — научись поддерживать порядок в семье, а уж потом управляй страной и вселенной. А многие ли мужчины в состоянии поддерживать этот порядок? Большинство полагается в этом на женщин, а в оправдание заявляют, что истинный муж должен заниматься делами Поднебесной и не может снисходить до семейных мелочей. Как будто можно воздвигнуть крышу дома где-то в воздухе, без опор. Передача государственных и общественных дел женщинам может иметь много хороших последствий: например, уменьшится опасность войны. Наверное, усложнится дипломатия, будет больше секретов, но воевать женщины не склонны хотя бы в силу своих физиологических особенностей. Они менее способны к техническому мышлению, нежели мужчины, так что в войне будут использовать лишь самое несложное оружие, а то и просто вцепятся друг другу в волосы или начнут царапаться. Большого ущерба это не причинит. Уже сейчас не модно рожать детей, а если женщины займутся политикой, им будет совсем не до этого. Население сократится, и войны вообще могут стать ненужными.
Тан Сяофу догадалась, что Фан произнес эту речь с целью привлечь к себе ее внимание, и рассмеялась в душе. В то же время ей было лестно, что ее сочли достойной таких усилий, и она решила подыграть собеседнику:
— Не пойму, кого ругает господин Фан — политиков или женщин? В любом случае это нехорошо.
— Вот тебе раз! Человек, можно сказать, из кожи лез вон, чтобы сказать даме приятное, а его не только не оценили, но даже не поняли! Лучше бы совсем не раскрывал рта.
— Как не оценили? Я очень тронута тем, что вы, господин Фан, продемонстрировали передо мной блестящий ораторский дар. Если бы я училась математике, вы наверняка придумали бы другую теорию и стали бы доказывать, что женщины — природные вычислители.
— Может быть, правильнее будет сказать, что, если красавицы станут заниматься математикой, он перестанет испытывать отвращение к этой науке,— сказала Су.— А уж оправдать свое поведение он сумеет. До нашего совместного плавания я и не подозревала, что у господина Фана так-хорошо подвешен язык. Когда мы были студентами, он, помню, краснел при виде девушек. Да, чем ближе подходил к ним, тем краснее становился — глядеть на него было больно. Мы и прозвали
его «градусником»: его щеки реагировали на приближение девушек так же чутко, как столбик ртути — на изменение температуры. И вот пожалуйста — побывал за границей и стал таким циником! Уж не оттого ли, что проводил время с девицами вроде Бао!
— Ну, полно, зачем вспоминать старое. А вы, значит, тоже были хороши: ходили с серьезными лицами, а втихомолку перемывали всем косточки? Бессовестные!
Видя, как Фан смутился, Су простила ему кокетничанье с Тан Сяофу и рассмеялась:
— Смотрите-ка, разволновался! А сам в лицо льстит, за спиной же небось высмеивает.
— Вам обеим бояться нечего! Вы так всесторонне красивы, что не разберешь, где и спина. Точь-в-точь гора Лушань: откуда на нее ни посмотри — все виды ее знамениты.
— Спасибо за такой комплимент! Уход за лицом стоит женщинам и времени и денег. Страшно подумать, что было бы, стань каждая из нас восьмиликой Гуаньинь— Тан охотно высказывалась таким образом, поскольку в действительности почти не тратилась на косметику.
Су 'опять посмеялась над Фаном: его любезности явно не достигали цели. В это время вошел крупный мужчина лет тридцати с высокомерным выражением лица. Су воскликнула:
— А, вот и он! Будьте знакомы: Фан Хунцзянь, Чжао Синьмэй.
Чжао пожал руку Фана и окинул его мимолетным, пренебрежительным взглядом, будто Фан был страницей из детской книжки, которую легко прочесть в одно мгновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112