упомянув о предстоящем отъезде зятя на новую работу, он рассчитывал перевести разговор на его отца и сказать: «После возвращения из Европы ты не так уж часто видишься с родителями, а теперь уезжаешь далеко и надолго. Наверное, тебе лучше пожить месяц-другой у них, поухаживать за стариками. Мы с женой рады, что ты живешь у нас, и Сяочэну жалко с тобой расставаться, но если я буду удерживать тебя и мешать тебе выполнять сыновний долг, твои родители предъявят мне претензии». Тут следовало бы расхохотаться, хлопнуть Фана по плечу, руке или спине — в зависимости от того, до какой из годных для этой цели частей его тела легче дотянуться. «Конечно, ты будешь часто бывать у нас, иначе я тебя не отпущу!»
Самому Чжоу казалось, что план разговора он построил искусно, проявив умение «толкать лодку по течению», как любит выражаться заведующий канцелярией Ван, сам большой мастер писать деловые письма по щекотливым вопросам. Но беседа их с самого начала пошла не так, как была задумана, он растерялся, допустил несколько оплошностей... А физиономия у этого паршивца Хунцзяня кулака так и просит. Ему дают возможность уйти с достоинством, так нет, лезет на рожон. Такой неблагодарный, недаром жена его невзлюбила! Чжоу откашлялся, как бы очищая гортань от застрявшего в ней непроизнесенного финала его речи. Напрасно он потратил столько денег на Хунцзяня, вряд ли из него выйдет что-нибудь путное. Жена рассказывала, что недавно она просила погадать на Хунцзяня; линия судьбы у него оказалась очень «твердая», неблагоприятная для брака — оттого-то Шуин и умерла перед свадьбой. А сейчас он пошел «по персиковой дорожке», стал увлекаться девицами. Надо предупредить его, как бы беды не стряслось. Но сегодня получилось не совсем ловко — взял да и прогнал человека... А все жена с ее хворями и капризами. Чжоу вздохнул и, отмахнувшись от неприятных дум, углубился в служебную корреспонденцию.
Фан вышел из банка, ни минуты не задерживаясь, чтобы сослуживцы не заметили его лица, залитого краской стыда и гнева. В душе он клял госпожу Чжоу, считая ее виновницей этой новой неприятности. Впрочем, управляющий тоже хорош — во всем слушается бабы! И все-таки, чего ради старуха подняла эту бурю в стакане воды, ведь Фан вроде бы ничем ее не обидел! Но стоит ли доискиваться до причин? Раз они хотят, чтобы он ушел — он уйдет без сожаления, не сводя никаких счетов. А он еще собирался подольститься к старухе, искал ей какого-нибудь лакомства. Вообще-то она стала хуже относиться к нему с тех пор, как узнала о существовании Су. Да и Сяочэн ему досаждает, все норовит спихнуть на него все школьные задания и злится, если Фан возражает. Противный мальчишка, любит совать нос в его дела; хорошо, что он, Фан, осторожен, и ни одно письмо не попало в руки этому чертенку. Конечно, старуха что-то заподозрила утром, когда приезжал рикша от Танов, но почему она так взбеленилась? Странно. Ну пусть! Пусть судьба доконает его. Вчера его бросила любимая девушка, сегодня его прогнали из дома; за любовной неудачей пришла безработица... Правду говорят, что все невзгоды приходят сразу, так пусть приходят все, сколько есть! В доме Чжоу он не останется ни на один день, родители пока приютят его, а там будет видно. Значит, придется плестись, как побитый пес, поджав хвост, в старую конуру. Как же он признается домашним, что его прогнали? Ничего путного придумать не удавалось — голова за эти дни стала тяжелой, временами в ней что-то глухо ухало, будто ватными палочками били по матерчатому барабану. Отец с матерью не поймут, почему он вернулся в тесную квартиру, к более скудному столу. Правда, они еще не знают о телеграмме из университета — быть может, на радостях не станут особенно допытываться?
Больше думать не хотелось. Он решил, что расскажет родителям о приятной новости, а об остальном упомянет вскользь. В дом Чжоу он вернется поздно, чтобы избежать встречи с хозяевами, соберет свои три чемодана и рано утром уйдет, оставив прощальное письмо. Таким образом он избавит и себя, и Чжоу от неприятных сцен. Задерживаться у родителей тоже не стоит: как только университет переведет деньги, он найдет попутчиков и отправится в дорогу. Пока же можно будет пожить на свободе в свое удовольствие. Почему-то эта мысль потянула за собой воспоминание о Тан, сердце кольнуло острой, но мимолетной болью.
Фан появился в родительском доме в пятом часу. При виде его старая служанка закричала:
— Хозяйка! Молодой господин пришел, можно не посылать за ним!
Мать Фана сидела возле стола с Асюном на руках и кормила его молочной смесью, рядом стоял и чего-то канючил Ачоу. Служанка стала уговаривать его не плакать, поздороваться с дядей, тогда дядя даст конфетку. Малыш умолк было, бросил взгляд на Фана, но, решив, что конфетки от дяди, видимо, не дождешься, опять стал приставать к бабушке. Трехлетний Ачоу был сыном Пэнту, брата Хунцзяня. Он появился на свет смешным и некрасивым, как все новорожденные. Не имевший еще опыта отцовства, Пэнту при виде этого комочка мяса вовсе не испытал гордости творца за свое творение; со всех ног бросился он в кабинет к своему отцу с криком: «Какой-то уродец родился!» Главе рода Фан Дуньчжаю давно уже хотелось иметь внука. Он только что гадал по «Книге перемен»: выпала гексаграмма «сяо чу», среди пояснений к которой он прочел: «плотные тучи — и нет дождя», «муж и жена отворачивают взгляды», «от кровопролития уходи, из опасности выходи». Старик приуныл, решив, что слова эти предвещают трудные роды или мертвого ребенка. Он хотел было погадать вторично, но тут ворвался Пэнту со своим глупым криком. Дуньчжай вскочил от неожиданности:
— Что ты городишь? Роды закончились?
Пэнту понял, что выходкой своей рассердил отца, и ответил, как подобает сыну:
— Родился мальчик, мать и ребенок чувствуют себя хорошо.
Еле скрывая радость, Дуньчжай сказал наставительно:
— Ты уже отец, а говоришь бог весть что. Как же ты будешь воспитывать сына?
— Очень уж он некрасивый,— стал оправдываться Пэнту.— Папа, придумай ему имя.
— Если некрасивый, пусть зовется Ачоу 2.— Тут старый Фан вспомнил: у Сюнь-цзы в главе «Фэй сян» говорится о том, что у всех великих мудрецов древности была странная и отталкивающая внешность. Поэтому он дал внуку официальное имя Фэйсян.
Старая госпожа Фан, не разбиравшаяся в трактатах, была недовольна домашним именем внука.
— Зачем это вы Уродцем его назвали? Все младенцы рождаются одинаковыми. Сменили бы лучше имя!
— Ничего вы не понимаете! Вот был бы дома Хунцзянь, он бы согласился со мной! — заявил старый эрудит. Он принес из кабинета книгу и велел Пэнту пересказать матери, что в ней написано. А говорилось в ней вот о чем: дабы уберечь детей от злых духов, им часто дают «низменные» домашние имена — Собачка, Барашек, Лошадка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Самому Чжоу казалось, что план разговора он построил искусно, проявив умение «толкать лодку по течению», как любит выражаться заведующий канцелярией Ван, сам большой мастер писать деловые письма по щекотливым вопросам. Но беседа их с самого начала пошла не так, как была задумана, он растерялся, допустил несколько оплошностей... А физиономия у этого паршивца Хунцзяня кулака так и просит. Ему дают возможность уйти с достоинством, так нет, лезет на рожон. Такой неблагодарный, недаром жена его невзлюбила! Чжоу откашлялся, как бы очищая гортань от застрявшего в ней непроизнесенного финала его речи. Напрасно он потратил столько денег на Хунцзяня, вряд ли из него выйдет что-нибудь путное. Жена рассказывала, что недавно она просила погадать на Хунцзяня; линия судьбы у него оказалась очень «твердая», неблагоприятная для брака — оттого-то Шуин и умерла перед свадьбой. А сейчас он пошел «по персиковой дорожке», стал увлекаться девицами. Надо предупредить его, как бы беды не стряслось. Но сегодня получилось не совсем ловко — взял да и прогнал человека... А все жена с ее хворями и капризами. Чжоу вздохнул и, отмахнувшись от неприятных дум, углубился в служебную корреспонденцию.
Фан вышел из банка, ни минуты не задерживаясь, чтобы сослуживцы не заметили его лица, залитого краской стыда и гнева. В душе он клял госпожу Чжоу, считая ее виновницей этой новой неприятности. Впрочем, управляющий тоже хорош — во всем слушается бабы! И все-таки, чего ради старуха подняла эту бурю в стакане воды, ведь Фан вроде бы ничем ее не обидел! Но стоит ли доискиваться до причин? Раз они хотят, чтобы он ушел — он уйдет без сожаления, не сводя никаких счетов. А он еще собирался подольститься к старухе, искал ей какого-нибудь лакомства. Вообще-то она стала хуже относиться к нему с тех пор, как узнала о существовании Су. Да и Сяочэн ему досаждает, все норовит спихнуть на него все школьные задания и злится, если Фан возражает. Противный мальчишка, любит совать нос в его дела; хорошо, что он, Фан, осторожен, и ни одно письмо не попало в руки этому чертенку. Конечно, старуха что-то заподозрила утром, когда приезжал рикша от Танов, но почему она так взбеленилась? Странно. Ну пусть! Пусть судьба доконает его. Вчера его бросила любимая девушка, сегодня его прогнали из дома; за любовной неудачей пришла безработица... Правду говорят, что все невзгоды приходят сразу, так пусть приходят все, сколько есть! В доме Чжоу он не останется ни на один день, родители пока приютят его, а там будет видно. Значит, придется плестись, как побитый пес, поджав хвост, в старую конуру. Как же он признается домашним, что его прогнали? Ничего путного придумать не удавалось — голова за эти дни стала тяжелой, временами в ней что-то глухо ухало, будто ватными палочками били по матерчатому барабану. Отец с матерью не поймут, почему он вернулся в тесную квартиру, к более скудному столу. Правда, они еще не знают о телеграмме из университета — быть может, на радостях не станут особенно допытываться?
Больше думать не хотелось. Он решил, что расскажет родителям о приятной новости, а об остальном упомянет вскользь. В дом Чжоу он вернется поздно, чтобы избежать встречи с хозяевами, соберет свои три чемодана и рано утром уйдет, оставив прощальное письмо. Таким образом он избавит и себя, и Чжоу от неприятных сцен. Задерживаться у родителей тоже не стоит: как только университет переведет деньги, он найдет попутчиков и отправится в дорогу. Пока же можно будет пожить на свободе в свое удовольствие. Почему-то эта мысль потянула за собой воспоминание о Тан, сердце кольнуло острой, но мимолетной болью.
Фан появился в родительском доме в пятом часу. При виде его старая служанка закричала:
— Хозяйка! Молодой господин пришел, можно не посылать за ним!
Мать Фана сидела возле стола с Асюном на руках и кормила его молочной смесью, рядом стоял и чего-то канючил Ачоу. Служанка стала уговаривать его не плакать, поздороваться с дядей, тогда дядя даст конфетку. Малыш умолк было, бросил взгляд на Фана, но, решив, что конфетки от дяди, видимо, не дождешься, опять стал приставать к бабушке. Трехлетний Ачоу был сыном Пэнту, брата Хунцзяня. Он появился на свет смешным и некрасивым, как все новорожденные. Не имевший еще опыта отцовства, Пэнту при виде этого комочка мяса вовсе не испытал гордости творца за свое творение; со всех ног бросился он в кабинет к своему отцу с криком: «Какой-то уродец родился!» Главе рода Фан Дуньчжаю давно уже хотелось иметь внука. Он только что гадал по «Книге перемен»: выпала гексаграмма «сяо чу», среди пояснений к которой он прочел: «плотные тучи — и нет дождя», «муж и жена отворачивают взгляды», «от кровопролития уходи, из опасности выходи». Старик приуныл, решив, что слова эти предвещают трудные роды или мертвого ребенка. Он хотел было погадать вторично, но тут ворвался Пэнту со своим глупым криком. Дуньчжай вскочил от неожиданности:
— Что ты городишь? Роды закончились?
Пэнту понял, что выходкой своей рассердил отца, и ответил, как подобает сыну:
— Родился мальчик, мать и ребенок чувствуют себя хорошо.
Еле скрывая радость, Дуньчжай сказал наставительно:
— Ты уже отец, а говоришь бог весть что. Как же ты будешь воспитывать сына?
— Очень уж он некрасивый,— стал оправдываться Пэнту.— Папа, придумай ему имя.
— Если некрасивый, пусть зовется Ачоу 2.— Тут старый Фан вспомнил: у Сюнь-цзы в главе «Фэй сян» говорится о том, что у всех великих мудрецов древности была странная и отталкивающая внешность. Поэтому он дал внуку официальное имя Фэйсян.
Старая госпожа Фан, не разбиравшаяся в трактатах, была недовольна домашним именем внука.
— Зачем это вы Уродцем его назвали? Все младенцы рождаются одинаковыми. Сменили бы лучше имя!
— Ничего вы не понимаете! Вот был бы дома Хунцзянь, он бы согласился со мной! — заявил старый эрудит. Он принес из кабинета книгу и велел Пэнту пересказать матери, что в ней написано. А говорилось в ней вот о чем: дабы уберечь детей от злых духов, им часто дают «низменные» домашние имена — Собачка, Барашек, Лошадка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112