ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

.. Тут он и себя не пощадил заодно!.. Словно пелена с глаз упала, едва вспомнились обстоятельства той фантастической первомайской сходки в домике со ставнями – почти против воли о.Матвея, испугавшегося было именно ее зловещей сверхсекретности, но, значит, слишком назрела к тому времени его потребность в любом чуде, если сдался под конец на гарантийные Никаноровы уверенья, что приглашаемые делегаты света и тьмы, как он туманно выразился, вообще далеки от земной политики. Подслушанная снизу, сугубо богословского характера беседа их у Дуни в мезонинчике полностью сняла опасенья старо-федосеевского батюшки, тем более что незадолго перед тем на Вадимовом деле выявились богатейшие связи одного профессора в наивысших сферах. И сразу в прозревающей памяти стали каскадно проступать сопроводительные подробности его царственного обещанья еще в текущем году устроить родителям встречу с находящимся в неволе первенцем... прежде всего коленопреклоненная перед корифеем благодарная мать и его ласкательно отстраняющий жест, когда ринулась было прильнуть губами к его руке, после чего всеобщее просветленье наступило в домике со ставнями, потому что поверилось вдруг, что и он наконец-то перековался на Христову добродетель при виде страданий людских... И затем, помнится, началась вовсе неприличная, с показным перехлестом льстивая перед ним хлопотня – в пику небесам, премного провинившимся перед лоскутовским семейством... Примененный Никанором прием ошеломления, по действию своему, превзошел, однако, наихудшие ожидания. Не было плачевных восклицаний перед образами в углу, ни воплей похоронных с обмираньями на различные сроки, но и самое дыханье пресеклось на неопределенное время, как бывает, когда леденящий ужас притупляет самую горесть потери. Да и не успел никто, ибо сразу по произнесении нечистого имени как бы молния просверкнула среди них, и потом все сидели без единого стенания с черными лицами и обугленными душами. И без того некрупного телосложения, о.Матвей чуть не вдвое уменьшился в габаритах, у попадьи же и челюсть набекрень съехала со страха, хоть подвязывай. Лишь один Егор при намертво стиснутых зубах кривился в презрительной усмешке на всемогущего господина из преисподней, тоже вслед за комиссарами не устоявшего перед соблазном садануть перстом под ребро старо-федосеевского лишенца.
Две ночи сряду маялись без сна на полу нетопленого аблаевского помещения, пока проветривалось по соседству оскверненное жилье. Сквозь тонкие перегородки слышно было, как по смежным, настежь распахнутым комнатам посвистывают простудные сквозняки, гуляют-вылизывают, шурстят палым листом. По нехватке иного пристанища, да еще на зиму глядя, приходилось заново обживать получужие теперь, с оторванными кой-где обоями охолодавшие стены. С отчаяньем бездомности мыли и скоблили домашнюю утварь, которой хоть взором мог коснуться лютый гость, притом почему-то обходились без таких издревле проверенных очистительных средств, как освященная крещенская вода или натуральный смирнский ладан, в запасце сохраняемый о.Матвеем для понимающих клиентов, как будто керосиновая тряпка надежней изгоняет из щелей угнездившуюся нечисть. Значит, важнее было практически снять с себя томленье несмываемого греха... Но тут о.Матвею весьма пригодилась одна, безотказного действия, как отмычка, и в минутку слабости изобретенная им теория о неминуемости всего сущего именно в том виде, как оно есть – однако не в силу чьего-то, в небесах, волевого предопределения, а просто нечто совершившееся осуществилось в данном виде под воздействием бессчетного количества образующих причин, другими словами, люди оттого и грешат, что по природе своей не могут иначе, да и приложимо ли само понятие греховности к поведению диавола, например, который по своему штатному положению как отец зла и не обязан считаться с моралью противоположного профиля. В конце концов о.Матвей никому с услугами не набивался, ничего внаем не сдавал и даже имел все основания гордиться, что не какое-то там именитое созвездие, а его скромная нора оказалась предназначенной под столь авторитетную встречу, и, конечно, никто на его месте тоже не посмел бы отказать в гостеприимстве одному из ее участников без риска сорвать вселенского масштаба мероприятие, по всем признакам запланированное в веках.
Посредством неточной и блудливой философии этой о.Матвей пытался, подобно молодому Шамину, заслониться от раздумий о нынешнем Вадиме – в какой именно ипостаси припожаловал он к ним в Старо-Федосеево: призрак ли, подставная ли кукла с человечьим пищиком в гортани для односложных звуков согласия или сопротивления, просто двойник, наконец, выращенный на питательном настое братской могилы. Самая страшная, четвертая версия представлялась маловероятной не только по соображениям давности самого происшествия. Липучие на всякую падаль осенние мухи, к примеру сказать, не льнули к очевидному лакомству, а как-то суеверно шарахались от него, попадая в зону соприкосновенья. Тем не менее налицо были как раз утвердительные признаки гипотезы вроде водянистой припухлости и общего серо-зеленого колера, словно до костей пропитался тундровой жижей. Вдобавок при некоторых поворотах что-то подозрительно булькало и вроде переливалось внутри Вадима. На высказанное матушкой робкое недоуменье, – какая именно жидкость могла столь громко бултыхаться в человеке, – Егор намекнул в утвердительном смысле, что земля, как и вода, содержит газы, и это были пузыри земли, чем выдал одновременно и прозорливость свою, и начитанность. И действительно, зачем было иначе приезжему сердито отбиваться от участившихся было материнских объятий, как не для сокрытия физиологических улик происходившего в нем тогда процесса... или сторониться чарки, наваристых щей, жаркой лежанки и вообще огня печного, которые слаже жизни пришедшему с непогоды бродяге? Также бросалось в глаза, что время от времени сынок, словно пружинный завод кончался, так и клонился если не прилечь, то привалиться к дверному косяку для отдохновенья. Понятно было, что без расписки с обязательством молчания его и не отпустили бы из лагеря, вследствие чего, пока гостил на дому, Вадим ни разу на судьбу свою не пожаловался, да и вообще десятка словечек толком не обронил, причем с заиканием и в сущности ни о чем... вернее сразу умолкал по произнесении начальных слогов, восполняемых затем движеньем лица, подсобным жестом, достаточно выразительным, впрочем, на фоне зияющей паузы. Будучи неразговорчивей евангельского Лазаря, тоже отпущенного из могилы, Вадим, кроме того, успевший попривыкнуть к вечной темноте, болезненно жмурился на свету, заслоняясь ладонью чуть ли не от горящей спички.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206