Все еще не сомневалась относительно возможностей пускай оскользнувшегося ангела... Кстати, ей еще не доводилось задумываться насчет конституциональной разности их существований – по самой легкости пограничного, в обе стороны, перехода. Но вот буквально в расстоянье шага вставала между ними сплошная, без калиток и щелей, всегда мучившая людское воображенье иррациональная стена, нередко отрицаемая мыслителями из боязни утратить рассудок или репутацию. До какой-то степени весь сделанный из нее самой ангел, вернее из ее энергии, становился недосягаемым для ее упреков или неприязни. По самохранительному инстинкту, что и у той, в Сокольниках, полгода назад, Дуня тоже решилась расспрашивать несчастного о характере постигшего его виденья. И если жуткая беспредметность случившегося убедила тогда Юлию в некой иномерности ее спутника, то здесь самый масштаб дымковского потрясения, видимо, подхлеснутого манией облавы, свидетельствовал, что уже на исходе его волшебный дар. Предстояло срочно выяснить, полностью ли иссякло, хватит ли у него чуда на завтрашнее выступленье, без чего рушился весь план спасительной операции?
Не сразу удалось пробиться в помраченное сознание лежавшего, лишь настойчивые повторные вопросы заставили его повернуться на спину. За неполную минуту обморока осунувшийся и чуть почернелый, он безразлично взирал на протянутую к его лицу целительную руку. То не была, по счастью, нередкая при поражении молнией слепота, а просто взвихренная пыль события все еще застилала ему поле зрения.
– Лежите, лежите, бедный вы мой, продолговатый ребенок... – с непостижимой болью для самой себя, не разжимая губ, сказала Дуня и одним качаньем головы выразила горькое удивленье в адрес тех, кто, забросив его сюда, покинул в пустыне бессмертия, под которым разумелось самое лютое из одиночеств. – Лежите же, все хорошо... Да я и в мыслях-то не допускаю, чтоб это порвалось, как нитка. Считается даже признаком роста, когда артист в такой степени собою недоволен, потому что только из отчаянья черпаются новые силы... И все же не надо поддаваться упадочным настроеньям. Оно непременно вернется, тем не менее нельзя ждать, пока оно вернется само! – и всю себя вложила в интонацию уверенности, что такое и не может иссякнуть бесследно. – Хоть что-нибудь, вы же чувствуете... теплится же немножко на донышке, правда?
– Да, оно возвращается иногда... Но уже так редко и ненадолго, что и заметить почти не успеваю! – приподымаясь на локтях и с надеждой во взоре, подтвердил Дымков.
Еще в прошлую пятницу, при возвращенье под начинавшимся дождем все существо его настолько воспротивилось необходимости отправляться в обход непросыхающей лужи посреди поселка, за обширность называемой местным водохранилищем, что одним махом, глазом мигнуть не успел, очутился на другом берегу, как раз за спиной постового милиционера, который папироску закуривал. Естественно, он обернулся на движение воздуха и на всякий случай произнес машинальное давайте не будем, хотя признаков нарушения налицо не имелось, кроме таинственно погасшей спички. Из рассказа с очевидностью вытекало, что непослушный самому волевому приказу дар чудотворения легко восстанавливался при рассеянном внимании; поэтому, с одной стороны, не следовало перенапрягать и без того расслабевшую способность, с другой же – нельзя было пускать на самотек такую важную вещь, как судьба старшего брата.
– А все оттого, что слишком много было израсходовано по пустякам и нужен какой-то восстановительный перерыв... Тоже ненадолго, конечно! – принялась Дуня на ощупь искать выход из положения. – Кроме того, после случайной неудачи вы внушили себе, что все кончилось, залегли наглухо у себя в норе... А любому дарованию требуется ежедневная тренировка, чтобы не заглохло. Вон лыжники и летом по траве тренируются, сама в кино видела, а птица киви, родом из Австралии, благо за ней долго не гонялся никто, вовсе перестала в воздух подыматься... Но ведь от крылышек-то что-нибудь осталось же! Для пожара искорки бывает достаточно... И если бы принялась ее постепенно раздувать, глядишь, однажды и полетела бы!
– Вот я и соблазнился недавно полетать, да и застрял в кирпичной кладке... – греясь в Дуниной доброте, смущенно доверился тот – без указания, однако, самой цели полета. – Ничего не стоило и калекой остаться, если бы пришлось кусками из стенки выпиливать... Вам было бы хоть немножко жалко меня?
Быстрая смена настроений от недавней прострации до неуместного в серьезном разговоре острословия показывала Дуне неисправимое, после всего случившегося, легкомыслие ее подопечного.
– На вашем месте я воздержалась бы от шуток. Вы слишком набалованный доступностью всего на свете. Разумеется, не надо и хныкать, чему-нибудь разучиться бывает иногда потруднее, чем с азов начинать. Надо было не бросаться на воздух опрометью, а шаг за шагом, как учатся ходьбе после увечья... – назидательно выговаривала Дуня своему подопечному, пока не надоумилась на практике проверить завтрашние шансы этого неудачно приземлившегося летуна. – И лучше всего, в дальний ящик не откладывая, сделайте что-нибудь такое по вашему усмотрению, при мне... – И поискала вокруг себя какой-нибудь объект для небольшого чудотворения в рамках домашнего эксперимента.
По счастью, она и представления не имела о прочих, поистине Геркулесова масштаба дымковских подвигах, с легкостью чрезвычайно исполненных им по прихоти все той же особы. В частности, случайное обстоятельство в виде личной квартиры и двумя часами позже назначенного там раута с друзьями помешало городу с окрестностями превратиться в живописное озеро или действующий вулкан потому не всемирного значения, что и сама зрительница могла пострадать в такой близи. При скромных нынешних возможностях Дымкова приходилось ограничиться чем-нибудь попроще, чтобы хватило мельчайшей купюры чуда. Однако ничего подходящего не попадалось на глаза, зато обнаружилась знаменательная подробность, разъяснившая гостье обидную невнимательность хозяина. С самого ее прихода он лишь тем и занимался втихомолку, что усилием воли пробовал поднять десятикопеечную давешнюю, у ног его валявшуюся монетку, безуспешно всякий раз.
– Вторые сутки маюсь над ней до изнеможения... Отлежусь немножко и опять!.. Но и шевельнуть не удается, – не подымая головы проскрипел Дымков и краем подошвы посдвинул чуть белевший в сумерках диск для проверки – не приклеился ли. – Учтите, в нем и весу-то никакого нет, а там пальто на ватине плюс к тому разный груз по карманам, откуда все станет вываливаться для лучшего впечатления!
Здесь-то и подвертывался законный случай малость пооблегчить номер, но, значит, небесная добросовестность не позволяла хоть и бывшему ангелу снижать фирменную марку во мнении правительствующей элиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206