– Вот из излишнего-то здоровья долго ли и с ума сойти лежамши... Лоб-то по-жениховски зацвел у тебя. Покончится вскорости твой отпуск, снова куда-нибудь угонят. А пока в кино, а еще лучше в амбулаторию показаться бы сходил для прояснения. Все тебя позабыли, даже старик твой навещать перестал... Ладно, лежи пока, глядишь и дождик к вечерку соберется.
Так, без сопротивленья одолевающей тяге земной Дымков безостановочно погружался на дно своих сумерек, но еще до прибытия к месту назначения, почти безотличный от прочих жителей, он уже вздрагивал при случайном шуме мотора у ворот от постороннего шороха за дверью. И поистине загадочным представляется обстоятельство, что за весь тот месяц с небольшим, что оставался до заключительных событий, никто из нежелательных лиц не наведался к нему на квартиру. А казалось бы, именно на него должна была лечь после смерти Дюрсо отчетность за взятые авансом казенные суммы и всякие неоплаченные счета. Еще большего удивления заслуживает неслыханная небрежность квартальной милиции, ни разу не потревожившей хозяев за допущенное в их домовладении проживание темного и вообще ниоткуда прибывшего гражданина. Меж тем как в пору высшей популярности старику Дюрсо ничего не стоило через районного мецената оформить для своего подопечного хотя бы подмосковную прописку. Остается предположить чье-то зоркое покровительство, по-видимому, выправившийся из беды соратник Тимофей Скуднов снова простер свои благодеяния на великого, во временное ничтожество впавшего Бамбу, чем, к слову, не мог похвастаться не менее того захиревший старо-федосеевский батюшка.
И будто бы за весь тот период лишь раз, вечерком однажды, Дымкова посетил странный господин, неуловимым образом совместивший в себе черты и приметы многих лиц – от странника Афинагора и маляра на соседней крыше в час неудачного романа Юлии, он же комендант на ее загородной даче, до того пронырливого Недзвельского, что так и лез из всех щелей при памятном первомайском свидании в домике со ставнями. Указанная особа возила бывшего артиста трамваем на другой конец города с последней, от прежних времен, столичной трущобой, чтобы показать ему кое-что в педагогических целях. Через полуподвальное окно, если перегнуться слегка через преграду помойного ящика, виднелось оклеенное веселенькими обоями маложилое помещение, зато с предпраздничной бутылочкой в ожидании гостей и среди прочего зажиточного угощенья. Чуть в сторонке мерно, как от зубной боли, покачивался на табуретке нечесаный мужчина в бороде и без возраста, вокруг же хлопотала полуодетая, мощных габаритов жилистая дама из передовых борцов за женские права повсеместно во всей вселенной. Собираясь отцеживать сваренные макароны, она наотмашь хлестнула своего супруга шумовкой по башке – не за то, впрочем, что не убрал локти с рабочего места, а, видимо, за общую свою неисправность по совокупности. И якобы провожатый доверительно шепнул Дымкову на ухо, что неопрятный страдалец внизу под ними тоже застрявший вроде него в земном болоте ангел-невозвращенец, на собственном опыте познающий горькую диалектику бессмертия. Меж тем все в мире продолжало развиваться своим чередом, словно Дымков и не появлялся там, даже без упоминания его имени, хотя по разбегу событий действие иногда происходило в музейном подземелье пани Юлии Бамбалски.
Глава IX
За все лето знаменитый режиссер так ни разу и не повидался с великой, несостоявшейся актрисой, что за первые пять недель никак не сказалось на его аппетите или работоспособности. Зато к концу седьмой участились раздумья об установившейся меж ними странной дружбе. Задним числом, в клубной компании однажды он заново, придирчивыми глазами постановщика увидел себя со стороны, как он бежит по мнимосуществующему коридору и на виду у женщины, которая следит за ним тем же холодным, прищуренным взором. С годами у людей сидячей жизни в особенности видны бывают на бегу возрастные изъяны фигуры с обязательной одышкой к тому же, весьма комичные для ловкого придворного кавалера, маску которого при дамах надевал Сорокин. Тем простительней было бы Юлии мимолетной шуткой отомстить артисту за рассеянность к уплате старых должков, однако на обратном пути ни словом насмешливым не обмолвилась в его адрес, будто ничего и не было. Таким образом, досадное фиаско логично увязывалось с ее более чем двухмесячным молчанием, хотя ей ничего не стоило черкнуть ему открытку на Мосфильм – просто в подтвержденье, что великодушно забыла про случившийся в ее подземной резиденции прискорбный казус с самым преданным из ее поклонников. Даже профессиональные свои неудачи, которых у него почти не было, он переживал не так глубоко, как то маленькое охлажденье, не говоря уже об огорчениях любви, которых не знавал совсем. Именно благодаря затянувшейся разлуке признанный деятель социалистической кинематографии, избалованный премиями, аплодисментами толпы, всегда столь доходным покровительством властей, вдруг обнаружил за собой сильнее прочих страстей житейских раболепное влеченье к этой женщине – не потому только, что все еще красавица, хотя после трудного дня перед сном и просвечивала сквозь кожу тоска увяданья, не потому также, что умница с жестоким даром неподкупного и значительного молчанья, преодолеть которое можно было лишь подвигом. Отсюда единственным средством вернуть расположение Юлии становилось срочное выполнение некогда навязанного ему обета. Если раскрыть ведомственный секрет, весь коллектив творческого объединения, которым руководил Сорокин, уже месяц под видом новаторских исканий, сам того не подозревая, и не только во внерабочее время изобретал мало-мальски правдоподобный сюжетный конфликт, куда вписывался бы облик центральной исполнительницы, для коей предназначался, но без особых натяжек и необременительно для нее, то есть с учетом ее скромных дарований. Между тем нетронутая и вполне созвучная эпохе тема таилась прямо под рукой у будущего постановщика – в поэтапном развитии его странной дружбы с Юлией Bambalsky, если рассматривать в плане все той же острой социальной борьбы, перекинувшейся теперь на интеллектуальный уровень. В бухгалтерской заявке значилось бы, что содержанием фильма явится ущербное и, несмотря на одержанные победы, все еще плебейское самосознание бедного киевского мальчика перед деньгами и династической славой одного магната – в лице его наследницы, также усилия и способы, предпринимаемые героем для преодоления в себе рабских пережитков прошлого.
Стесненное законами финансового оборота искусство кино повсеместно становилось отраслью промышленности, вывод же Юлии на мировой экран требовал сверхдлительной подготовки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206