Поэтому даже Редниц прилагал усилия, чтобы сконцентрировать все свое внимание на преподавателе тактики.
— Кроме того, имеется вполне определенное доказательство того, что вы являетесь стаей диких обезьян, — сказал капитан Федерс с заметным удовольствием. — Когда я перед этим дал вам исходную обстановку, я позволил себе задать вопрос: «Все понятно? Никаких замечаний? Не нужны ли какие-либо объяснения?» И вы закивали головами наподобие фигурок в тире. А я при этом вывел вас на скользкий лед. Я допустил совершенно сознательно одну ошибку. Какую же?
Какую ошибку? Фенрихи задумались, пытаясь проанализировать каждое положение. При этом все их старания, это они знали абсолютно точно, были бесполезными. Ибо капитан Федерс в самом начале занятия, характеризуя исходную обстановку, вывалил на их головы от двадцати до двадцати пяти положений с тремя десятками различных цифр, знаков и вводных данных.
— Итак, — продолжил Федерс, — при характеристике обстановки между пятнадцатой и семнадцатой позициями я назвал пункт сбора трупов. И это, естественно, является сущей чепухой, которая должна была обдать вас немедленно зловонием. Но ваши органы обоняния, по-видимому, полностью притуплены.
Фенрихи, по меньшей мере большинство из них, не понимали еще точно, в чем же, собственно, заключалась ошибка. Было ли указано местоположение пункта неточно? Или была допущена ошибка в порядке перечисления? Или, может быть, пункт сбора трупов в данной обстановке был лишним, или нецелесообразным, или преждевременным? Сколь велико количество сбивающих с толку возможностей! Именно поэтому они обычно говорили: тактика — дело везения. А тактика у капитана Федерса была подобна подсчету количества листьев высокостойного зрелого леса.
— Вообще никаких пунктов сбора трупов не существует, — заявил с удовлетворением капитан Федерс. — Во всяком случае в бою. Оно конечно, вам хотелось бы соорудить военные кладбища, но для этого на войне нет времени. Пункты сбора идиотов, напротив, представляются мне более возможными — все ваше подразделение могло бы немедленно направляться туда.
«Никаких пунктов сбора трупов в бою», — застрочили курсанты в своих записных книжках.
— Почему же нет? — продолжил Федерс. — Очень просто: транспортные средства необходимы боевым частям и подразделениям для подвоза снаряжения, продовольствия и боеприпасов. Ну а кто убит — будет захоронен. И по возможности — на том же самом месте, но, конечно, не перед входом в дома, на дорогах, в местах расположения войск, у складов и на позициях. Гробы излишни. Для этого достаточно палатки, но при условии, что речь идет о палатке, которая не пригодна для других целей, то есть простреленной или порванной палатке. Могильный крест из березы декоративнее, чем кресты из других пород деревьев. Не совсем недальновидные офицеры будут, впрочем, всегда заботиться о том, чтобы на складе был постоянно определенный запас заранее изготовленных крестов подобного рода. Итак, на войне бывают убитые, но никаких пунктов сбора трупов.
Фенрихи восприняли эти объяснения все с тем же учебным прилежанием, хладнокровно. Федерс посмотрел на часы и захлопнул учебное пособие. Фенрихи вздохнули облегченно.
— Поскольку мы как раз говорим о трупах, — сказал Федерс в заключение, — на следующий час занятий обер-лейтенант Крафт приведет гостя — мать лейтенанта Баркова. В данном случае вы можете наконец показать, насколько вы зачерствели. Попробуйте все же смотреть открыто фрау Барков в глаза — достойно и как в высшей степени порядочные люди, каковыми вам надлежит быть как будущим офицерам.
— Перерыв десять минут! — крикнул Крамер. — И я напоминаю, что курение в учебном помещении и в коридоре запрещено.
— А ты не обращай внимания, — заметил Меслер и вытащил помятую сигарету из нагрудного кармана.
— У меня весьма обостренное чутье на запахи, Меслер!
— В таком случае, — сказал тот и стал искать спички по карманам, — немного больше или немного меньше вони здесь не играет практически никакой роли.
Крамер промолчал. Он сделал вид, будто ничего не слышал, и занялся журналом учета занятий в подразделении.
Немало фенрихов использовали перерыв, чтобы восполнить свои записи. На задних и передних скамьях образовались две заметные группы. В передней Хохбауэр начал развивать теорию о том, что трупы могут представить собой отличное укрытие, — правда, лишь при сильном морозе. В задней группке Меслер дал одно из своих спецпредставлений «Только для боевых подразделений и частей!».
Меслер собрал вокруг себя всех искавших развлечения. На этот раз на очереди были так называемые анекдоты о вдовах, один из наиболее грубых и вульгарных, но очень популярных в их среде видов развлечений в форме беседы.
Слушатели смеялись резко и громко. Такая бурная реакция заметно подбадривала Меслера. И он не заметил в пылу, что к ним подошел Хохбауэр со своей свитой и остановился, внимательно слушая, с угрожающе серьезным лицом. После очередной непристойности Хохбауэр решительно протолкался вперед. Он встал лицом к лицу с Меслером и бросил резко:
— Свинья!
— Меслер. Очень приятно, — ответил курсант, использовав тем самым одну из старейших и избитых острот, которые тем не менее всегда вызывали веселую реакцию. Однако на этот раз не нашлось никого, кто бы засмеялся.
— Ты грязная, вонючая свинья, — сказал Хохбауэр Меслеру.
Это замечание было не совсем неправильным, по крайней мере в этот момент, и в другое время Меслер воспринял бы его невозмутимо. Но то, что именно Хохбауэр выдавал себя за блюстителя морали, нравов и приличий, возмутило Меслера.
— Тебе-то как раз сейчас необходимо, — сказал он поэтому вспыльчиво, — изображать достойного уважения человека! И ты с этим справишься, после того, как пропоешь матери лейтенанта хвалебный гимн и выскажешь ей свое соболезнование. И чего доброго, не постесняешься даже принять благодарность за проявленное усердие при рытье могилы.
И в этот момент Хохбауэр дал Меслеру пощечину.
Тот, охваченный яростью, хотел прыгнуть на Хохбауэра. Но два фенриха — Амфортас и Андреас — держали Меслера крепко, и Хохбауэр ударил еще раз — той же рукой и по тому же месту.
Меслер попытался освободиться и осмотрелся вокруг в поисках помощи. Но Редниц был в это время в туалете, Эгон Вебер курил где-то снаружи, а другие курсанты являлись безучастными наблюдателями.
Только Бемке, поэт, глотнул возбужденно воздуху и крикнул Хохбауэру:
— Ты не должен позволять себе подобное!
— Заткнись, — ответил Хохбауэр.
В этот момент Крамер, командир учебного отделения, крикнул озабоченно:
— По местам, камераден! Перерыв окончен!
Хохбауэр молчаливо повернулся и направился к своему месту на передней скамье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
— Кроме того, имеется вполне определенное доказательство того, что вы являетесь стаей диких обезьян, — сказал капитан Федерс с заметным удовольствием. — Когда я перед этим дал вам исходную обстановку, я позволил себе задать вопрос: «Все понятно? Никаких замечаний? Не нужны ли какие-либо объяснения?» И вы закивали головами наподобие фигурок в тире. А я при этом вывел вас на скользкий лед. Я допустил совершенно сознательно одну ошибку. Какую же?
Какую ошибку? Фенрихи задумались, пытаясь проанализировать каждое положение. При этом все их старания, это они знали абсолютно точно, были бесполезными. Ибо капитан Федерс в самом начале занятия, характеризуя исходную обстановку, вывалил на их головы от двадцати до двадцати пяти положений с тремя десятками различных цифр, знаков и вводных данных.
— Итак, — продолжил Федерс, — при характеристике обстановки между пятнадцатой и семнадцатой позициями я назвал пункт сбора трупов. И это, естественно, является сущей чепухой, которая должна была обдать вас немедленно зловонием. Но ваши органы обоняния, по-видимому, полностью притуплены.
Фенрихи, по меньшей мере большинство из них, не понимали еще точно, в чем же, собственно, заключалась ошибка. Было ли указано местоположение пункта неточно? Или была допущена ошибка в порядке перечисления? Или, может быть, пункт сбора трупов в данной обстановке был лишним, или нецелесообразным, или преждевременным? Сколь велико количество сбивающих с толку возможностей! Именно поэтому они обычно говорили: тактика — дело везения. А тактика у капитана Федерса была подобна подсчету количества листьев высокостойного зрелого леса.
— Вообще никаких пунктов сбора трупов не существует, — заявил с удовлетворением капитан Федерс. — Во всяком случае в бою. Оно конечно, вам хотелось бы соорудить военные кладбища, но для этого на войне нет времени. Пункты сбора идиотов, напротив, представляются мне более возможными — все ваше подразделение могло бы немедленно направляться туда.
«Никаких пунктов сбора трупов в бою», — застрочили курсанты в своих записных книжках.
— Почему же нет? — продолжил Федерс. — Очень просто: транспортные средства необходимы боевым частям и подразделениям для подвоза снаряжения, продовольствия и боеприпасов. Ну а кто убит — будет захоронен. И по возможности — на том же самом месте, но, конечно, не перед входом в дома, на дорогах, в местах расположения войск, у складов и на позициях. Гробы излишни. Для этого достаточно палатки, но при условии, что речь идет о палатке, которая не пригодна для других целей, то есть простреленной или порванной палатке. Могильный крест из березы декоративнее, чем кресты из других пород деревьев. Не совсем недальновидные офицеры будут, впрочем, всегда заботиться о том, чтобы на складе был постоянно определенный запас заранее изготовленных крестов подобного рода. Итак, на войне бывают убитые, но никаких пунктов сбора трупов.
Фенрихи восприняли эти объяснения все с тем же учебным прилежанием, хладнокровно. Федерс посмотрел на часы и захлопнул учебное пособие. Фенрихи вздохнули облегченно.
— Поскольку мы как раз говорим о трупах, — сказал Федерс в заключение, — на следующий час занятий обер-лейтенант Крафт приведет гостя — мать лейтенанта Баркова. В данном случае вы можете наконец показать, насколько вы зачерствели. Попробуйте все же смотреть открыто фрау Барков в глаза — достойно и как в высшей степени порядочные люди, каковыми вам надлежит быть как будущим офицерам.
— Перерыв десять минут! — крикнул Крамер. — И я напоминаю, что курение в учебном помещении и в коридоре запрещено.
— А ты не обращай внимания, — заметил Меслер и вытащил помятую сигарету из нагрудного кармана.
— У меня весьма обостренное чутье на запахи, Меслер!
— В таком случае, — сказал тот и стал искать спички по карманам, — немного больше или немного меньше вони здесь не играет практически никакой роли.
Крамер промолчал. Он сделал вид, будто ничего не слышал, и занялся журналом учета занятий в подразделении.
Немало фенрихов использовали перерыв, чтобы восполнить свои записи. На задних и передних скамьях образовались две заметные группы. В передней Хохбауэр начал развивать теорию о том, что трупы могут представить собой отличное укрытие, — правда, лишь при сильном морозе. В задней группке Меслер дал одно из своих спецпредставлений «Только для боевых подразделений и частей!».
Меслер собрал вокруг себя всех искавших развлечения. На этот раз на очереди были так называемые анекдоты о вдовах, один из наиболее грубых и вульгарных, но очень популярных в их среде видов развлечений в форме беседы.
Слушатели смеялись резко и громко. Такая бурная реакция заметно подбадривала Меслера. И он не заметил в пылу, что к ним подошел Хохбауэр со своей свитой и остановился, внимательно слушая, с угрожающе серьезным лицом. После очередной непристойности Хохбауэр решительно протолкался вперед. Он встал лицом к лицу с Меслером и бросил резко:
— Свинья!
— Меслер. Очень приятно, — ответил курсант, использовав тем самым одну из старейших и избитых острот, которые тем не менее всегда вызывали веселую реакцию. Однако на этот раз не нашлось никого, кто бы засмеялся.
— Ты грязная, вонючая свинья, — сказал Хохбауэр Меслеру.
Это замечание было не совсем неправильным, по крайней мере в этот момент, и в другое время Меслер воспринял бы его невозмутимо. Но то, что именно Хохбауэр выдавал себя за блюстителя морали, нравов и приличий, возмутило Меслера.
— Тебе-то как раз сейчас необходимо, — сказал он поэтому вспыльчиво, — изображать достойного уважения человека! И ты с этим справишься, после того, как пропоешь матери лейтенанта хвалебный гимн и выскажешь ей свое соболезнование. И чего доброго, не постесняешься даже принять благодарность за проявленное усердие при рытье могилы.
И в этот момент Хохбауэр дал Меслеру пощечину.
Тот, охваченный яростью, хотел прыгнуть на Хохбауэра. Но два фенриха — Амфортас и Андреас — держали Меслера крепко, и Хохбауэр ударил еще раз — той же рукой и по тому же месту.
Меслер попытался освободиться и осмотрелся вокруг в поисках помощи. Но Редниц был в это время в туалете, Эгон Вебер курил где-то снаружи, а другие курсанты являлись безучастными наблюдателями.
Только Бемке, поэт, глотнул возбужденно воздуху и крикнул Хохбауэру:
— Ты не должен позволять себе подобное!
— Заткнись, — ответил Хохбауэр.
В этот момент Крамер, командир учебного отделения, крикнул озабоченно:
— По местам, камераден! Перерыв окончен!
Хохбауэр молчаливо повернулся и направился к своему месту на передней скамье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190