Могу сказать только, что вел он себя как человек, который намерен кое-что скрыть. Но со мной этот номер не пройдет! Не хваля себя, могу сказать, что пока такое еще никому не удавалось.
— Да, конечно, только вы, пожалуйста, опасайтесь недооценивать Модерзона.
— Мой дорогой, точно так же я могу вам сказать, я бы не желал никому недооценивать и меня! Но оставим это. Перейдем к делу! Каким оно видится вам?
— Основное я уже сообщил вам по телефону, — задумчиво произнес Катер. — Нет никакого сомнения, что обер-лейтенант Крафт довел бедного фенриха до самоубийства. И самое главное: генерал поддерживает этого Крафта.
— Это неплохо звучит, — задумчиво проговорил Вирман, — более того, это звучит правдоподобно. Но если это только ваше личное предположение, то с ним далеко не уйдешь.
— Это вовсе не мое предположение, — с довольным видом сказал Катер, — это утверждение капитана Ратсхельма.
— Это уже значительно лучше, — сказал Вирман. — Перед вашим приходом я звонил капитану Ратсхельму. Он был очень возбужден, говорил о необходимости нового расследования дела военным трибуналом, но он и словом не обмолвился относительно того, что Крафт является виновником смерти фенриха. А вдруг он начнет отрицать, что когда-либо говорил подобное?
— Этого он не сделает, — заявил Катер, — так как своим твердым мнением он делился не только со мной, но и с другими, так сказать, высказывал его перед общественностью на месте происшествия в присутствии трех офицеров и нескольких фенрихов. Он прямо и недвусмысленно обвинял Крафта, так что пойти на попятную он уже не сможет.
— Ну что ж, — с довольным видом произнес старший военный советник юстиции, — если это так, тогда капитану Ратсхельму ничего не остается, как стоять на своем, чего бы ему это ни стоило!
Вскоре в номере Вирмана появился и капитан Ратсхельм. Он тепло поздоровался и с самого начала заявил, что готов оказать следствию всяческое содействие.
— Вы себе даже представить не можете, как я рад опираться на вашу ценную для меня помощь, — заверил Ратсхельма Вирман.
Пока шел непринужденный разговор на общие темы, который преимущественно вел старший военный советник юстиции, капитан Катер со свойственным ему умением попытался создать благоприятную для разговора атмосферу: подобно фокуснику, он вынул из портфеля бутылку коньяку и ящичек с сигарами. То и другое он преподнес «любезному гостю», не преминув тут же открыть бутылку.
После короткого дружеского тоста Вирман перешел к делу. По-дружески кивнув капитану Ратсхельму, он сказал:
— Вы, любезнейший, если так можно выразиться, являетесь моим главным свидетелем обвинения.
— Я? — изумился Ратсхельм. — Как я должен вас понимать?
— Очень просто, — все так же по-дружески ответил старший военный советник юстиции. — Вы создали предпосылки для моего расследования, и этой вашей заслуги у вас никто не посмеет оспаривать.
— Могу я спросить, о чем вы, собственно, говорите? — продолжал недоумевать капитан.
— Мой дорогой, не преуменьшайте собственной роли. Вы были первым человеком, который вслух высказал свои обвинения в адрес обер-лейтенанта Крафта, и высказал, так сказать, перед всей общественностью. Этот ваш решительный шаг послужил сигналом для моего приезда сюда. Теперь же вам только нужно доказать свое утверждение, так сказать, подкрепить его фактами. Вот и все.
— Позвольте, позвольте! — Капитан нервно заерзал на стуле. — Тут, по-видимому, какое-то недоразумение. Я, разумеется, готов оказать вам всяческую помощь, но вы должны отказаться даже от мысли использовать меня в качестве свидетеля обвинения.
— Исключено, мой дорогой, — проговорил Вирман все еще довольно добродушно. — Я ни в коем случае не могу отказываться от ваших показаний. На этом зиждется вся наша позиция. Речь идет о защите справедливости, уважаемый. И вы не должны пятиться назад.
— У меня имеются на это свои причины, — заметил Ратсхельм.
— Какие же?
— К сожалению, я не могу их назвать.
Вирман недовольно нахмурился. Его проницательные глаза превратились в щелки. С укором, требовательно он посмотрел на капитана Катера.
Катер правильно истолковал этот взгляд.
— Мне кажется, я понимаю нашего друга капитана Ратсхельма, — сказал Катер. — Он опасается оказаться меж двух огней и не знает, то ли ему последовать зову долга, то ли совести.
— Ага! — воскликнул Вирман, сообразив наконец, что пока шел по не совсем правильному пути. — Прошу вас, продолжайте.
— Мне кажется, я знаю, где зарыта собака, — деловито сказал Катер. — При самом дружеском к вам отношении, дорогой Ратсхельм, разрешите мне откровенно высказать свое мнение. Итак, наш друг опасается, и не без оснований, что, сделав официальное заявление, он может оказаться в неудобном положении. Обер-лейтенант Крафт его открытый враг, это ни для кого не тайна. И Крафт не остановится ни перед чем, чтобы очернить капитана Ратсхельма, если тот рискнет официально выступить против него.
— Так оно и есть, — неохотно признался Ратсхельм.
— Ну а теперь будем говорить откровенно, — потребовал старший военный советник юстиции, который уже нащупал слабое место во всем этом деле. — Что вы натворили?
— Ничего! В самом деле ничего!
— Ну хорошо, так в чем же, по-вашему, может вас упрекнуть обер-лейтенант Крафт?
Ратсхельм молчал, ему было стыдно, но он не показывал виду.
И снова заговорил Катер, на этот раз прямо:
— Будем оперировать фактами. Крафт утверждает, что наш друг капитан Ратсхельм поддерживал с фенрихом Хохбауэром противоестественные отношения, а если выразиться точнее, что они оба — гомосексуалисты.
— Проклятие! — воскликнул Вирман. Несколько секунд он был полностью вне себя: маленький нервный человечек с растерянным лицом. — Черт бы вас побрал. Только этого нам не хватало!
Старший военный советник юстиции вскочил на ноги и нервно забегал взад и вперед по комнате.
Капитан Ратсхельм какое-то время молча смотрел на него, а затем спросил с возмущением:
— Надеюсь, вы не верите в мою виновность?
Вирман бросился навстречу капитану со словами:
— Что я слышу! Вы не виновны?
— Разумеется, — твердо сказал Ратсхельм.
— Это великолепно! — воскликнул Вирман, которому в голову вдруг пришла новая мысль. — Это же можно выдать за чистую клевету, более того, это оскорбление чести, необоснованное обвинение, за которое полагается тюремное наказание. Да с помощью этого мне удастся приблизить вашего Крафта на шаг к смерти!
— Путем потери моего авторитета и моей чести!
— Не спешите! — проговорил Вирман, хлопнув руками. — Только не спешите! Эту версию следует основательно продумать! Мы не должны допустить даже самой малейшей ошибки.
Проговорив это, старший военный советник юстиции пододвинул свой стул поближе к капитану Ратсхельму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
— Да, конечно, только вы, пожалуйста, опасайтесь недооценивать Модерзона.
— Мой дорогой, точно так же я могу вам сказать, я бы не желал никому недооценивать и меня! Но оставим это. Перейдем к делу! Каким оно видится вам?
— Основное я уже сообщил вам по телефону, — задумчиво произнес Катер. — Нет никакого сомнения, что обер-лейтенант Крафт довел бедного фенриха до самоубийства. И самое главное: генерал поддерживает этого Крафта.
— Это неплохо звучит, — задумчиво проговорил Вирман, — более того, это звучит правдоподобно. Но если это только ваше личное предположение, то с ним далеко не уйдешь.
— Это вовсе не мое предположение, — с довольным видом сказал Катер, — это утверждение капитана Ратсхельма.
— Это уже значительно лучше, — сказал Вирман. — Перед вашим приходом я звонил капитану Ратсхельму. Он был очень возбужден, говорил о необходимости нового расследования дела военным трибуналом, но он и словом не обмолвился относительно того, что Крафт является виновником смерти фенриха. А вдруг он начнет отрицать, что когда-либо говорил подобное?
— Этого он не сделает, — заявил Катер, — так как своим твердым мнением он делился не только со мной, но и с другими, так сказать, высказывал его перед общественностью на месте происшествия в присутствии трех офицеров и нескольких фенрихов. Он прямо и недвусмысленно обвинял Крафта, так что пойти на попятную он уже не сможет.
— Ну что ж, — с довольным видом произнес старший военный советник юстиции, — если это так, тогда капитану Ратсхельму ничего не остается, как стоять на своем, чего бы ему это ни стоило!
Вскоре в номере Вирмана появился и капитан Ратсхельм. Он тепло поздоровался и с самого начала заявил, что готов оказать следствию всяческое содействие.
— Вы себе даже представить не можете, как я рад опираться на вашу ценную для меня помощь, — заверил Ратсхельма Вирман.
Пока шел непринужденный разговор на общие темы, который преимущественно вел старший военный советник юстиции, капитан Катер со свойственным ему умением попытался создать благоприятную для разговора атмосферу: подобно фокуснику, он вынул из портфеля бутылку коньяку и ящичек с сигарами. То и другое он преподнес «любезному гостю», не преминув тут же открыть бутылку.
После короткого дружеского тоста Вирман перешел к делу. По-дружески кивнув капитану Ратсхельму, он сказал:
— Вы, любезнейший, если так можно выразиться, являетесь моим главным свидетелем обвинения.
— Я? — изумился Ратсхельм. — Как я должен вас понимать?
— Очень просто, — все так же по-дружески ответил старший военный советник юстиции. — Вы создали предпосылки для моего расследования, и этой вашей заслуги у вас никто не посмеет оспаривать.
— Могу я спросить, о чем вы, собственно, говорите? — продолжал недоумевать капитан.
— Мой дорогой, не преуменьшайте собственной роли. Вы были первым человеком, который вслух высказал свои обвинения в адрес обер-лейтенанта Крафта, и высказал, так сказать, перед всей общественностью. Этот ваш решительный шаг послужил сигналом для моего приезда сюда. Теперь же вам только нужно доказать свое утверждение, так сказать, подкрепить его фактами. Вот и все.
— Позвольте, позвольте! — Капитан нервно заерзал на стуле. — Тут, по-видимому, какое-то недоразумение. Я, разумеется, готов оказать вам всяческую помощь, но вы должны отказаться даже от мысли использовать меня в качестве свидетеля обвинения.
— Исключено, мой дорогой, — проговорил Вирман все еще довольно добродушно. — Я ни в коем случае не могу отказываться от ваших показаний. На этом зиждется вся наша позиция. Речь идет о защите справедливости, уважаемый. И вы не должны пятиться назад.
— У меня имеются на это свои причины, — заметил Ратсхельм.
— Какие же?
— К сожалению, я не могу их назвать.
Вирман недовольно нахмурился. Его проницательные глаза превратились в щелки. С укором, требовательно он посмотрел на капитана Катера.
Катер правильно истолковал этот взгляд.
— Мне кажется, я понимаю нашего друга капитана Ратсхельма, — сказал Катер. — Он опасается оказаться меж двух огней и не знает, то ли ему последовать зову долга, то ли совести.
— Ага! — воскликнул Вирман, сообразив наконец, что пока шел по не совсем правильному пути. — Прошу вас, продолжайте.
— Мне кажется, я знаю, где зарыта собака, — деловито сказал Катер. — При самом дружеском к вам отношении, дорогой Ратсхельм, разрешите мне откровенно высказать свое мнение. Итак, наш друг опасается, и не без оснований, что, сделав официальное заявление, он может оказаться в неудобном положении. Обер-лейтенант Крафт его открытый враг, это ни для кого не тайна. И Крафт не остановится ни перед чем, чтобы очернить капитана Ратсхельма, если тот рискнет официально выступить против него.
— Так оно и есть, — неохотно признался Ратсхельм.
— Ну а теперь будем говорить откровенно, — потребовал старший военный советник юстиции, который уже нащупал слабое место во всем этом деле. — Что вы натворили?
— Ничего! В самом деле ничего!
— Ну хорошо, так в чем же, по-вашему, может вас упрекнуть обер-лейтенант Крафт?
Ратсхельм молчал, ему было стыдно, но он не показывал виду.
И снова заговорил Катер, на этот раз прямо:
— Будем оперировать фактами. Крафт утверждает, что наш друг капитан Ратсхельм поддерживал с фенрихом Хохбауэром противоестественные отношения, а если выразиться точнее, что они оба — гомосексуалисты.
— Проклятие! — воскликнул Вирман. Несколько секунд он был полностью вне себя: маленький нервный человечек с растерянным лицом. — Черт бы вас побрал. Только этого нам не хватало!
Старший военный советник юстиции вскочил на ноги и нервно забегал взад и вперед по комнате.
Капитан Ратсхельм какое-то время молча смотрел на него, а затем спросил с возмущением:
— Надеюсь, вы не верите в мою виновность?
Вирман бросился навстречу капитану со словами:
— Что я слышу! Вы не виновны?
— Разумеется, — твердо сказал Ратсхельм.
— Это великолепно! — воскликнул Вирман, которому в голову вдруг пришла новая мысль. — Это же можно выдать за чистую клевету, более того, это оскорбление чести, необоснованное обвинение, за которое полагается тюремное наказание. Да с помощью этого мне удастся приблизить вашего Крафта на шаг к смерти!
— Путем потери моего авторитета и моей чести!
— Не спешите! — проговорил Вирман, хлопнув руками. — Только не спешите! Эту версию следует основательно продумать! Мы не должны допустить даже самой малейшей ошибки.
Проговорив это, старший военный советник юстиции пододвинул свой стул поближе к капитану Ратсхельму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190