Я запер машину и пошел мимо домиков береговой охраны к коттеджу.
Сейчас, в ярком солнечном свете, он выглядел просто замечательно. Я прошел по белой каменистой тропке и толкнул дверь. Потом немного постоял в гостиной, думая о вчерашнем разговоре с Дениз Эллерден. Я позволил себе немного расслабиться и поразмышлять на эту приятную тему.
«Она замечательная женщина,— думал я.— В таких влюбляются все мужчины».Потом мне пришло в голову, что я, пожалуй, чересчур много о ней думаю. Единственное оправдание, которое я себе нашел,— это что на любого другого она произвела бы не меньшее впечатление. Вспомнив такую женщину, трудно переключиться на что-то другое.
Я вошел в спальню, огляделся и мысленно составил список всех укромных местечек, где мог находиться тайник. Потом снял куртку и взялся за дело.
Я очень тщательно обыскал домик. Выдвинул все ящики, поднял все ковры, обыскал каждый уголок, в котором умный человек мог бы припрятать пачку писем. Безрезультатно.
Было уже два тридцать. Я аккуратно убрал комнату, помыл руки в ванной, надел куртку и вышел. Осмотревшись, я решил спуститься по тропинке, ведущей от коттеджа к Проул-Пойнту. Тропинка извивалась по самому краю утеса. В некоторых местах приходилось ступать очень осторожно, чтобы не свалиться в пропасть.
Я медленно шел и курил, пытаясь найти хоть какие-то серьезные зацепки в деле Эллердена. Хоть одну ниточку, за которую можно будет потянуть.
Прямо передо мной обрывалась круто вниз тропка с выбитыми в почти отвесной скале ступенями. Дорожка вела по крутым скалам к желтеющей далеко внизу узкой полоске песчаного пляжа. Я начал осторожно спускаться. Внизу я остановился на усыпанной обломками камней площадке и огляделся. Место было совершенно пустынное. Справа от меня неслись мимо подножия Гара-Рок морские волны, а слева узкая полоска песчаного пляжа, полускрытого приливом, извивалась до самого Проул-Пойнта. Я двинулся вдоль скал в сторону Гара. Пройдя немного, я сел и закурил.
«Ведь можно, в сущности, жить спокойно и размеренно,— думал я.— Когда стану чуть постарше, заведу какое-нибудь действительно стоящее дело — цыплячью ферму или еще что-нибудь вроде этого».
Я усмехнулся, подумав о том, что раз уж я стал мечтать о цыплячьей ферме, значит, расследование окончательно зашло в тупик.И тут я увидел.Я повернул голову навстречу ветерку и заметил ногу, торчащую из расселины в скале. Это показалось мне очень любопытным. Я узнал отлично начищенную темно-коричневую туфлю и серый шелковый носок. Вчера, когда мы встретились с Клодом в «Шеппи», эта туфля и этот носок были на нем.
Я вскочил, обошел вокруг выступа скалы и посмотрел на Клода. С первого взгляда видно было, что он уже покончил счеты с этим миром. Он свалился головой вниз и ужасно перепачкался. Тело лежало в неестественной позе, как всегда в таких случаях лежат трупы. Одна рука была вытянута в сторону. В пяти или шести ярдах от трупа, на высоте десяти футов висел зацепившийся за кусты чемодан.
Я взобрался по скале, снял чемодан и поставил его возле тела. Потом подошел к берегу и посмотрел по сторонам. Побережье было пустынно. Я вернулся и отпер замок. Чемодан был очень большим. В нем лежали два летних костюма, несколько рубашек, бритвенный прибор и другие мелочи, которые обычно берет с собой мужчина, когда уезжает ненадолго. Но никаких писем там не было.
Я осмотрел то, что осталось от Клода. Одна пола его пиджака была распахнута. Это была единственная часть одежды, не залитая кровью. Я сунул руку в карман и нащупал там конверт. Это был очень красивый конверт с американской маркой. Я вытащил письмо.
«Дорогой мой Харт!Можешь себе представить, как я была взволнована, получив твое письмо. И еще больше меня тронули слова, которые я так давно надеялась от тебя услышать.
Неделю назад мой папа сказал, что теперь он не будет возражать против нашей свадьбы, потому что из мелкого служащего на его фабрике ты смог стать летчиком и завоевать своей храбростью мировое признание. Представляешь, милый, что я чувствовала, когда узнала, что теперь и он, и мама полностью на нашей стороне!
Моя телеграмма, как ты правильно написал, была несколько сбивчивой, Я была так возбуждена, что едва понимала, что пишу. Харт, мне очень понравилось твое письмо, потому что ты описываешь все так, как я и представляла себе. Я понимаю, что творилось с тобой там, в Англии, ведь ты считал, что между нами все кончено. Ты потерял голову, стал слишком много пить и делать разные глупости, ты хотел обо всем за.быть, хотел забыть обо мне. Что ж, это можно понять.
Тем более, что одновременно с этими тяжелыми мыслями тебе приходилось выдерживать напряжение боевых вылетов. Такого никто не смог бы вынести.
Но теперь все будет хорошо. Когда я читала твое письмо, Харт, я верила каждому твоему слову. Тому, что с той минуты, как ты получил мою телеграмму, все остальные женщины в мире перестали для тебя существовать, что ни на кого из них ты даже не смотришь, потому что думаешь только обо мне и что при первой же возможности ты вернешься домой и мы поженимся.
Я думаю, у тебя хватит силы воли бросить пить. Слишком много виски никому еще не шло на пользу. А ты, я слышала, уже выпил достаточно, чтобы хватило до конца жизни.
С любовью.Твоя навсегда
Мерилин».
Я положил письмо в конверт и спрятал его в карман. Если Клод Уипс говорил мне об этом послании, то толку от него не так уж много. Впрочем, никогда заранее не знаешь, что может пригодиться.
Я осторожно сдвинул его пиджак и исследовал остальную одежду. В карманах не было ничего, кроме раздавленной авторучки, связки ключей, горстки мелочи и кожаного кошелька с пятнадцатью однофунтовыми бумажками.
Я поднялся на ноги и закурил, поглядывая на то, что осталось от Клода. Одно, по крайней мере, было ясно — Уипс мертв. То ли он сам свалился с обрыва, что было совсем не трудно, потому что, судя по положению тела, он сорвался в том месте, где тропинка была совсем узкой, то ли кто-то столкнул его. Я пожал плечами. В любом случае результат один и тот же.
Я принял решение. Вытащив из кармана сотню пятифунтовых банкнот, которые вчера взял у Клода, я сунул их в боковое отделение его чемодана, закрыл крышку, вскарабкался на скалу и повесил чемодан на тот же куст, с которого только что снял его. Потом я взобрался на вершину утеса, вернулся к своей машине и поехал в сторону Мэлки.
У первой же телефонной будки я выехал на обочину и остановился, чтобы позвонить Финнею.
— Слушай, это очень важно,— заговорил я, когда он снял трубку.— Садись в машину и езжай к выезду на шоссе Мэлки-Ньютон-Эббот. Там встретимся. Я буду на месте через двадцать пять минут.
Двигаясь по шоссе, я старался как следует обдумать, что же на самом деле произошло с Клодеттой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Сейчас, в ярком солнечном свете, он выглядел просто замечательно. Я прошел по белой каменистой тропке и толкнул дверь. Потом немного постоял в гостиной, думая о вчерашнем разговоре с Дениз Эллерден. Я позволил себе немного расслабиться и поразмышлять на эту приятную тему.
«Она замечательная женщина,— думал я.— В таких влюбляются все мужчины».Потом мне пришло в голову, что я, пожалуй, чересчур много о ней думаю. Единственное оправдание, которое я себе нашел,— это что на любого другого она произвела бы не меньшее впечатление. Вспомнив такую женщину, трудно переключиться на что-то другое.
Я вошел в спальню, огляделся и мысленно составил список всех укромных местечек, где мог находиться тайник. Потом снял куртку и взялся за дело.
Я очень тщательно обыскал домик. Выдвинул все ящики, поднял все ковры, обыскал каждый уголок, в котором умный человек мог бы припрятать пачку писем. Безрезультатно.
Было уже два тридцать. Я аккуратно убрал комнату, помыл руки в ванной, надел куртку и вышел. Осмотревшись, я решил спуститься по тропинке, ведущей от коттеджа к Проул-Пойнту. Тропинка извивалась по самому краю утеса. В некоторых местах приходилось ступать очень осторожно, чтобы не свалиться в пропасть.
Я медленно шел и курил, пытаясь найти хоть какие-то серьезные зацепки в деле Эллердена. Хоть одну ниточку, за которую можно будет потянуть.
Прямо передо мной обрывалась круто вниз тропка с выбитыми в почти отвесной скале ступенями. Дорожка вела по крутым скалам к желтеющей далеко внизу узкой полоске песчаного пляжа. Я начал осторожно спускаться. Внизу я остановился на усыпанной обломками камней площадке и огляделся. Место было совершенно пустынное. Справа от меня неслись мимо подножия Гара-Рок морские волны, а слева узкая полоска песчаного пляжа, полускрытого приливом, извивалась до самого Проул-Пойнта. Я двинулся вдоль скал в сторону Гара. Пройдя немного, я сел и закурил.
«Ведь можно, в сущности, жить спокойно и размеренно,— думал я.— Когда стану чуть постарше, заведу какое-нибудь действительно стоящее дело — цыплячью ферму или еще что-нибудь вроде этого».
Я усмехнулся, подумав о том, что раз уж я стал мечтать о цыплячьей ферме, значит, расследование окончательно зашло в тупик.И тут я увидел.Я повернул голову навстречу ветерку и заметил ногу, торчащую из расселины в скале. Это показалось мне очень любопытным. Я узнал отлично начищенную темно-коричневую туфлю и серый шелковый носок. Вчера, когда мы встретились с Клодом в «Шеппи», эта туфля и этот носок были на нем.
Я вскочил, обошел вокруг выступа скалы и посмотрел на Клода. С первого взгляда видно было, что он уже покончил счеты с этим миром. Он свалился головой вниз и ужасно перепачкался. Тело лежало в неестественной позе, как всегда в таких случаях лежат трупы. Одна рука была вытянута в сторону. В пяти или шести ярдах от трупа, на высоте десяти футов висел зацепившийся за кусты чемодан.
Я взобрался по скале, снял чемодан и поставил его возле тела. Потом подошел к берегу и посмотрел по сторонам. Побережье было пустынно. Я вернулся и отпер замок. Чемодан был очень большим. В нем лежали два летних костюма, несколько рубашек, бритвенный прибор и другие мелочи, которые обычно берет с собой мужчина, когда уезжает ненадолго. Но никаких писем там не было.
Я осмотрел то, что осталось от Клода. Одна пола его пиджака была распахнута. Это была единственная часть одежды, не залитая кровью. Я сунул руку в карман и нащупал там конверт. Это был очень красивый конверт с американской маркой. Я вытащил письмо.
«Дорогой мой Харт!Можешь себе представить, как я была взволнована, получив твое письмо. И еще больше меня тронули слова, которые я так давно надеялась от тебя услышать.
Неделю назад мой папа сказал, что теперь он не будет возражать против нашей свадьбы, потому что из мелкого служащего на его фабрике ты смог стать летчиком и завоевать своей храбростью мировое признание. Представляешь, милый, что я чувствовала, когда узнала, что теперь и он, и мама полностью на нашей стороне!
Моя телеграмма, как ты правильно написал, была несколько сбивчивой, Я была так возбуждена, что едва понимала, что пишу. Харт, мне очень понравилось твое письмо, потому что ты описываешь все так, как я и представляла себе. Я понимаю, что творилось с тобой там, в Англии, ведь ты считал, что между нами все кончено. Ты потерял голову, стал слишком много пить и делать разные глупости, ты хотел обо всем за.быть, хотел забыть обо мне. Что ж, это можно понять.
Тем более, что одновременно с этими тяжелыми мыслями тебе приходилось выдерживать напряжение боевых вылетов. Такого никто не смог бы вынести.
Но теперь все будет хорошо. Когда я читала твое письмо, Харт, я верила каждому твоему слову. Тому, что с той минуты, как ты получил мою телеграмму, все остальные женщины в мире перестали для тебя существовать, что ни на кого из них ты даже не смотришь, потому что думаешь только обо мне и что при первой же возможности ты вернешься домой и мы поженимся.
Я думаю, у тебя хватит силы воли бросить пить. Слишком много виски никому еще не шло на пользу. А ты, я слышала, уже выпил достаточно, чтобы хватило до конца жизни.
С любовью.Твоя навсегда
Мерилин».
Я положил письмо в конверт и спрятал его в карман. Если Клод Уипс говорил мне об этом послании, то толку от него не так уж много. Впрочем, никогда заранее не знаешь, что может пригодиться.
Я осторожно сдвинул его пиджак и исследовал остальную одежду. В карманах не было ничего, кроме раздавленной авторучки, связки ключей, горстки мелочи и кожаного кошелька с пятнадцатью однофунтовыми бумажками.
Я поднялся на ноги и закурил, поглядывая на то, что осталось от Клода. Одно, по крайней мере, было ясно — Уипс мертв. То ли он сам свалился с обрыва, что было совсем не трудно, потому что, судя по положению тела, он сорвался в том месте, где тропинка была совсем узкой, то ли кто-то столкнул его. Я пожал плечами. В любом случае результат один и тот же.
Я принял решение. Вытащив из кармана сотню пятифунтовых банкнот, которые вчера взял у Клода, я сунул их в боковое отделение его чемодана, закрыл крышку, вскарабкался на скалу и повесил чемодан на тот же куст, с которого только что снял его. Потом я взобрался на вершину утеса, вернулся к своей машине и поехал в сторону Мэлки.
У первой же телефонной будки я выехал на обочину и остановился, чтобы позвонить Финнею.
— Слушай, это очень важно,— заговорил я, когда он снял трубку.— Садись в машину и езжай к выезду на шоссе Мэлки-Ньютон-Эббот. Там встретимся. Я буду на месте через двадцать пять минут.
Двигаясь по шоссе, я старался как следует обдумать, что же на самом деле произошло с Клодеттой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52