Если это был он, то значит, Антрес следил за вами. Но в лавке мог быть и кто-то из ваших сообщников. Установить это – дело Бруца. Меня интересует только один вопрос – где четвертый гомоид?
– Откуда мне знать, – пожал он плечами.
– Вы забыли рассказать, зачем Абметову и его компании вообще понадобились гомоиды, – заметил мне Витгенгер.
– Ладно, философскую часть я позволю себе опустить – ее к делу не пришьешь. Буду излагать только факты. Первым из таких фактов является то, что Абметов очень боится конца света…
– А кто его не боится? – съехидничал Абметов.
– Я имею в виду взрыв Белого Карлика в системе Плерома. Вспышка сверхновой, конечно, еще не совсем конец света, но ее тоже все боятся. Абметов считает, что цивилизации сапиенсов покинули нашу часть Вселенной, именно опасаясь вспышки сверхновой. И покинули они ее через Канал.
– Логично, – согласился Виттенгер.
– Разумеется, логично! По мнению Абметова, сапиенсы не могли исчезнуть, не оставив никаких следов. Но проблема в том, что мы, люди, не в состоянии расшифровать эти следы. Более того, сапиенсы постоянно посылают через Канал сигналы, предупреждая нас о грозящей беде. Но опять-таки, человечество не может разобрать, какие сигналы исходят от сапиенсов, а какие имеют обычное, природное происхождение. Вся Вселенная заполнена сигналами – как тут разберешься! Проблему можно было бы решить, если знать заранее как, по какому принципу, работает сознание сапиенсов. Что не как у людей – это понятно, ведь мы бы тогда давно уже расшифровали эти сигналы. На нашу беду, человеческая модель сознания – не единственная. Собственно, это и хотел доказать профессор Франкенберг. Я уже говорил, что он создавал своих гомоидов, используя разные модели рефлексирующего разума. Логика у Абметова проста – те гомоиды, чей мозг окажется жизнеспособным, и являются прототипами неуловимых сапиенсов. И таких гомоидов можно будет использовать в качестве своеобразных «переводчиков» с языка сапиенсов на язык человеческий. Приведу самый грубый пример. Предположим, вы трансформируете получаемые из Вселенной сигналы в акустические. Если после трансформации вы услышали мольто виваче из Девятой симфонии, то десять против одного, что вы слышите Оркусовский симфонический оркестр, потому что кому еще в нашем секторе взбредет в голову исполнять Бетховена. Если звук неопределенный, но все же в некоторой степени, как говорится, ласкает слух, то можно предположить, что источник звука искусственен и изготовлен он либо людьми, либо сапиенсами, мыслящими как люди. Но если вы услышали шум, то ничего определенного о его источнике сказать нельзя. Другое дело гомоид, он может непроизвольно, подсознательно отреагировать на этот шум как на нечто осмысленное. Так, например, как бывший моряк отреагирует на шум морского прибоя…
– Первым делом я бы дал гомоиду послушать молодежные музыкальные каналы. Интересно, что бы он сказал… – задумчиво произнес Виттенгер.
Я снова продолжил:
– Итак, зачем нужны гомоиды, нам более или менее ясно. Теперь о сигналах. Они идут через Канал, и самое подозрительное в этом смысле место – Устье Канала, Система Плером. Абметов стремился получить запись сигналов от тамошних астронавтов, Вэнджа и Зимина. Когда вы планировали получить от них записи сигналов, я не знаю. Но мое сообщение, судя по всему, вас обрадовало…
– Так это вы послали сообщение? – удивился Абметов. – Хм, я подумал, они просто донесли на меня куда следует, хотя к чему им это…
– Может, и донесли бы, если б их спросили, но у меня не было времени вести с ними переговоры. Я решил обойтись без их помощи. Но, думаю, они подтвердят все мною сказанное.
– Не сомневаюсь… – скрипя зубами, пробормотал Абметов.
– Мне кажется, мы совсем забыли о Лесли Джонсе, – напомнил Виттенгер.
– Вот именно, – поддакнул Абметов, – может это он убил торговца.
Я долго выбирал момент, чтобы провозгласить главную новость дня, и этот момент наконец наступил.
– Готов поспорить, что я тут единственный, кому известно, кем на самом деле был Лесли Джонс. – Аудитория замерла в оцепенении. – Лесли Джонс и есть четвертый гомоид – его снимок был в кабинете Франкенберга. Сегодня, рассматривая вблизи его лицо, я заметил следы пластических операций. Косорукого косметолога по имени время тоже нельзя сбрасывать со счетов, ведь гомоиды стареют быстрее нас с вами. Абметов, гомоид Джонс был под самым вашим носом, а вы его проморгали… Или нет?
– Мне нужно немедленно осмотреть его тело, – заявил он.
– И мне, – сказал Бруц, – в конце концов, это я его ухлопал.
– Хватит с вас и Антреса. Поэтому будем считать, что гомоида убил Виттенгер. Итак: вам – Абметов, нам – тело Джонса. Тем более что Джонс был гражданином Фаона.
Бруц не сдавался:
– А вдруг это он убил Тодаракиса? Я возразил:
– Вряд ли, скорее всего он прятался на Хармасе, пока Абметов путешествовал по Оркусу. Не к чему было Джонсу попадаться на глаза ни мне, ни Антресу.
– Справедливо, – снова поддержал меня Виттенгер. Я ожидал, что новость о четвертом гомоиде доконает Абметова, но тот продолжал упорствовать:
– Никто не поверит ни единому вашему слову. Я готов признать, что пытался добыть на Плероме кое-какую информацию, но это еще не преступление. А вы тут нам изобразили целый заговор. Трисптерос какой-то выдумали. Чушь полная! С чего вы взяли, что я принадлежу к этой, как вы ее назвали, Трисптерос?
Я обратился к сержанту:
– Бруц, мне нужна ваша помощь, подержитека покрепче господина Абметова, а я тем временем проведу небольшое анатомическое исследование. Не бойтесь, Абметов, – только поверхностное.
– Вы не имеете права! Это насилие! – завизжал Абме-тов.
Но насилие тем не менее свершилось. Крылатый треугольник был выведен на том же месте, что и у Номуры.
– Вы видели? – спросил я у Бруца, но тот в ответ расхохотался.
– Ну вы даете, – говорил он сквозь слезы, – хорошо, что вы это мне сейчас показали, а то представляю себе, что бы сделали с вами, представь вы свою главную улику в суде.
Вслед за ним расхохотался и Абметов. Я возмутился:
– Что вы ржете тут, как лошади. Виттенгер, вы тоже смеетесь?
– Ни в коем случае, – ответил он серьезно. Бруц наконец перестал смеяться.
– Абметов, объясните вы сами, – предложил он.
– Нет уж, давайте вы, а то господин Ильинский мне опять не поверит.
Бруц положил мне руку на плечо и ласково так сказал:
– Фед, вы только не принимайте то, что я вам сейчас скажу, слишком близко к сердцу, но, понимаете… – Бруц еле сдерживал смех, – понимаете, знак, что вы видели, называется вовсе не «Трисптерос». Этот знак носят астронавты-испытатели – «дрэггеры» – так они себя именуют. Есть у них и свое братство. Оно объединяет астронавтов, принимавших участие в испытаниях новых участков Канала в Секторе Улисса – новых терминалов, другими словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Откуда мне знать, – пожал он плечами.
– Вы забыли рассказать, зачем Абметову и его компании вообще понадобились гомоиды, – заметил мне Витгенгер.
– Ладно, философскую часть я позволю себе опустить – ее к делу не пришьешь. Буду излагать только факты. Первым из таких фактов является то, что Абметов очень боится конца света…
– А кто его не боится? – съехидничал Абметов.
– Я имею в виду взрыв Белого Карлика в системе Плерома. Вспышка сверхновой, конечно, еще не совсем конец света, но ее тоже все боятся. Абметов считает, что цивилизации сапиенсов покинули нашу часть Вселенной, именно опасаясь вспышки сверхновой. И покинули они ее через Канал.
– Логично, – согласился Виттенгер.
– Разумеется, логично! По мнению Абметова, сапиенсы не могли исчезнуть, не оставив никаких следов. Но проблема в том, что мы, люди, не в состоянии расшифровать эти следы. Более того, сапиенсы постоянно посылают через Канал сигналы, предупреждая нас о грозящей беде. Но опять-таки, человечество не может разобрать, какие сигналы исходят от сапиенсов, а какие имеют обычное, природное происхождение. Вся Вселенная заполнена сигналами – как тут разберешься! Проблему можно было бы решить, если знать заранее как, по какому принципу, работает сознание сапиенсов. Что не как у людей – это понятно, ведь мы бы тогда давно уже расшифровали эти сигналы. На нашу беду, человеческая модель сознания – не единственная. Собственно, это и хотел доказать профессор Франкенберг. Я уже говорил, что он создавал своих гомоидов, используя разные модели рефлексирующего разума. Логика у Абметова проста – те гомоиды, чей мозг окажется жизнеспособным, и являются прототипами неуловимых сапиенсов. И таких гомоидов можно будет использовать в качестве своеобразных «переводчиков» с языка сапиенсов на язык человеческий. Приведу самый грубый пример. Предположим, вы трансформируете получаемые из Вселенной сигналы в акустические. Если после трансформации вы услышали мольто виваче из Девятой симфонии, то десять против одного, что вы слышите Оркусовский симфонический оркестр, потому что кому еще в нашем секторе взбредет в голову исполнять Бетховена. Если звук неопределенный, но все же в некоторой степени, как говорится, ласкает слух, то можно предположить, что источник звука искусственен и изготовлен он либо людьми, либо сапиенсами, мыслящими как люди. Но если вы услышали шум, то ничего определенного о его источнике сказать нельзя. Другое дело гомоид, он может непроизвольно, подсознательно отреагировать на этот шум как на нечто осмысленное. Так, например, как бывший моряк отреагирует на шум морского прибоя…
– Первым делом я бы дал гомоиду послушать молодежные музыкальные каналы. Интересно, что бы он сказал… – задумчиво произнес Виттенгер.
Я снова продолжил:
– Итак, зачем нужны гомоиды, нам более или менее ясно. Теперь о сигналах. Они идут через Канал, и самое подозрительное в этом смысле место – Устье Канала, Система Плером. Абметов стремился получить запись сигналов от тамошних астронавтов, Вэнджа и Зимина. Когда вы планировали получить от них записи сигналов, я не знаю. Но мое сообщение, судя по всему, вас обрадовало…
– Так это вы послали сообщение? – удивился Абметов. – Хм, я подумал, они просто донесли на меня куда следует, хотя к чему им это…
– Может, и донесли бы, если б их спросили, но у меня не было времени вести с ними переговоры. Я решил обойтись без их помощи. Но, думаю, они подтвердят все мною сказанное.
– Не сомневаюсь… – скрипя зубами, пробормотал Абметов.
– Мне кажется, мы совсем забыли о Лесли Джонсе, – напомнил Виттенгер.
– Вот именно, – поддакнул Абметов, – может это он убил торговца.
Я долго выбирал момент, чтобы провозгласить главную новость дня, и этот момент наконец наступил.
– Готов поспорить, что я тут единственный, кому известно, кем на самом деле был Лесли Джонс. – Аудитория замерла в оцепенении. – Лесли Джонс и есть четвертый гомоид – его снимок был в кабинете Франкенберга. Сегодня, рассматривая вблизи его лицо, я заметил следы пластических операций. Косорукого косметолога по имени время тоже нельзя сбрасывать со счетов, ведь гомоиды стареют быстрее нас с вами. Абметов, гомоид Джонс был под самым вашим носом, а вы его проморгали… Или нет?
– Мне нужно немедленно осмотреть его тело, – заявил он.
– И мне, – сказал Бруц, – в конце концов, это я его ухлопал.
– Хватит с вас и Антреса. Поэтому будем считать, что гомоида убил Виттенгер. Итак: вам – Абметов, нам – тело Джонса. Тем более что Джонс был гражданином Фаона.
Бруц не сдавался:
– А вдруг это он убил Тодаракиса? Я возразил:
– Вряд ли, скорее всего он прятался на Хармасе, пока Абметов путешествовал по Оркусу. Не к чему было Джонсу попадаться на глаза ни мне, ни Антресу.
– Справедливо, – снова поддержал меня Виттенгер. Я ожидал, что новость о четвертом гомоиде доконает Абметова, но тот продолжал упорствовать:
– Никто не поверит ни единому вашему слову. Я готов признать, что пытался добыть на Плероме кое-какую информацию, но это еще не преступление. А вы тут нам изобразили целый заговор. Трисптерос какой-то выдумали. Чушь полная! С чего вы взяли, что я принадлежу к этой, как вы ее назвали, Трисптерос?
Я обратился к сержанту:
– Бруц, мне нужна ваша помощь, подержитека покрепче господина Абметова, а я тем временем проведу небольшое анатомическое исследование. Не бойтесь, Абметов, – только поверхностное.
– Вы не имеете права! Это насилие! – завизжал Абме-тов.
Но насилие тем не менее свершилось. Крылатый треугольник был выведен на том же месте, что и у Номуры.
– Вы видели? – спросил я у Бруца, но тот в ответ расхохотался.
– Ну вы даете, – говорил он сквозь слезы, – хорошо, что вы это мне сейчас показали, а то представляю себе, что бы сделали с вами, представь вы свою главную улику в суде.
Вслед за ним расхохотался и Абметов. Я возмутился:
– Что вы ржете тут, как лошади. Виттенгер, вы тоже смеетесь?
– Ни в коем случае, – ответил он серьезно. Бруц наконец перестал смеяться.
– Абметов, объясните вы сами, – предложил он.
– Нет уж, давайте вы, а то господин Ильинский мне опять не поверит.
Бруц положил мне руку на плечо и ласково так сказал:
– Фед, вы только не принимайте то, что я вам сейчас скажу, слишком близко к сердцу, но, понимаете… – Бруц еле сдерживал смех, – понимаете, знак, что вы видели, называется вовсе не «Трисптерос». Этот знак носят астронавты-испытатели – «дрэггеры» – так они себя именуют. Есть у них и свое братство. Оно объединяет астронавтов, принимавших участие в испытаниях новых участков Канала в Секторе Улисса – новых терминалов, другими словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113