– Машины с дипломатическими номерами ездят по всей Москве.
– Но я вам назвал точное время, когда машина пройдет мимо вас, Оля. Это уже не совпадение, это – система. И вы были куклой, когда Дубов возил вас с собою.
– Я не была куклой!
– Оля, – сказал Константинов и полез за новой сигарой, – вам будет очень совестно смотреть в глаза людям, если вы откажете нашей просьбе – выехать сейчас с товарищем Гавриковым к колоннаде и вернуться обратно. Ни о чем другом мы вас не просим.
– Я не поеду.
– Какой вопрос вы хотели задать Дубову?
– Я бы посмотрела ему в глаза и спросила: «Это правда, Сережа?» И все. И он ответит мне, что все это ложь.
– И вы поверите его слову и не поверите нашим доказательствам?
– Смотря какие доказательства.
– Радиограммы из шпионского центра, например.
– Покажите.
Константинов достал из стола папку, нашел среди расшифрованных ту, в которой Дубова просили выслать данные на Ольгу, протянул ей лист бумаги:
– Это про вас. По-моему, вопрос о девичьей фамилии матери и бабушки не я задал вам первый, а Дубов. Только он это сделал ловчее – пригласил в загс.
В 18.30 мимо «Дубова», который ковырялся в моторе «Волги» возле колоннады Парка культуры, проехал Лунс. Оля медленно посмотрела на часы, потом на номер и заплакала; тело ее и лицо были неподвижны, только из глаз катились горошины слез, по-детски крупные.
Утром во вторник в 7.15 разведцентр ЦРУ вышел на связь. Шифровка, адресованная «Умному», гласила:
– «Дорогой друг, мы рады, что видели вас в условленном месте, значит, у вас все в порядке. Объясняем, что мы не вышли в объект «Парк», потому что не видели вас в машине на «Паркплатце», и к тому же нам показалось, что в «Парке» были зрители. Обмен информацией в четверг я наметил в условное время у объекта «Мост». Мы хотели бы прочесть ваш сигнал, подтверждающий готовность к встрече, у контрольного объекта «Дети» – полоса губной помадой на столбе, от 18.30 до 19.00.
Ваш друг «Д».
Константинов поднял глаза на Гмырю:
– Выманить-то их мы выманили, а вот где же этот чертов объект «Дети»?
Ольга Вронская ответить на этот вопрос не смогла, сколько ни возил ее по Москве Гавриков.
– Если мы за сегодняшнюю ночь и завтрашний день не вычислим этот проклятый объект, – сказал Константинов, собрав у себя чекистов в полночь, – грош нам всем цена. Зотова погубим, а уж Виталия – тем более...
СЛАВИН
«Часов шестьдесят уже прошло, – думал он, лежа на узенькой койке в темной камере. – Так что часов через двенадцать меня так или иначе поведут на допрос, дольше они не могут держать меня, слишком уж все скандально».
Он пошевелил пальцами – пока еще не затекли, хотя наручники были тонкие, тесные, врезались в кожу.
«Глэбб перебрал, – неторопливо думал Славин. – Он перебрал дважды: с Зотовым, когда насовал ему в дом помимо передатчика еще и шифротаблицы, и со мною, выведя меня на убитого Лоренса. Но неужели Пол Дик заодно с ним? Может быть, все может быть, он спивается, а пьющие люди теряют грань между честностью и грязью, это только гений может выдержать и не превратиться в животное, а Пол не гений. Или они задействовали его, как декоративную фигуру? Ладно, бог с ним, только б все прошло в Москве – тогда будет порядок, тогда они получат такую дулю, что закачаются. Конечно, Дубова они взяли на Пилар. Она, видимо, хорошо работает, расслабляет, обволакивает – и к тому же умна, ей бы на сцену. А тут не проживешь сценой, нищета полнейшая. Лоренса убрал он, Глэбб, он хочет взять лавры себе одному. И себе одному оставить Дубова. Нет, все-таки он человек не умный. Профессионал, работает четко и смело, но перебирает. Как их реклама. Постоянный перебор. Хотя действует: так уж они устроены, привыкли за сто лет. Занятно, что они мне предложат? Они ведь что-то обязаны предложить. Перевербовку? Наивно. Доказательства по убийству Лоренса? Их нет. Я стоял около двери? Да. Стучался? Да. Но моих пальцев на ручке нет. Хотя Глэбб может поменять ручки – снять с моей двери и привернуть к апартаменту Лоренса. Интересно, кто будет оплачивать мой номер? – Славин даже засмеялся этой мысли. – Я предъявлю Глэббу иск. Пусть мой номер оплачивает ЦРУ, я позволю обыграть это их газетчикам. Как, интересно, Глэбб прореагирует на фотографию Пилар с Зотовым? Он испугается, он решит, что я смог записать весь их разговор, хотя они обследовали квартиру Зотова дважды и насовали ему свою аппаратуру. Но они не отпустят Зотова до тех пор, пока все не решится в Москве. Если наши возьмут ЦРУ с поличным, они завертятся, как белки. Надо продержаться. Это ужасно, то, что я думаю сейчас, но слава богу, что Зотов пока еще так плох. Будь ему лучше, они бы устроили шоу, а он не знает, как они это умеют делать, а они бы прокрутили ему наш разговор о том, что здесь о поставках знал только он один, а что он ответит? Я не знаю, что он врежет. Почему же они не ведут меня на допрос, пора ведь. Что они мудрят?»
...На допрос его не вызвали – в камеру пришел Стау.
– Господин Славин, наш разговор будет носить профессиональный характер.
– Это как понять?
– Это понять так, что вы лучше других отдаете себе отчет: игра проиграна.
– Какая именно?
– Ваша.
– Знаете, я с вами говорить не стану. Я буду объясняться с вами в присутствии нашего консула.
– Убеждены, что поступаете правильно?
– Абсолютно.
– Хорошо, консул ждет в комнате свиданий. Пойдемте. У вас – я последний раз спрашиваю – нет желания обратиться ко мне с просьбой? Я гарантирую выполнение любой вашей просьбы, ибо мои друзья считают вас высоко серьезным человеком, а таких людей ценят, не так ли?
– Именно так. Пошли.
Тюремные коридоры были освещены ярко, до того ярко, что у Славина после заключения в полутемной камере заломило глаза.
– Факт ареста ставит точку на вашей карьере, – сказал Стау. – Вы отдаете себе в этом отчет?
– Почему? Тюрьма – неплохое времяпрепровождение для пишущего человека. Будет о чем поразмыслить на свободе.
– Господин Славин, ваша карьера кончена, мы же знаем, как в КГБ относятся к тем, кто побывал у нас...
– И как же?
– Я отдаю должное вашей манере себя вести, я поэтому еще раз предлагаю вам встречу не с консулом, а с кем-нибудь из ваших умных и деятельных знакомых.
– Сколько они мне положат?
– Простите?
– Сколько я получу денег за то заявление, которого от меня ждут?
– Во-первых, вы еще не знаете, какое заявление от вас ждут. Улики слишком тяжелы, господин Славин, и нам выгоднее ваше молчание. Понятно? Чем плотнее вы будете молчать, тем легче нам провести то, что мы намерены провести. Это очень трудно – вывести вас из игры. Это будет стоить вам памяти , господин Славин, тогда вас увезут отсюда и положат вам, как вы изволили сказать, столько, сколько платят человеку, оказавшему серьезную услугу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83