Архипкин проиграл Славину три партии всухую, рука его заметно дрожала, когда он бил по шару; часто мазал, смотрел по сторонам настороженно.
Когда верткий официант, бегавший с подносом между столами, принес пиво, Славин спросил:
– А Хренов когда придет?
– Он теперь у нас не играет, сэр. Он играет в «Лас Вегас» или в баре «Гонконг». Чаще в «Гонконге», китайцы привезли прекрасные столы, там собираются самые лучшие игроки, ставки до ста долларов...
...В «Лас Вегасе», потолкавшись вокруг столов, – игроки были высокого класса, тишина стояла в зале, – Славин пригласил Архипкина к стойке, заказал «хайбл». Рука у Архипкина дрожала по-прежнему, коктейль пил с недоуменным отвращением, то и дело оглядывался.
– По уху врезать сможете? – улыбнулся Славин. – Руки-то вон какие крепкие. Чего ж тогда боитесь?
– Непривычно как-то, – ответил тот, – вертепства не люблю, я ж деревенский, нам это против сердца.
– Слово такое слыхали – «надо»?
– Это я понимаю, а все одно не в своей тарелке.
Славин обратился к бармену:
– А когда придут самые хорошие игроки?
– У нас бывает только один по-настоящему хороший игрок, сэр. Мистер Хренов, «от двух бортов в середину», классный игрок.
– Но он ведь сейчас в «Гонконге»...
– Видимо, там, сэр. Хотя он играет и здесь, довольно часто играет, но в последнее время начал посещать «Гонконг».
– Что, лучше столы?
– Нет, сэр, там дешевле еда. Китайцы продают пищу по бросовым ценам, им же все привозят из Пекина. Мы ничего не можем с ними поделать, они хотят нас разорить. Алкоголь, правда, у них стоит столько же, снабжают бельгийцы, нам приходится снижать цены на коктейли, иначе вылетим в трубу...
...В «Гонконге» бармен сразу же указал Славину на Хренова. Тот играл мастерски, неторопливо, засучив рукава; играл, как настоящий жук, дразнил партнера, говорил по-английски с ужасным акцентом:
– Целься, целься лучше, Джон! Рукой не егози, а то обыграю! Деньги-то приготовил? Или к жене побежишь просить?
Славин сел за бар – Хренов был виден ему в зеркале.
– Наблюдайте за ним, – шепнул он Архипкину. – Потом подойдите, предложите сыграть.
– Ох, господи, – выдохнул Архипкин, – у меня аж все молотит внутри... Может, жахнуть для храбрости?
– «Хайбол»?
– Да нет, водки б лучше.
– У них дрянная водка, «Смирноф», сладкая она. Виски хотите?
– Давайте, сто грамм приму.
Славин заказал двойную порцию, Архипкин выпил, подышал орешком, крякнул, слез с высокого стула и отправился к столу, на котором играл «от двух бортов в середину».
– Слышь, – сказал Архипкин, – сыграем, что ль? На пять рубл... долларов...
Хренов резко обернулся, отступил, сразу же полез за сигаретой.
– Ты – кто? – спросил хрипло.
– Садовник.
– Откуда?
– Посольский...
– Красный, значит?
– Какой же еще... Конечно, красный...
– Меня откуда знаешь?
– А я тебя и не знаю вовсе... Бармен сказал, что ты русский, ну я и подошел, я ж по ихнему-то не умею.
– Погоди, я сейчас этого приложу.
Хренов вернулся к столу и пятью ударами закончил партию – играл профессионально, раньше-то куражился, понял Славин, заманывал партнера, давал шанс. Получил двадцать пять долларов, сунул в карман рубашки:
– Играешь-то хорошо? Или, может, поговорим? Впервые красного вижу, после войны ни разу не встречал.
– Нашкодил небось, вот и шарахался.
– Это было, – мазанув лицо Архипкина цепким взглядом, ответил Хренов. – Пойдем, за столиком посидим, я угощаю.
Они отошли к окну, в закуток, и Славину пришлось пересесть, чтобы видеть их.
Хренов заказал «две водки» – по сорок граммов, так здесь наливают. Архипкин посмотрел на стакан, Хренов понял:
– Соцкую хочешь? Погоди, закажу, они этого не понимают, приставать начнут, «выпей залпом», они ведь глоточками цедят, нелюди...
– Слышь, а где этот-то?..
– Кто?
– Ну, как его...
– Колька?
– Нет, – ответил Архипкин, поиграв пальцами.
– Ванька, что ль? «Беспалый»?
– Да.
– В отеле, где ж еще. Он там посменно дежурит, по двенадцать часов. А зачем он тебе?
– Нужен. По радио про него передавали...
– Бандюга, мол, и власов, да?
– Не, сестра ищет...
– Иди ты! Неужто сестра?! Как же она его выследила?
– У нас в радио пишут, мол, брата ищу, такой-то и такой-то. Как его фамилия-то?
– Слышь, – не ответив, спросил Хренов, – а вот если с повинной прийти, сколько сейчас нашему брату дают?
– Смотря за что...
– Крещеные мы с ним, садовник, крещеные.
– Это как?
– А так. Как забрали из лагеря, с голодухи-то к черту в кровать прыгнешь, привезли в село, каждому в руки винтовку дали и комиссаров выстроили. Ганс, офицеришка, к каждому из нас подходил, парабеллумом своим в затылок упирался и говорил: «Стреляй». Или – ты, или – тебя. А как выстрелил, как повалил комиссара, так они винтовку отбирали и говорили: «Свободен, иди, куда хочешь». Кровью-то покрестили, куда нам было подаваться? Ну и пошло, «крещеные»... Так-то вот, красный...
– Ты мне скажи, как этого «беспалого» найти? Адрес его знаешь?
– Я все знаю, садовник, я знаю все, да просто так не скажу. Мы – ученые. Может, нет никакой сестры, а тебя НКВД подослало...
– Нужен он НКВД...
– НКВД все нужны, садовник, ты мне вола-то не крути. Сам откуда?
– Ивановский.
– Сосед. Я с Вологды.
– С города?
– Не. Деревня Пряники. Лог кругом стоит – что ты! Синь беспросветная, и ручьи текут. Как поутру выйдешь из избы – тишина... И дятел – тук-тук. Здесь дятла поди найди, какаду одни летают, мать иху так... Тебя как зовут-то?
– Олег Карпович. А тебя?
– Виктор Хрисанфович... И деньга водится, и комнату имею, а все одно сердце рвет, Карпыч, – домой мечтаю... А там четвертак вольют, а мне пятьдесят три... Когда выйду? То-то в оно...
– У нас четвертак теперь не дают. Пятнадцать.
– Ну пятнадцать. Тоже не месяц. Шестьдесят восемь будет, когда отбабахаю. Кому старик нужен? Семье, обратно, позор, у меня ж братья и сестры в Пряниках должны жить... Так – «без вести пропал», а коли вернусь, тогда что? В Сибирь угонят, а чем они виноваты? Я один и есть виноватый, за то с ворами в бильярд и гоняю...
– Слышь, ты мне фамилию «беспалого» скажи.
– Не напирай. Я пока с им не поговорю, фамилии не открою. Думаешь, в Вологде Пряники есть? Так я тебе и назову деревню-то... Тоже, Карпыч, ученые, жизнь извозила, себе-то самому не веришь... Приходи сюда через недельку, может, он и согласится, а закладывать его я не стану, нас тут раз, два – и обчелся, русак русака бережет, хоть душу по-нашему можно отвести... «Беспалый» – как ты говоришь – угрюм-душа, всех бежит, бобылем живет... Ну, еще врежем?
Директор криминальной полиции генерал Стау получал от хозяина бара «Гонконг» мистера Чу-Ну запись бесед иностранцев – профилактическая мера, чем черт не шутит, приходится оборудовать вертепы техникой.
Стау позвонил Джону Глэббу.
– Джон, тебя не интересует русский, который работает в отеле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83