Меня не надо было спасать!
– В тот день вы, действительно, не пили?
– Ни капли!
– А накануне?
– Тоже ни капли.
– Ой ли?
– Клянусь, ни капли! Я пью редко!
По тому, как Парамонов испуганно врал, Проскурин до конца понял – не он. Плохой человек, нечестный, пьяница, только к ЦРУ отношения не имеет, наверняка не имеет...
– Я уплатил им деньги, – тихо, с болью сказал Парамонов, – они там все взяточники и вымогатели, говорят, без очков нельзя...
– Сколько же вы им уплатили?
– Сто семьдесят пять. У меня было всего пятьдесят, я одолжил у друзей, и тогда полицейский порвал протокол медицинского осмотра...
– Вы не помните, как звали врача?
– Да разве до этого мне было?! Красивая женщина, тоже, кстати, в очках...
– И никто из иностранцев вам не предлагал помощь?
– Об этом-то я бы во всяком случае сказал. Поймите мое состояние! – взмолился Парамонов. – Остаться без прав в Африке – конец карьере!
– Чему конец?
– Работе, – поправился Парамонов, – я ж не успею никуда! А при тамошней жаре пешком не походишь! А концы громадные! Я бы подвел коллектив! Они ждали от меня оперативности: туда сгоняй, сюда успей!
– Более всего они, верно, ждали от вас честности. Мы навели справки, и вот что выяснилось: если бы вы рассказали все честно, наши юристы доказали бы луисбургским властям, что вы прошли нашу медицинскую комиссию и наша медицинская комиссия, входящая в международную конвенцию, позволила вам управлять автомобилем, таким образом, никто не имеет права предъявлять вам какие бы то ни было обвинения... Больше надобно уважать себя, а главное – то дело, которому служишь... А вы – взятку давали, абы карьера не кончилась.
– Вы сообщите обо всем в «Межсудремонт»? – совсем тихо спросил Парамонов.
– К сожалению, я не имею на это права, конституционного права, а то бы сообщил, наверняка сообщил.
СЛАВИН
– Здравствуйте, Андрей Андреевич.
– Здравствуйте, – ответил Зотов.
– Я бы хотел, чтобы вы помогли мне разобраться в здешней ситуации, я – Славин Виталий Всеволодович.
– Так это не ко мне.
– Все говорят, что вы лучше других чувствуете ситуацию – особенно в связи с Нагонией, наши поставки, их цикличность...
– Обо всем этом можно прочитать в наших отчетах. Только смысл... Пиши не пиши, воз вряд ли сдвинется.
– Почему?
– Да потому что глупим.
– Это умеем, – согласился Славин. – Только в данном случае хорошо бы уцепить главное звено: в чем глупим? Как поломать глупость? Положение в Нагонии заслуживает этого.
– Поломать очень просто. Портовые службы здесь нам задолжали пять миллионов. Ерунда, конечно, в сравнении с тем, что уходит на ветер, но по здешним масштабам – это деньги, а мы совестимся их потребовать, а коли не можете отдать, то хотя бы соблюдайте вежливость, обслуживайте наши суда, которые идут в Нагонию, пропускайте их первыми, не держите по трое суток на рейде. А мы миндальничаем, боимся, что нас неверно поймут, обидятся, а нас во всех здешних газетах поливают, как хотят...
– Боязнь обидеть – свидетельство силы, Андрей Андреевич, нет?
– Верно. Но каково нам будет смотреть друг другу в глаза, если задушат Нагонию? Из-за того в частности, что наши поставки идут с задержкой, а там тоже есть люди, которые умеют работать, которые уже сейчас говорят: «Русские много обещают, но не умеют сдерживать своих обещаний, график летит, мы горим из-за этого». Каково?
– Плохо. Куда как хуже.
– А мне здесь отвечают, что я – зануда и брюзга, а я не зануда, просто я чаще других езжу в порт, встречаюсь с разными людьми и убеждаюсь, что здесь решили: «Им можно сесть на шею».
– Вот вы мне и подскажите, как обо всем этом ловчей написать, ладно? У меня в два обед с одним приятелем, американский коллега, не видались с Нюрнберга...
– Дик?
– Да. Знакомы?
– Он приятель моего знакомца. По-моему, думающий газетчик, хотя обидно, спивается.
– Часа в четыре я за вами подъеду, ладно?
– Нет, в четыре я занят. Давайте-ка часов в девять.
– У меня?
– Вы где остановились?
– В «Хилтоне». Шестьсот седьмой помер.
– Шестой этаж?
– Да. Направо по коридору.
– Я знаю. Хорошо, в девять я к вам подъеду.
Пол Дик сел рядом со Славиным, выругался, буркнул:
– Вы меня втравили в хреновую историю, Иван. В какой «макдоналдс» поедем?
– В тот, который находится рядом с домом, где жил Белью.
– Он жил в бидонвилле, там «макдоналдс» вонючий, как помойка, я же обсмотрел все вокруг.
– Я тоже хочу хоть одним глазом глянуть.
– Не темните, Иван. Что вам известно об этом самом Белью? – Пол Дик протянул Славину восемь долларов. – Держите, купите сами, я бы не удержался, выпил.
– Что это?
– Не валяйте дурака, я же проиграл вам, вы лучше меня почувствовали Джона – он, действительно, спросил про вас, как вы и предполагали. Объясните, что вам известно об этом деле?
– Ничего. Я могу предполагать только лишь. Видимо, Белью снимал комнату где-то возле вокзала...
– Порта. Но тоже шум, краны под окном работают день и ночь. Дальше?
– Видимо, в комнате у него были русские книги...
– Украинские. И открытки, много старых открыток...
– На столе лежал сухой сыр и половина батона, нет?
– Сыр был очень черствый, батона не было, крекер. Вы что, были в его комнате?
– Если бы я там был, Пол, меня бы уже допрашивали. Из чего его убили? Бесшумный пистолет?
– Нет. Его жахнули с портового крана, из снайперской винтовки, через окно. Он, между прочим, вышивкой занимался, у него там салфеточек полно, скатертей, дорожек. Петушки и курочки. Слушайте, что вы о нем знаете? Вы же неспроста стали искать его, Иван...
– Какие у него были книги, Пол?
– Я забыл... Нет, я записал, конечно, но блокнот у меня в номере... Стихи. В основном, стихи.
– Каморка, краны под окном, салфетки с петушками и стихи...
– Вы здорово классифицируете факты. Раньше у вас этого не было – из Нюрнберга вы гнали чистую информацию. С годами в вас появилось прекрасное своеволие, вы бесстрашно организуете разрозненные факты в мысль.
– Загоржусь. Полиции было много?
– Две машины.
– Пресса?
– Их пустили позже, когда кончился обыск.
– Что искали?
– Черт их знает. Намекали, что он ваш агент.
– Намекать девке можно, а в такого рода деле нужны улики.
– А что, разве их нельзя сделать?
– Смысл?
– Смысл есть; жил около порта, там идут ваши суда в Нагонию, здесь сейчас начинается кампания против этого, ну а Белью в бинокль подглядывал и сигналы подавал.
Славин рассмеялся.
– А – что? – продолжал Пол. – Важно бросить дохлую кошку, пусть ее подбирают другие; виноват всегда тот, кого облили дерьмом – ему же отмываться, в конце концов.
В «макдоналдсе» возле порта, в двух блоках от того третьеразрядного отеля, где жил Белью, было душно, Славина поразило, как много там было мух: синебрюхие, жирные, они летали медленно, словно перегруженные «юнкерсы», и так же нудно, изводяще жужжали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– В тот день вы, действительно, не пили?
– Ни капли!
– А накануне?
– Тоже ни капли.
– Ой ли?
– Клянусь, ни капли! Я пью редко!
По тому, как Парамонов испуганно врал, Проскурин до конца понял – не он. Плохой человек, нечестный, пьяница, только к ЦРУ отношения не имеет, наверняка не имеет...
– Я уплатил им деньги, – тихо, с болью сказал Парамонов, – они там все взяточники и вымогатели, говорят, без очков нельзя...
– Сколько же вы им уплатили?
– Сто семьдесят пять. У меня было всего пятьдесят, я одолжил у друзей, и тогда полицейский порвал протокол медицинского осмотра...
– Вы не помните, как звали врача?
– Да разве до этого мне было?! Красивая женщина, тоже, кстати, в очках...
– И никто из иностранцев вам не предлагал помощь?
– Об этом-то я бы во всяком случае сказал. Поймите мое состояние! – взмолился Парамонов. – Остаться без прав в Африке – конец карьере!
– Чему конец?
– Работе, – поправился Парамонов, – я ж не успею никуда! А при тамошней жаре пешком не походишь! А концы громадные! Я бы подвел коллектив! Они ждали от меня оперативности: туда сгоняй, сюда успей!
– Более всего они, верно, ждали от вас честности. Мы навели справки, и вот что выяснилось: если бы вы рассказали все честно, наши юристы доказали бы луисбургским властям, что вы прошли нашу медицинскую комиссию и наша медицинская комиссия, входящая в международную конвенцию, позволила вам управлять автомобилем, таким образом, никто не имеет права предъявлять вам какие бы то ни было обвинения... Больше надобно уважать себя, а главное – то дело, которому служишь... А вы – взятку давали, абы карьера не кончилась.
– Вы сообщите обо всем в «Межсудремонт»? – совсем тихо спросил Парамонов.
– К сожалению, я не имею на это права, конституционного права, а то бы сообщил, наверняка сообщил.
СЛАВИН
– Здравствуйте, Андрей Андреевич.
– Здравствуйте, – ответил Зотов.
– Я бы хотел, чтобы вы помогли мне разобраться в здешней ситуации, я – Славин Виталий Всеволодович.
– Так это не ко мне.
– Все говорят, что вы лучше других чувствуете ситуацию – особенно в связи с Нагонией, наши поставки, их цикличность...
– Обо всем этом можно прочитать в наших отчетах. Только смысл... Пиши не пиши, воз вряд ли сдвинется.
– Почему?
– Да потому что глупим.
– Это умеем, – согласился Славин. – Только в данном случае хорошо бы уцепить главное звено: в чем глупим? Как поломать глупость? Положение в Нагонии заслуживает этого.
– Поломать очень просто. Портовые службы здесь нам задолжали пять миллионов. Ерунда, конечно, в сравнении с тем, что уходит на ветер, но по здешним масштабам – это деньги, а мы совестимся их потребовать, а коли не можете отдать, то хотя бы соблюдайте вежливость, обслуживайте наши суда, которые идут в Нагонию, пропускайте их первыми, не держите по трое суток на рейде. А мы миндальничаем, боимся, что нас неверно поймут, обидятся, а нас во всех здешних газетах поливают, как хотят...
– Боязнь обидеть – свидетельство силы, Андрей Андреевич, нет?
– Верно. Но каково нам будет смотреть друг другу в глаза, если задушат Нагонию? Из-за того в частности, что наши поставки идут с задержкой, а там тоже есть люди, которые умеют работать, которые уже сейчас говорят: «Русские много обещают, но не умеют сдерживать своих обещаний, график летит, мы горим из-за этого». Каково?
– Плохо. Куда как хуже.
– А мне здесь отвечают, что я – зануда и брюзга, а я не зануда, просто я чаще других езжу в порт, встречаюсь с разными людьми и убеждаюсь, что здесь решили: «Им можно сесть на шею».
– Вот вы мне и подскажите, как обо всем этом ловчей написать, ладно? У меня в два обед с одним приятелем, американский коллега, не видались с Нюрнберга...
– Дик?
– Да. Знакомы?
– Он приятель моего знакомца. По-моему, думающий газетчик, хотя обидно, спивается.
– Часа в четыре я за вами подъеду, ладно?
– Нет, в четыре я занят. Давайте-ка часов в девять.
– У меня?
– Вы где остановились?
– В «Хилтоне». Шестьсот седьмой помер.
– Шестой этаж?
– Да. Направо по коридору.
– Я знаю. Хорошо, в девять я к вам подъеду.
Пол Дик сел рядом со Славиным, выругался, буркнул:
– Вы меня втравили в хреновую историю, Иван. В какой «макдоналдс» поедем?
– В тот, который находится рядом с домом, где жил Белью.
– Он жил в бидонвилле, там «макдоналдс» вонючий, как помойка, я же обсмотрел все вокруг.
– Я тоже хочу хоть одним глазом глянуть.
– Не темните, Иван. Что вам известно об этом самом Белью? – Пол Дик протянул Славину восемь долларов. – Держите, купите сами, я бы не удержался, выпил.
– Что это?
– Не валяйте дурака, я же проиграл вам, вы лучше меня почувствовали Джона – он, действительно, спросил про вас, как вы и предполагали. Объясните, что вам известно об этом деле?
– Ничего. Я могу предполагать только лишь. Видимо, Белью снимал комнату где-то возле вокзала...
– Порта. Но тоже шум, краны под окном работают день и ночь. Дальше?
– Видимо, в комнате у него были русские книги...
– Украинские. И открытки, много старых открыток...
– На столе лежал сухой сыр и половина батона, нет?
– Сыр был очень черствый, батона не было, крекер. Вы что, были в его комнате?
– Если бы я там был, Пол, меня бы уже допрашивали. Из чего его убили? Бесшумный пистолет?
– Нет. Его жахнули с портового крана, из снайперской винтовки, через окно. Он, между прочим, вышивкой занимался, у него там салфеточек полно, скатертей, дорожек. Петушки и курочки. Слушайте, что вы о нем знаете? Вы же неспроста стали искать его, Иван...
– Какие у него были книги, Пол?
– Я забыл... Нет, я записал, конечно, но блокнот у меня в номере... Стихи. В основном, стихи.
– Каморка, краны под окном, салфетки с петушками и стихи...
– Вы здорово классифицируете факты. Раньше у вас этого не было – из Нюрнберга вы гнали чистую информацию. С годами в вас появилось прекрасное своеволие, вы бесстрашно организуете разрозненные факты в мысль.
– Загоржусь. Полиции было много?
– Две машины.
– Пресса?
– Их пустили позже, когда кончился обыск.
– Что искали?
– Черт их знает. Намекали, что он ваш агент.
– Намекать девке можно, а в такого рода деле нужны улики.
– А что, разве их нельзя сделать?
– Смысл?
– Смысл есть; жил около порта, там идут ваши суда в Нагонию, здесь сейчас начинается кампания против этого, ну а Белью в бинокль подглядывал и сигналы подавал.
Славин рассмеялся.
– А – что? – продолжал Пол. – Важно бросить дохлую кошку, пусть ее подбирают другие; виноват всегда тот, кого облили дерьмом – ему же отмываться, в конце концов.
В «макдоналдсе» возле порта, в двух блоках от того третьеразрядного отеля, где жил Белью, было душно, Славина поразило, как много там было мух: синебрюхие, жирные, они летали медленно, словно перегруженные «юнкерсы», и так же нудно, изводяще жужжали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83