Бидон яростно храпел на заднем сиденье, подо-гнув ноги и свесив голову вниз.
Я торчал па берегу уже около получаса, и солнечные блики на воде успели порядком исколоть мне глаза.
В этот день Средиземное море оыло лучезарно-зеленым, с серебристыми гребешками,располагавшими к сочинению стихов. Но мне что-то не хотелось строить из себя Ламартина. Я ждал лодку Эрминии и, высматривая ее среди волн, думал о том, что ей предстоит сделать.
Я до сих пор не мог переварить ее заявление о приеме на работу. Чтобы мелкая авантюристка вроде нее согласилась жить с человеком, совершившим несколько убийств — это еще можно допустить. Но чтобы она любезно предложила спустить в морскую пучину совершенно незнакомого человека — тут уж я мог только развести руками перед сложностью женского характера.
В каждой женщине сидит чудовище. Эрминия, конечно, утверждала, что печется о моей безопасности, но я сильно подозревал, что ей хочется утопить Бидона ради неизведанных острых ощущений... Попроси ее кто-нибудь утопить новорожденных котят — она, небось, раскричалась бы от возмущения. А человека — пожалуйста, готова,..
На этом этапе своих размышлений я и увидел Эр-минию; она появилась из-за скалистого выступа на плоскодонке с мотором.
Она весело, широко махнула мне рукой. И у нее, У будущей убийцы, это движение получилось точно таким же, как у юной девственницы, которую терзает наступающая зрелость.
Все они невинны, как ангелочки с церковного календаря. И в то же время готовы не раздумывая перерезать веревочку, на которой висит небо, и обрушить его вам на голову.
Эрминия правила своим корытом, как старый морской волк. Вскоре она тихо причалила к узкому песчаному пляжу.
— Эй, эй!
Она смеялась и махала мне рукой. Честное слово, она вела себя, как на волейбольном матче!
Я повертел вокруг головой, как перископом. Никого. Наш отрезок дороги был пуст, а справа и слева возвышались отвесные скалы,
Я открыл левую дверцу — ту, что была со стороны моря, наклонил спинку переднего сиденья и вытащил Бидона из машины. Он что то ворчал, но еще
не успел очухаться от алкоголя, который я в него влил.
— Ну, давай, поганец!
Я схватил его за руку и потащил, как мешок. А дотащив до лодки, плюхнул его туда. Посудина угрожающе закачалась.
— Смотри сама не нырни, — предупредил я.
— Не беспокойся...
— Может быть, эту морскую прогулку лучше совершить мне?
— Нет, Робер, нам нужно думать о твоей безопасности...
— Ладно, будь осторожна.
Я не спеша вернулся на машине в городок. По дороге я время от времени смотрел на море и различал среди сверкающих волн темное пятнышко, скользящее к выпуклой линии горизонта. Но когда приехал на Мантонский пляж, сколько ни вглядывался — ничего уже не увидел.
Курортный сезон уже приказывал долго жить, и почти все разноцветные шезлонги стояли без седоков. За стойкой бара молодой черноволосый парнишка в белой куртке выжимал сок из апельсинов с помощью аппарата, купленного на последней выставке бытовой техники.
— Один джин-фицц, малыш!
Я уселся под голубым навесом бара... По случаю моего прихода парнишка поставил пластинку с мексиканской песней, от которой лапы покрывались мурашками.
Я долго смотрел на кубик льда в своем стакане. Он плавал почти на самой поверхности и напоминал мне о Бидоне, который вот-вот начнет кормить, рыб.
Эрминия что-то задерживалась...
Наконец она появилась. Она отдала свой пароход пляжному прокатчику и выглядела почти радостной.
— Выпьешь чего-нибудь?
— Да.
— Покрепче?
Ее взгляд заставил меня покраснеть.
— Зачем — покрепче? — дерзко спросила она. — Я просто хочу пить. Возьми мне апельсиновый сок.
Она залпом осушила свой стакан; на ее щеках был румянец, но лоб оставался бледным из-за физического утомления.
— Заплати, и пойдем сядем н сторонке.
Она увела меня подальше от бара, к шезлопгам.Неко торое время мы сидели, не говоря ни слова, наблюдая за монотонным движением воды и за безкрайним небом, по которому тащились маленькие жилистые тучки.
Я желал ее, желал со страшной силой...
— Может быть, поедем домой, Эрминия? У меня появились кое-какие планы...
Это была наша условная формула. Но она покачала головой.
— Не сейчас.
— Переволновалась?
— Нет, разве что немного устала. Ох, и тяжелый он был!
— Но все прошло удачно?
— Прошло, а это главное.
— Значит, теперь мы можем: говорить... как убийца с убийцей?
— В каком-то смысле — да. Но не вижу необходимости об этом вспоминать.
Странный у нее был видок, у этой крошки. Посмотришь на нее, так сначала ничего такого и не заметишь: девчонка как девчонка. А потом, счистив верхний слой, находишь под ним остальное: волнующую, даже опасную женщину, способную на все: на мошенничество, на убийство... Но вот могла ли она любить? Это слегка морщило мне череп. Я испытывал к ней серьезное расположение, но это нельзя было назвать любовью... Любовь я познал с другой, и та история была еще слишком свежей и сырой, чтобы я мог загореться снова.
И все же я дорожил Эрминией. Хотя бы потому, что ее кожа говорила с моей. Как если бы нас с ней скроили из одной и той же шкуры.
— Ты хочешь поговорить о чем-нибудь другом?
— Пожалуй.
— О чем?
— О будущем.
— О свадьбе, что ли?
Я хотел подурачиться, но ома сердито выпятила губу, что придало очертаниям ее рта преувеличенную чувственность.
— Перестань шутить. И давай подведем итоги. Ты выдаешь себя за другого человека. Этого человека хотел найти твой недавнийпосетитель. Зачем он его
искал? Решил за что то отомстить?
— Почти что так... Но скорее — свести счеты, в буквальном смысле. А счеты у них немалые: двадцать четыре миллиона...
Я пересказал ей всю историю, не упустив ни слова. Она слушала с чрезвычайно заинтересованным видом, а когда я закончил, погрузилась в глубокие размышления.
— Значит, ты считаешь, что этот Рапен не стал вывозить деньги за границу?
— Я в этом уверен. Я достаточно хорошо изучил его характер. И то, что я узнал о нем впоследствии, лишь подтверждает мои догадки. Это был умный и осторожный тип...
Я улыбнулся.
— Его единственная неосторожность — это я. У каждого бывают в жизни минуты, когда секс затуманивает рассудок.
— Так что с этими деньгами?
Она, как видно, не собиралась упускать этот вопрос из виду.
— Он, скорее всего, спрятал их во Франции.
— Но где?
Слово за слово — и на следующий день мы с Эрми-нией были уже в Гренобле. Я ждал Эрминию в кафешке: она отправилась в редакцию "Дофине Либере".
Редакция газеты была последним местом, куда мне следовало соваться. У газетчиков всегда развешана под носом масса фотографий, и меня могли запросто засечь.
Через четверть часа она вернулась — веселая, красивая до боли в глазах в своем голубом костюме и оранжевом пуловере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113