В это ночное время клиент штука редкая, и она решилась на абордаж.
— Куда это мой красавчик идет? — замурлыкала она.
Страшнее уродищу нельзя было и вообразить. Ей было не меньше шестидесяти, а в таких летах мастерица тротуара, сами понимаете, уже не конфетка. Эта же выглядела отвратительнее, чем общественный туалет. Зенки ее свисали на щеки, а краснопомадная улыбка вылезла за пределы рта на добрый десяток сантиметров. Прибавьте к этому пузо беременной коровы и рожу цыганки, предсказывающей судьбу за десять франков в ярмарочном шатре с вывеской "мадам Ирма"...
Она навела меня на одну мысль. Неважнецкую, правда... Но если ты забрел в глухой тупик с огромными черными стенами, из чего тебе выбирать? Надо выпутываться любыми средствами.
Я глазел на нее без всякого выражения; она решила, что я раздумываю.
— Тебе не холодно, зайчик?
"Зайчик" и вправду стучал зубами, но погода здесь была уже ни при чем.
— Да уж Не жарко,— буркнул я.— Надо же, оставил, как последний кретин, свои шмотки в шкафу сотрудника, а этот козел возьми да и унеси ключ с собой... Вот и шлепаю домой в рабочем, а на дворе-то не Африка...
Она загыгыкала.
— А тебе так очень идет, котик мой. В больнице работаешь?
— Да. Санитаром.
- Если твои деньжата по остались в том шкафу —хочешь погрею? Идем, скучать не будешь...
От этого обещания меня чуть не разобрал смех. Ее рожа явно не дотягивала до таких высот. Или — перетягивала, что было бы еще забавнее.
— Знаешь что? — сказал я с видом человека, у которого зреет решение. — У меня тут появилась одна идейка.
— Да ну?
— Вот что: если не заломишь лишнего, идем. Тогда мне и домой возвращаться не надо, я утром пойду прямиком на работу.
— Сколько же ты мне дашь?
— А сколько ты хочешь?
— Десять тысяч!
— Да ты, никак, принимаешь себя за Мисс Европу!
— Ну, тогда скажи свою цену, зайчик мой...
Не имея при себе ни шиша, я мог пообещать ей столько, сколько она пожелает. Но чтобы не вызвать подозрений, полагалось поторговаться.
— Четыре тысячи, — предложил я.
— Ладно, ты мне приглянулся: добавь еще две — и я твоя на всю ночь...
— Годится.
Она зашагала к подворотне, где крепко штыняло гнилью, подошла к одной задрипанной дверюшке и обернулась.
— Деньги хоть при тебе? Фирма в кредит не работает, понятно?
Я обиженно похлопал себя по карману.
— За кого ты меня держишь?
— Ну-ну, — сказала она, успокаиваясь.— Не сердись, миленький, я просто так спросила...
Мы стали взбираться по деревянной лестнице, такой ветхой и расшатанной, что казалось — она только вас и дожидается, чтобы рухнуть.
Ее каморка оказалась на пятом этаже и состояла из убогой комнатушки и куска кухни. Рядом с кухней была маленькая кладовка.
— Это, конечно, не "Риц"...— признала она, поймав мой взгляд.
Да, это был не "Риц", и даже не третьесортный отель для экстазов по сходной цене. Крыша с мансардой, в комнате — кровать с железной сеткой, в ее головах, у стенки — шаль, воображающая себя испанской. Еще комод, низкий стол, стул, проигрыватель и пластмассовый таз.
Больше всего меня манила кровать. Я сразу же на ней и растянулся.
— А ничего у тебя, — сказал я вежливо. — Одна живешь?
— Ага. Последнего дружочка выпила в три шеи! Пропивал, паразит, все, что я приносила... И потом, знаешь ли, я натура независимая.
Это хорошо укладывалось в мои планы. Хоть на этот раз случай сработал на меня...
— Ну так как, миленький, ты мне сделаешь подарочек?
Я порылся в карманах и прикинулся, будто посеял бумажник.
Бабкино лицо вмиг сделалось водонепроницаемым. Еще бы: после пятидесяти лет работы эту песню она знала лучше, чем "Марсельезу"...
— Да ладно, проскрипела она, как ржавый флюгер.— Можешь не стараться. Так ты, значит, пустой, а, поганец? А я-то из-за тебя столько времени даром потеряла! Я тебе не Дед Мороз! А ну, пошел отсюда, козел!
Я двинулся к двери. Она решила, что я повинуюсь, и пуще прежнего нажала на ругательную педаль. Но быстро заглохла, увидев, что я не умотал, а повернул в двери ключ и сунул его в карман.
— Эй... Эй, ты чего это?
Для нее не стоило громоздить целый роман: можно было говорить открытым текстом.
— А я это того, что лежал в "Куско" и только что оттуда свалил. Да еще вырубил мужика, что меня стерег...
На комоде как раз лежала вечерняя газета с моей фотографией.
— Вот он, ваш покорный слуга, — кивнул я. Она быстренько посмотрела на фото — просто чтобы проверить сходство.
— Ах, так ты в бегах... — сказала она. — И что ж думаешь делать?
— Еще не знаю. Первым делом — поспать я кинуть что-нибудь на зуб.
Она, похоже, не больно этому обрадовалась. Впрочем, она так и сказала:
— Не нравится это мне. Сколько уже работаю — ни разу носа не запачкала...
— Ну ясно-ясно: в общем и целом живешь спокойно, — хмыкнул я.
— И впредь не собираюсь!
— Так ты у нас кандидат на орден Почетного легиона?
— Нет, но я, представь себе, привыкла к свежему воздуху...
— Зато я уже отвык. Так что захлопни пасть, или я рассержусь. Я остаюсь здесь, раз пришел. И не возникай, иначе что-то случится.
Она уяснила.
Ее квартира была просто создана для таких, как я. Один Выход — черен дверь, Я наглухо забаррикадировал ее, подтащив вплотную кровать. Потом выглянул в форточку: за ней виднелась крыша соседнего дома. Порядок...
— Слушай, дай чего-нибудь пожрать.
— Чего дать-то?
— Все равно.
— Тут осталось немного фасоли...
— Тащи.
Я выскреб сковородку, потом проглотил две чашки горячего кофе. Стало получше. Оставалось победить усталость; для этого существовала только койка.
И я улегся на ее клоповник, зорко вертя башкой.
— Ты тоже можешь ложиться, красавица. Не бойся, мне что-то не хочется тебя насиловать.
Она сидела надутая — страшно злилась на меня и на свой плохой нюх, по вине которого сама же ко мне и прицепилась.
— Только не пытайся меня обставить, — добавил я напоследок. — У меня очень чуткий сон. Мошка пролетит — и я уже на ногах...
Я закрыл глаза, и все бесшумно рухнуло куда-то вниз.
Легкий шорох вытащил меня из облаков. Я не врал карге насчет своего чуткого сна. В моем положении человек все время начеку, а если нет — у него что-то не в порядке с головой.
Я открыл один глаз. Была ночь, в форточку заползал лунный свет. В этом зеленоватом сиянии я увидел, что потаскуха шастает в комбинашке; по комнате. Я лежал молча. Может, она просто в сортир? По мере того как глаза привыкали к темноте, я смог разглядеть ее получше. Куда там развалинам древних городов! Ее сиськи лежали на животе, как на подушке. Лицо давно разлезлось по швам, и без косметики
она была сущая ведьма. На мгновение мне подумалось, что вот сейчас она вытащит из шкафа метлу и вылетит на ней сквозь черепичную крышу...
Она подошла к косолапому комоду и С величайшей осторожностью выдвинула нижний ящик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— Куда это мой красавчик идет? — замурлыкала она.
Страшнее уродищу нельзя было и вообразить. Ей было не меньше шестидесяти, а в таких летах мастерица тротуара, сами понимаете, уже не конфетка. Эта же выглядела отвратительнее, чем общественный туалет. Зенки ее свисали на щеки, а краснопомадная улыбка вылезла за пределы рта на добрый десяток сантиметров. Прибавьте к этому пузо беременной коровы и рожу цыганки, предсказывающей судьбу за десять франков в ярмарочном шатре с вывеской "мадам Ирма"...
Она навела меня на одну мысль. Неважнецкую, правда... Но если ты забрел в глухой тупик с огромными черными стенами, из чего тебе выбирать? Надо выпутываться любыми средствами.
Я глазел на нее без всякого выражения; она решила, что я раздумываю.
— Тебе не холодно, зайчик?
"Зайчик" и вправду стучал зубами, но погода здесь была уже ни при чем.
— Да уж Не жарко,— буркнул я.— Надо же, оставил, как последний кретин, свои шмотки в шкафу сотрудника, а этот козел возьми да и унеси ключ с собой... Вот и шлепаю домой в рабочем, а на дворе-то не Африка...
Она загыгыкала.
— А тебе так очень идет, котик мой. В больнице работаешь?
— Да. Санитаром.
- Если твои деньжата по остались в том шкафу —хочешь погрею? Идем, скучать не будешь...
От этого обещания меня чуть не разобрал смех. Ее рожа явно не дотягивала до таких высот. Или — перетягивала, что было бы еще забавнее.
— Знаешь что? — сказал я с видом человека, у которого зреет решение. — У меня тут появилась одна идейка.
— Да ну?
— Вот что: если не заломишь лишнего, идем. Тогда мне и домой возвращаться не надо, я утром пойду прямиком на работу.
— Сколько же ты мне дашь?
— А сколько ты хочешь?
— Десять тысяч!
— Да ты, никак, принимаешь себя за Мисс Европу!
— Ну, тогда скажи свою цену, зайчик мой...
Не имея при себе ни шиша, я мог пообещать ей столько, сколько она пожелает. Но чтобы не вызвать подозрений, полагалось поторговаться.
— Четыре тысячи, — предложил я.
— Ладно, ты мне приглянулся: добавь еще две — и я твоя на всю ночь...
— Годится.
Она зашагала к подворотне, где крепко штыняло гнилью, подошла к одной задрипанной дверюшке и обернулась.
— Деньги хоть при тебе? Фирма в кредит не работает, понятно?
Я обиженно похлопал себя по карману.
— За кого ты меня держишь?
— Ну-ну, — сказала она, успокаиваясь.— Не сердись, миленький, я просто так спросила...
Мы стали взбираться по деревянной лестнице, такой ветхой и расшатанной, что казалось — она только вас и дожидается, чтобы рухнуть.
Ее каморка оказалась на пятом этаже и состояла из убогой комнатушки и куска кухни. Рядом с кухней была маленькая кладовка.
— Это, конечно, не "Риц"...— признала она, поймав мой взгляд.
Да, это был не "Риц", и даже не третьесортный отель для экстазов по сходной цене. Крыша с мансардой, в комнате — кровать с железной сеткой, в ее головах, у стенки — шаль, воображающая себя испанской. Еще комод, низкий стол, стул, проигрыватель и пластмассовый таз.
Больше всего меня манила кровать. Я сразу же на ней и растянулся.
— А ничего у тебя, — сказал я вежливо. — Одна живешь?
— Ага. Последнего дружочка выпила в три шеи! Пропивал, паразит, все, что я приносила... И потом, знаешь ли, я натура независимая.
Это хорошо укладывалось в мои планы. Хоть на этот раз случай сработал на меня...
— Ну так как, миленький, ты мне сделаешь подарочек?
Я порылся в карманах и прикинулся, будто посеял бумажник.
Бабкино лицо вмиг сделалось водонепроницаемым. Еще бы: после пятидесяти лет работы эту песню она знала лучше, чем "Марсельезу"...
— Да ладно, проскрипела она, как ржавый флюгер.— Можешь не стараться. Так ты, значит, пустой, а, поганец? А я-то из-за тебя столько времени даром потеряла! Я тебе не Дед Мороз! А ну, пошел отсюда, козел!
Я двинулся к двери. Она решила, что я повинуюсь, и пуще прежнего нажала на ругательную педаль. Но быстро заглохла, увидев, что я не умотал, а повернул в двери ключ и сунул его в карман.
— Эй... Эй, ты чего это?
Для нее не стоило громоздить целый роман: можно было говорить открытым текстом.
— А я это того, что лежал в "Куско" и только что оттуда свалил. Да еще вырубил мужика, что меня стерег...
На комоде как раз лежала вечерняя газета с моей фотографией.
— Вот он, ваш покорный слуга, — кивнул я. Она быстренько посмотрела на фото — просто чтобы проверить сходство.
— Ах, так ты в бегах... — сказала она. — И что ж думаешь делать?
— Еще не знаю. Первым делом — поспать я кинуть что-нибудь на зуб.
Она, похоже, не больно этому обрадовалась. Впрочем, она так и сказала:
— Не нравится это мне. Сколько уже работаю — ни разу носа не запачкала...
— Ну ясно-ясно: в общем и целом живешь спокойно, — хмыкнул я.
— И впредь не собираюсь!
— Так ты у нас кандидат на орден Почетного легиона?
— Нет, но я, представь себе, привыкла к свежему воздуху...
— Зато я уже отвык. Так что захлопни пасть, или я рассержусь. Я остаюсь здесь, раз пришел. И не возникай, иначе что-то случится.
Она уяснила.
Ее квартира была просто создана для таких, как я. Один Выход — черен дверь, Я наглухо забаррикадировал ее, подтащив вплотную кровать. Потом выглянул в форточку: за ней виднелась крыша соседнего дома. Порядок...
— Слушай, дай чего-нибудь пожрать.
— Чего дать-то?
— Все равно.
— Тут осталось немного фасоли...
— Тащи.
Я выскреб сковородку, потом проглотил две чашки горячего кофе. Стало получше. Оставалось победить усталость; для этого существовала только койка.
И я улегся на ее клоповник, зорко вертя башкой.
— Ты тоже можешь ложиться, красавица. Не бойся, мне что-то не хочется тебя насиловать.
Она сидела надутая — страшно злилась на меня и на свой плохой нюх, по вине которого сама же ко мне и прицепилась.
— Только не пытайся меня обставить, — добавил я напоследок. — У меня очень чуткий сон. Мошка пролетит — и я уже на ногах...
Я закрыл глаза, и все бесшумно рухнуло куда-то вниз.
Легкий шорох вытащил меня из облаков. Я не врал карге насчет своего чуткого сна. В моем положении человек все время начеку, а если нет — у него что-то не в порядке с головой.
Я открыл один глаз. Была ночь, в форточку заползал лунный свет. В этом зеленоватом сиянии я увидел, что потаскуха шастает в комбинашке; по комнате. Я лежал молча. Может, она просто в сортир? По мере того как глаза привыкали к темноте, я смог разглядеть ее получше. Куда там развалинам древних городов! Ее сиськи лежали на животе, как на подушке. Лицо давно разлезлось по швам, и без косметики
она была сущая ведьма. На мгновение мне подумалось, что вот сейчас она вытащит из шкафа метлу и вылетит на ней сквозь черепичную крышу...
Она подошла к косолапому комоду и С величайшей осторожностью выдвинула нижний ящик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113