.. — проворчал я. — И давно ты сделала это приобретение?
— Нет, недавно.
— Я думал, твоя мечта — Южная Америка, но вижу, тебе достаточно и нашего южного побережья?
— Достаточно, пока...
Она хотела, видно, сказать "пока не закроют дело", но смолчала, сообразив, что это была бы чудовищная промашка. Дело могло закрыться только с моей смертью. И до тех пор Францию ей покидать было нельзя. Временами она явно теряла ориентировку — от излишнего нетерпения.
— Ты уверена, что Робби один?
— Уверена.
— Ты уверена, что у него не болтается в кармане пи-столетище? В его-то карманах скорее найдешь пушку, чем авторучку... Ну, ладно, поглядим. Но если у него все же есть карманная артиллерия, скажи лучше, чтоб подальше запрятал: в случае чего в первую очередь достанется тебе.
Она не ответила. Машина безукоризненно ровно остановилась перед крыльцом.
— Молодчина, девка. Теперь веди себя спокойно, что бы ни случилось.
Мы вышли из машины и стали подниматься по ступенькам. Робби показался в тот момент, когда мы открывали входную дверь. Он стоял, выпрямившись во весь рост, в большой гостиной с белыми и серыми плитами на полу. При виде меня у него сделалось немного туповатое лицо, будто ОН получил по черепу дубинкой. Я опасался, что он завопит и к нему подоспеет подмога. Но ничего подобного не произошло, и Робби, совершенно растерянный, молча стоял предо мной.
— Привет, парень,— сказал я, подходя.— Рад, небось, видеть приятеля?
Этот здоровенный кретин улыбнулся потухшей улыбкой.
— О, Капут! — неуверенно отозвался он.
— Что, друг, прищурился?
— Ну, мы-то знали, конечно, что ты смотался, но...
— Ты приехал брать у него интервью?- язвительно спросила Эмма.
— А что, уже и поговорить нельзя? Подожди, крошка, скоро я буду в твоем распоряжении. Только прежде мне надо подвести кое-какие итоги с этим куском червивого мяса...
— Остынь,— огрызнулся Робби,— Будут всякие тут меня доставать. Особенно шавки вроде тебя. Ло-жил я на таких убийц!
Я вытащил нож и стал подходить, недобро глядя на него. В моей голове раздался негромкий едкий звонок, что звучал всякий раз, когда мне не терпелось кого-то закопать. Я увидел Робби сквозь багровую вуаль. Лицо у него было в красных тонах, и все вокруг подернулось той же кровавой дымкой.
— Эй, ты чего?— сказал он.— Чего ты, Капут? Что я тебе сделал? Что на тебя нашло?
Тут он понял, что его бредни меня не остановят. Теперь было уже поздно, я пересек свою черту и ничем ему помочь не мог. Моя совесть резко закрылась. Я превратился в сплошную убийственную волю, управлявшую этим
ножом. Нож, который я терпеливо точил, накануне, сделался моим продолжением, частью моего существа. Он был чем-то вроде шпоры у бойцового петуха.
Робби схватил старинный стул, довольно тяжелый на вид. Но мужик он был крепкий и держал его легко, как тросточку.
— Береги шкуру, Робби, — сказал я горячим от ненависти голосом. — Береги шкуру, дружище... Тебе скоро обеих рук не хватит, чтоб свои потроха удержать...
Он резко отошел назад для размаха и швырнул стул в меня. Угоди он мне и рожу, башка разлетелась бы вдребезги. А до пот было совсем недолго. Я увидел, как старинная древесина летит прямо в мою физиономию, пригнулся, у меня свистнуло в ушах, и стул разбился о стену.
Я оглянулся через плечо. Эмма стояла у двери, прямая и бледная. Если бы она решила смыться, то запросто могла бы это сделать. Но не догадалась... Или же не хотела. Может быть, эта цыпочка любила острые ощущения, и ей надоело видеть драки только в вестернах!
Робби сейчас приходилось туговато. Он в отчаянии поискал вокруг себя другой стул, но в том углу других не оказалось. Тогда он храбро кинулся вперед, яростно размахивая обоими кулаками. Это он неплохо придумал, Я хотел увернуться, но на этот раз промедлил, и колотушка весом в добрую тонну попала мне прямым ходом в правый висок. У меня чуть не треснула башка. Некоторое время я не помнил ничего: ни кто я такой, ни где я нахожусь, ни зачем я здесь... Вторая плюха пришлась мне по носу — и вызвала что-то вроде отрезвляющего шока. Боль вытащила меня из моей летаргии. Я выбросил вперед руку, вооруженную ножом; она встретила пустоту. В это время Робби как раз пытался добавить хуком, но моя же неловкость помогла мне избежать удара, и Робби по инерции завалился вперед.
Он наскочил прямо на меня, и я рухнул вместе с ним. Подобный бой должен был неважно смотреться со стороны. Во Дворце спорта нас бы освистали будь здоров!
Руки Робби устремились к моей глотке, и он основательно сцапал меня за шею. Его большие пальцы вдавили мне кадык, и я начал отплывать. Воздух сматывался из легких с невероятной быстротой.
Тогда я наугад двинул пыркой и почувствовал, как лезвие вошло во что-то мягкое. Робби мигом ослабил захват, и из его ноздрей вырвалось рычание раненого зверя.
Я рывком вытащил лезвие и встал. Он остался лежать на полу, корчась от боли и зажав обеими руками брюхо. Но двум рукам еще никогда не удавалось задержать кровищу, бьющую из такого глубокого глазка. Лезвие ножа едва покраснело, но стало липким и вонючим. Запах был просто отвратительный. Я вытер нож о пиджак Робби и сунул его обратно в кожаный футляр — аккуратно, как примерный скаут, папенькин и маменькин любимчик. Всегда готов!..
— Принимай работу,— сказал я Эмме,— Видишь, я уже кое-чему научился. Заметь, что в данном случае это почти что необходимая оборона...
Она не ответила и подошла к Робби. Тот уже позеленел, как бутылочное стекло, и его рвало на ковер.
— Эй, Робби,— сказал я ему,— веди себя приличнее. Для слуги из хорошей семьи это дурной гон!
Меня распаляла злая радости. Мне Оыло чертовски приятно видеть, как этот гад с хрипом выплевывает на пол остатки жизни.
Эмма скорчила гримасу,
— Он ужасно страдает,— пробормотала она. Несмотря на отвращение, ее голос звучал спокойно.— Что теперь -делать?
Я пожал плечами.
— Может, ты еще в больницу предложишь позвонить? Три дня будут зашивать, а потом, если очухается, посоветуют глотать поменьше толченого стекла. Нет уж!
Я подобрал одну из ножек разбитого стула и воспользовался ею как дубинкой. Поскольку Робби лежал на полу, это было не так-то просто. Каждый раз, когда я грохал его по чайнику, он весь дергался. Наконец он открыл глаза, потом рот, и выдохнул нескончаемое "а-а-а!". И после этого — уже все: мужик подвел черту под своим дневником.
— Кажись, я и вправду стал большим специалистом по дубинке, — проговорил я. — Привычное уже дело: глушу, как кроликов.
Говоря это, я закатывал труп Робби в ковер. В качестве савана настоящий "Тегеран" был толстоват, да уж ладно, пусть потешится парень. Тем более что похороны я ему готовил вовсе не с государственными почестями.
— Слушай, Эмма, я видел во дворе колодец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— Нет, недавно.
— Я думал, твоя мечта — Южная Америка, но вижу, тебе достаточно и нашего южного побережья?
— Достаточно, пока...
Она хотела, видно, сказать "пока не закроют дело", но смолчала, сообразив, что это была бы чудовищная промашка. Дело могло закрыться только с моей смертью. И до тех пор Францию ей покидать было нельзя. Временами она явно теряла ориентировку — от излишнего нетерпения.
— Ты уверена, что Робби один?
— Уверена.
— Ты уверена, что у него не болтается в кармане пи-столетище? В его-то карманах скорее найдешь пушку, чем авторучку... Ну, ладно, поглядим. Но если у него все же есть карманная артиллерия, скажи лучше, чтоб подальше запрятал: в случае чего в первую очередь достанется тебе.
Она не ответила. Машина безукоризненно ровно остановилась перед крыльцом.
— Молодчина, девка. Теперь веди себя спокойно, что бы ни случилось.
Мы вышли из машины и стали подниматься по ступенькам. Робби показался в тот момент, когда мы открывали входную дверь. Он стоял, выпрямившись во весь рост, в большой гостиной с белыми и серыми плитами на полу. При виде меня у него сделалось немного туповатое лицо, будто ОН получил по черепу дубинкой. Я опасался, что он завопит и к нему подоспеет подмога. Но ничего подобного не произошло, и Робби, совершенно растерянный, молча стоял предо мной.
— Привет, парень,— сказал я, подходя.— Рад, небось, видеть приятеля?
Этот здоровенный кретин улыбнулся потухшей улыбкой.
— О, Капут! — неуверенно отозвался он.
— Что, друг, прищурился?
— Ну, мы-то знали, конечно, что ты смотался, но...
— Ты приехал брать у него интервью?- язвительно спросила Эмма.
— А что, уже и поговорить нельзя? Подожди, крошка, скоро я буду в твоем распоряжении. Только прежде мне надо подвести кое-какие итоги с этим куском червивого мяса...
— Остынь,— огрызнулся Робби,— Будут всякие тут меня доставать. Особенно шавки вроде тебя. Ло-жил я на таких убийц!
Я вытащил нож и стал подходить, недобро глядя на него. В моей голове раздался негромкий едкий звонок, что звучал всякий раз, когда мне не терпелось кого-то закопать. Я увидел Робби сквозь багровую вуаль. Лицо у него было в красных тонах, и все вокруг подернулось той же кровавой дымкой.
— Эй, ты чего?— сказал он.— Чего ты, Капут? Что я тебе сделал? Что на тебя нашло?
Тут он понял, что его бредни меня не остановят. Теперь было уже поздно, я пересек свою черту и ничем ему помочь не мог. Моя совесть резко закрылась. Я превратился в сплошную убийственную волю, управлявшую этим
ножом. Нож, который я терпеливо точил, накануне, сделался моим продолжением, частью моего существа. Он был чем-то вроде шпоры у бойцового петуха.
Робби схватил старинный стул, довольно тяжелый на вид. Но мужик он был крепкий и держал его легко, как тросточку.
— Береги шкуру, Робби, — сказал я горячим от ненависти голосом. — Береги шкуру, дружище... Тебе скоро обеих рук не хватит, чтоб свои потроха удержать...
Он резко отошел назад для размаха и швырнул стул в меня. Угоди он мне и рожу, башка разлетелась бы вдребезги. А до пот было совсем недолго. Я увидел, как старинная древесина летит прямо в мою физиономию, пригнулся, у меня свистнуло в ушах, и стул разбился о стену.
Я оглянулся через плечо. Эмма стояла у двери, прямая и бледная. Если бы она решила смыться, то запросто могла бы это сделать. Но не догадалась... Или же не хотела. Может быть, эта цыпочка любила острые ощущения, и ей надоело видеть драки только в вестернах!
Робби сейчас приходилось туговато. Он в отчаянии поискал вокруг себя другой стул, но в том углу других не оказалось. Тогда он храбро кинулся вперед, яростно размахивая обоими кулаками. Это он неплохо придумал, Я хотел увернуться, но на этот раз промедлил, и колотушка весом в добрую тонну попала мне прямым ходом в правый висок. У меня чуть не треснула башка. Некоторое время я не помнил ничего: ни кто я такой, ни где я нахожусь, ни зачем я здесь... Вторая плюха пришлась мне по носу — и вызвала что-то вроде отрезвляющего шока. Боль вытащила меня из моей летаргии. Я выбросил вперед руку, вооруженную ножом; она встретила пустоту. В это время Робби как раз пытался добавить хуком, но моя же неловкость помогла мне избежать удара, и Робби по инерции завалился вперед.
Он наскочил прямо на меня, и я рухнул вместе с ним. Подобный бой должен был неважно смотреться со стороны. Во Дворце спорта нас бы освистали будь здоров!
Руки Робби устремились к моей глотке, и он основательно сцапал меня за шею. Его большие пальцы вдавили мне кадык, и я начал отплывать. Воздух сматывался из легких с невероятной быстротой.
Тогда я наугад двинул пыркой и почувствовал, как лезвие вошло во что-то мягкое. Робби мигом ослабил захват, и из его ноздрей вырвалось рычание раненого зверя.
Я рывком вытащил лезвие и встал. Он остался лежать на полу, корчась от боли и зажав обеими руками брюхо. Но двум рукам еще никогда не удавалось задержать кровищу, бьющую из такого глубокого глазка. Лезвие ножа едва покраснело, но стало липким и вонючим. Запах был просто отвратительный. Я вытер нож о пиджак Робби и сунул его обратно в кожаный футляр — аккуратно, как примерный скаут, папенькин и маменькин любимчик. Всегда готов!..
— Принимай работу,— сказал я Эмме,— Видишь, я уже кое-чему научился. Заметь, что в данном случае это почти что необходимая оборона...
Она не ответила и подошла к Робби. Тот уже позеленел, как бутылочное стекло, и его рвало на ковер.
— Эй, Робби,— сказал я ему,— веди себя приличнее. Для слуги из хорошей семьи это дурной гон!
Меня распаляла злая радости. Мне Оыло чертовски приятно видеть, как этот гад с хрипом выплевывает на пол остатки жизни.
Эмма скорчила гримасу,
— Он ужасно страдает,— пробормотала она. Несмотря на отвращение, ее голос звучал спокойно.— Что теперь -делать?
Я пожал плечами.
— Может, ты еще в больницу предложишь позвонить? Три дня будут зашивать, а потом, если очухается, посоветуют глотать поменьше толченого стекла. Нет уж!
Я подобрал одну из ножек разбитого стула и воспользовался ею как дубинкой. Поскольку Робби лежал на полу, это было не так-то просто. Каждый раз, когда я грохал его по чайнику, он весь дергался. Наконец он открыл глаза, потом рот, и выдохнул нескончаемое "а-а-а!". И после этого — уже все: мужик подвел черту под своим дневником.
— Кажись, я и вправду стал большим специалистом по дубинке, — проговорил я. — Привычное уже дело: глушу, как кроликов.
Говоря это, я закатывал труп Робби в ковер. В качестве савана настоящий "Тегеран" был толстоват, да уж ладно, пусть потешится парень. Тем более что похороны я ему готовил вовсе не с государственными почестями.
— Слушай, Эмма, я видел во дворе колодец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113