Глаза ее смотрели строго, губы побледнели от волнения, рука с стакан тримтила.
- Дайте ей.
Мирон взял стакан, но тут же отдал назад и наклонившись к рыдая Маруси, нежно, как к оскорбленной ребенка, заговорил:
- Хватит, Марусинько, довольно. Ну, чего там. Пойдем к тебе. А? Идем, хорошая, идем, все. Надо успокоиться, уснуть, все это мелочи и не важно ...
Пойдем, милая, пойдем ...
Маруся затихла и стала тяжело подниматься.
Он помог ей и, как больную, прижимая к себе, медленно повел из избы. На пороге обернулся к Дары.
- Подождите минутку, я сейчас.
Даша кивнула головой и отошлют к окну.
Внизу рождалися огоньки города; вверху, как пьян, тяжело шевелились облака. Дом был пьятиповерховий, стоял на, горе, и видно было из окна дальнюю полосу дороги, уже покрытую рижнобарвнимы сигнальовимы огоньками.
Тарас ходил по комнате, потирая лоб, останавливался возле рисунков и тотчас одривався от них, словно при первом взгляде убеждался, что это не то. Закаблуки сапог топали то нескладно и уединенно в наступившей тишине. Потупотять, потупотять и затихнут, потом опять раз -два и утихнут.
Из соседней комнаты чуть доходил мьягкий баритон Мирона. Представлялось его странное затихше лицо с жесткими роскудовченимы усами, склонилось над таким же смуглое лицо, темным от поднятия и слез.
Даша глубоко вздохнула. Сумерки ползли смиливище из углов.
Скоро голоса совсем затихли, и в комнату вошел Мирон. Подошел сейчас же к Тарасу и обычным своим протяжным, лениво-небрежным голосом сказал:
- Да мы это сро-обимо ... Зайдите на днях. Это мо-о-жна бу-у-где.
Даша быстро зирнулася на звук его голоса, а Тарас торопливо, виновато забормотал:
- Да, да. Спасибо ... Я зайду.
- Что касается су-у-ду, - обратился Мирон к Дары - то я по охра-о-той. Больше всех, конечно, волнуется Иона? Достойный уважения молодой мужчина-и-к. Он немного неточно соответствует. Но это ... не важно. И Кисельськи за Ко-о-лю, конечно?
Даша молча, пристально смотрела на него.
- До-ОК ... Интересно-АВО ... Завтра? Циж само собрание и о стра-айк? При-и-ду ... Немного, может, опоздаю, но это не ва-ажно ...
Даша не сводила с него глаз.
- Вы слишком часто употребляете "это не важно" - неожиданно заметила она, не переставая следить за ним.
- Да? НЕ мешать-итив. Возможно.
Даша вдруг встрепенулась, странно улыбнулась и громко сказала:
- А знаете, шарлатанскими вы добрый актьор, Мирон.
Мирон повернулся всем телом к ней и, молча посмотрел ей в лицо, - молча, глубоко и тихо, как смотрел на Марусю. И так же чуть улыбнулись глаза его не то от тоски, не то от боли.И отошел к окну. Посмотрел в его и громко заметил:
- А Хма-а-звезды збираються. Будет дождик ... Я люблю-ю осенний до-о-щик.
- До свидания! - Резко сказала Даша. - Пойдемте, Тарас.
Тарас понемногу одежда фуражки, еще раз с исподлобья посмотрел на Мирона и, буркнув "до свидания", пошел. Мирон вежливо проводил их и запер за ними дверь.
Глава 2
На улице их сейчас же встретил ветер, который словно давно уже поджидал у подъезда, соскучился и, как верный пес, в буйном восторге бросился на них.
По грязно-сером небе над городом ползли неуклюжие тучи, словно гигантские кошки и зловистно терлись грудью о крыши домов и сливки тополей.
Засвичувались фонари.
Было то время, когда все спешат домой, к лампа, а на улицах незримым легким паутиной течет печаль и, прилипая к сердцу, вызывает в нем нечто забытое, жалко далеким.
Извозчики сидели сгорбившись, словно в скорбной задумчивости; конячинкы их смотрели в землю неподвижно, безнадежное.
Только ветер почему скаженно радовался и затрагивал всех.
Долго шли молча. Даша придерживала шляпу и задумчиво смотрела прямо перед собой. Тарас хмурился, рассеянно ежился от ветра и закладывал рукив рукава.
- Да! Актьор ... - Вдруг решительно сказал он.
Даша вернула его лице, на котором еще оставалась задумчивость, и вслушивалась в слова его.
- Безусловное актьор! - С сердитой глубокой переконанностю повторил Тарас. - Безусловный.
- А вдруг нет? - Вдруг спросила Даша, странно посмихнуввшися.
- Себ-то как?
- Ну вот так, а что если он не актьор и все это искренне? А? А мы так его обидели и я, и сестра, и Вера, и вы, даже? А? Бедненький, действительно?
Тарас понял шутку и сказал:
- Да, жаль, конечно, невинно страдает ... Но я бы его, власнo, не так ... Фу, как эти облака душат меня! .. Ну, наплевать ... Ничего ... И главное, какое наивное нахальство: всякому же видно, ну, проститутка твоя сестра, несчастье, ну чего уж тут? Нет: мне, мол, ничего ... Говорят он и ходит с ней везде, а когда спрашивают, чем занимается сестра, одповидае: сейчас нечем, а занималась проституции "и нагло смеется ... Знаете, здесь действительно можно в морду плюнуть. Некая уже слишком цинична гордость ... Я этого не понимаю! Ну что ты этим хочешь показать? Ну что? "Моя сестра - проститутка". Ну, для чего эта хвастовство?
Даша засмеялась.
- А когда это не хвастовство и не гордость? Что тогда?
Тарас посмотрел на нее: серьезно она спрашивает, шутит.
- Как не хвастовство? А что же тогда?
- А если он действительно так думает, что проституции такая же профессия, как и другие? Ну вот представьте, что он действительно так думает. Мы же тогда с вами - смешные и глупенькая? А? Представьте, что человек настолько переродилась, что для нее наши понятия о позорном совершенно чужие! Человек с совершенно иной планеты? А?
Тарас все же не мог разобрать, шутит она или говорит серьезно. А Даша, придерживая рукой шляпу и глядя из под руки на Тараса, как смотрят на солнце, так же улыбалась и говорила дальше:
- Вы же знаете его "честность с собой"? Нет? Фу, какой же вы! Значит, вы действительно ничего не понимаете? Честность с собой, это - новая мораль. Понимаете? Все старое нужно отбросить. Вот тебе жизнь, смотри, живи и делай свои собственные выводы. Понимаете? собственные. Эти выводы, мнения доведи до чувства. Когда докажешь, тогда должен появиться огонь ...
Ветер, словно рассердился всего более насмешливый тон Дары, гневно обрушился на нее и сильно толкнул своими мягкими грудью. Тарас скорцюбився.
- Ух, ветер какой! Понимаете: огонь. А огонь этот есть воля, которая и дает акцию. Чем полнее вы докажете вашу мысль до чувства, тем горячо будет огонь. Огонь этот сожжет все преграды, все мелкие старые мысли, чувства. Вот как два рода электричества; сами по себе они ничто, а соединив имеете силу. Вот как! Поняли?
- Хм! То не очень, - улыбнулся Тарас.
Даша засмеялась.
- Ах, вы странный! Это же так просто. Ну, вот примем его. Смотрите: пошла сестра в проституткы. Хорошо. Здесь он начинает думать: что такое проституции. Заметьте: отвергает все, что говорит мораль. Делает свой вывод: проституции - обычная профессия. Вы слушаете?
- Да, да! - Быстро ответил Тарас.
- Ну, хорошо. Обычная профессия. Еще только мнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
- Дайте ей.
Мирон взял стакан, но тут же отдал назад и наклонившись к рыдая Маруси, нежно, как к оскорбленной ребенка, заговорил:
- Хватит, Марусинько, довольно. Ну, чего там. Пойдем к тебе. А? Идем, хорошая, идем, все. Надо успокоиться, уснуть, все это мелочи и не важно ...
Пойдем, милая, пойдем ...
Маруся затихла и стала тяжело подниматься.
Он помог ей и, как больную, прижимая к себе, медленно повел из избы. На пороге обернулся к Дары.
- Подождите минутку, я сейчас.
Даша кивнула головой и отошлют к окну.
Внизу рождалися огоньки города; вверху, как пьян, тяжело шевелились облака. Дом был пьятиповерховий, стоял на, горе, и видно было из окна дальнюю полосу дороги, уже покрытую рижнобарвнимы сигнальовимы огоньками.
Тарас ходил по комнате, потирая лоб, останавливался возле рисунков и тотчас одривався от них, словно при первом взгляде убеждался, что это не то. Закаблуки сапог топали то нескладно и уединенно в наступившей тишине. Потупотять, потупотять и затихнут, потом опять раз -два и утихнут.
Из соседней комнаты чуть доходил мьягкий баритон Мирона. Представлялось его странное затихше лицо с жесткими роскудовченимы усами, склонилось над таким же смуглое лицо, темным от поднятия и слез.
Даша глубоко вздохнула. Сумерки ползли смиливище из углов.
Скоро голоса совсем затихли, и в комнату вошел Мирон. Подошел сейчас же к Тарасу и обычным своим протяжным, лениво-небрежным голосом сказал:
- Да мы это сро-обимо ... Зайдите на днях. Это мо-о-жна бу-у-где.
Даша быстро зирнулася на звук его голоса, а Тарас торопливо, виновато забормотал:
- Да, да. Спасибо ... Я зайду.
- Что касается су-у-ду, - обратился Мирон к Дары - то я по охра-о-той. Больше всех, конечно, волнуется Иона? Достойный уважения молодой мужчина-и-к. Он немного неточно соответствует. Но это ... не важно. И Кисельськи за Ко-о-лю, конечно?
Даша молча, пристально смотрела на него.
- До-ОК ... Интересно-АВО ... Завтра? Циж само собрание и о стра-айк? При-и-ду ... Немного, может, опоздаю, но это не ва-ажно ...
Даша не сводила с него глаз.
- Вы слишком часто употребляете "это не важно" - неожиданно заметила она, не переставая следить за ним.
- Да? НЕ мешать-итив. Возможно.
Даша вдруг встрепенулась, странно улыбнулась и громко сказала:
- А знаете, шарлатанскими вы добрый актьор, Мирон.
Мирон повернулся всем телом к ней и, молча посмотрел ей в лицо, - молча, глубоко и тихо, как смотрел на Марусю. И так же чуть улыбнулись глаза его не то от тоски, не то от боли.И отошел к окну. Посмотрел в его и громко заметил:
- А Хма-а-звезды збираються. Будет дождик ... Я люблю-ю осенний до-о-щик.
- До свидания! - Резко сказала Даша. - Пойдемте, Тарас.
Тарас понемногу одежда фуражки, еще раз с исподлобья посмотрел на Мирона и, буркнув "до свидания", пошел. Мирон вежливо проводил их и запер за ними дверь.
Глава 2
На улице их сейчас же встретил ветер, который словно давно уже поджидал у подъезда, соскучился и, как верный пес, в буйном восторге бросился на них.
По грязно-сером небе над городом ползли неуклюжие тучи, словно гигантские кошки и зловистно терлись грудью о крыши домов и сливки тополей.
Засвичувались фонари.
Было то время, когда все спешат домой, к лампа, а на улицах незримым легким паутиной течет печаль и, прилипая к сердцу, вызывает в нем нечто забытое, жалко далеким.
Извозчики сидели сгорбившись, словно в скорбной задумчивости; конячинкы их смотрели в землю неподвижно, безнадежное.
Только ветер почему скаженно радовался и затрагивал всех.
Долго шли молча. Даша придерживала шляпу и задумчиво смотрела прямо перед собой. Тарас хмурился, рассеянно ежился от ветра и закладывал рукив рукава.
- Да! Актьор ... - Вдруг решительно сказал он.
Даша вернула его лице, на котором еще оставалась задумчивость, и вслушивалась в слова его.
- Безусловное актьор! - С сердитой глубокой переконанностю повторил Тарас. - Безусловный.
- А вдруг нет? - Вдруг спросила Даша, странно посмихнуввшися.
- Себ-то как?
- Ну вот так, а что если он не актьор и все это искренне? А? А мы так его обидели и я, и сестра, и Вера, и вы, даже? А? Бедненький, действительно?
Тарас понял шутку и сказал:
- Да, жаль, конечно, невинно страдает ... Но я бы его, власнo, не так ... Фу, как эти облака душат меня! .. Ну, наплевать ... Ничего ... И главное, какое наивное нахальство: всякому же видно, ну, проститутка твоя сестра, несчастье, ну чего уж тут? Нет: мне, мол, ничего ... Говорят он и ходит с ней везде, а когда спрашивают, чем занимается сестра, одповидае: сейчас нечем, а занималась проституции "и нагло смеется ... Знаете, здесь действительно можно в морду плюнуть. Некая уже слишком цинична гордость ... Я этого не понимаю! Ну что ты этим хочешь показать? Ну что? "Моя сестра - проститутка". Ну, для чего эта хвастовство?
Даша засмеялась.
- А когда это не хвастовство и не гордость? Что тогда?
Тарас посмотрел на нее: серьезно она спрашивает, шутит.
- Как не хвастовство? А что же тогда?
- А если он действительно так думает, что проституции такая же профессия, как и другие? Ну вот представьте, что он действительно так думает. Мы же тогда с вами - смешные и глупенькая? А? Представьте, что человек настолько переродилась, что для нее наши понятия о позорном совершенно чужие! Человек с совершенно иной планеты? А?
Тарас все же не мог разобрать, шутит она или говорит серьезно. А Даша, придерживая рукой шляпу и глядя из под руки на Тараса, как смотрят на солнце, так же улыбалась и говорила дальше:
- Вы же знаете его "честность с собой"? Нет? Фу, какой же вы! Значит, вы действительно ничего не понимаете? Честность с собой, это - новая мораль. Понимаете? Все старое нужно отбросить. Вот тебе жизнь, смотри, живи и делай свои собственные выводы. Понимаете? собственные. Эти выводы, мнения доведи до чувства. Когда докажешь, тогда должен появиться огонь ...
Ветер, словно рассердился всего более насмешливый тон Дары, гневно обрушился на нее и сильно толкнул своими мягкими грудью. Тарас скорцюбився.
- Ух, ветер какой! Понимаете: огонь. А огонь этот есть воля, которая и дает акцию. Чем полнее вы докажете вашу мысль до чувства, тем горячо будет огонь. Огонь этот сожжет все преграды, все мелкие старые мысли, чувства. Вот как два рода электричества; сами по себе они ничто, а соединив имеете силу. Вот как! Поняли?
- Хм! То не очень, - улыбнулся Тарас.
Даша засмеялась.
- Ах, вы странный! Это же так просто. Ну, вот примем его. Смотрите: пошла сестра в проституткы. Хорошо. Здесь он начинает думать: что такое проституции. Заметьте: отвергает все, что говорит мораль. Делает свой вывод: проституции - обычная профессия. Вы слушаете?
- Да, да! - Быстро ответил Тарас.
- Ну, хорошо. Обычная профессия. Еще только мнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54