– А вы у меня светлые головы! – смягчился Петр Кирыч, взглядом подбодрил сотрудников. – Давайте, братцы, решим так: Сытников, ты выполняй первое указание комитета – начинай сжигать документы. – Закололо сердце. Бывало, учетную карточку коммуниста ему даже в руки, на мгновение, подержать не давали, мол, сия красная книжечка – документ не твой, как и ты сам, принадлежит партии. А теперь… – Сжигай документы по списку «а» и «ц». Надеюсь, помнишь, две машинки для уничтожения бумаг получили в прошлом месяце.
– Помню, Петр Кирыч, как гляну на них, сердце обрывается.
– Надеюсь, Сытников, у тебя есть особо доверенные люди, которым ты поручишь такое деликатное задание? Объясни осторожно, что к чему, да смотри, чтобы ни одна бумажка из архива не ушла мимо! Сейчас людишки научились на всем делать деньги. Ты меня понял?
– С полуслова, Петр Кирыч! – угодливо хихикнул Сытников, а сам подумал о том, что в эдакой неразберихе надобно кое-что из бумаг, в которых упоминается его личная инициатива, припрятать до лучших времен.
– Когда наладишь поток, сразу же дай задание собрать часам к восемнадцати всех членов обкома и руководителей крупных предприятий, сообща станем думать, как жить дальше. А то на словах у нас ответственность коллективная, а на деле… – Повернулся к капитану КГБ Шалимову. – А ты, майор, обеспечь-ка охрану здания. Прежде в обком любой мог зайти с партбилетом, а сегодня… билеты за бутылку водки продают подонки. Усиль контроль, удвой посты из милиционеров. – Вытянул руку, предупреждая возражения. – С милицией я договорюсь, поступят в твое распоряжение.
– Слушаюсь, товарищ Щелочихин, – кагэбешник знал, что первый секретарь слов на ветер не бросает, – но… извините, я по званию капитан.
– С сегодняшнего дня, ты, Шалимов, майор! – Тон Петра Кирыча был категоричен. – С завтрашнего, возможно, полковником станешь. Во время войны, бывало, лейтенанты полками командовали…
Плотно прикрыв за Сытниковым и капитаном Шалимовым дверь, Петр Кирыч, согнав с лица насмешливое выражение, присел бочком к телефонному столику. Подумал о том, что еще до начала партийного актива стоит обзвонить директоров и членов обкома, выработать единое мнение, чтобы не получилась комедия вроде тех, что приходится наблюдать на заседаниях Верховного Совета. Естественно, первой он позвонит Нине Александровне, о которой в суматохе, честно сказать, забыл. С нее и начнет «совет».
– Нина Александровна! – привычно, с металлом в голосе, начал Петр Кирыч. – Чем занимаешься? Планом? Милая ты моя фанатичка! Вырастил на свою голову. А я… слова застревают в горле, жгу партийные документы. Государство в опасности. Прости, я немного возбужден, тучи сгустились над головами. Как там настроение у рабочего люда? Сплошь равнодушное? Н-да, воспитали поколение роботов, механических людишек. Им бы только пожрать, выпить, с бабой переспать, а там хоть трава не расти. Что ты сказала? Некогда выслушивать мои байки?.. – Беспомощно огляделся по сторонам. Такого еще не было, чтобы кто-нибудь в городе во время разговора с первым смел положить трубку. – Нахалка! Все забыла. – Петр Кирыч рванулся было к прямому телефону, но вовремя сдержался. Тоже, поди, баба не в себе, а он… с нравоучениями полез.
Чтобы немного отвлечься да заодно узнать, что происходит в стране, включил телевизор. На экране был Мстислав Растропович: «Я прилетел в Москву только что из Парижа. Думаю, не нужно спрашивать, с какой целью. Едва увидев на экране физиономии этих шариковых из ГКЧП с трясущимися руками, понял, что случилось самое страшное…» Петр Кирыч с досады выключил телевизор, в растерянности посидел, прислушиваясь к возбужденным голосам, доносящимся с площади. Лицо его перекосило от злости. Как быстро меняют шкуры наши верховные властители, заодно и с местной знатью, как они любили в тесном кругу себя называть. Обосрались со страху. А может, и впрямь все так скверно? Может, он просто фанатик-одиночка? «Не один я нынче с башкой. Ежели к власти придут экстремисты-демократы, купленные сионистами и прогнившим насквозь Западом, мне хана, все припомнят! И северные лагеря, где командовал охранным полком, по головке политических не гладил; раскопают и родню, один дядя чего стоит!» – машинально стал накручивать «вертушку», номера помнил, слава Богу, наизусть. Большинство московских абонентов не отвечало. Откликнулся начальник управления КГБ по Москве:
– Генерал Мымриков на проводе!
– Мымриков? Здорово, Леша! – закричал в трубку обрадованный Петр Кирыч: выходит, не все потеряно. Выходит, наши еще держат московскую власть. – Ну, как там твое хозяйство?
– Хуже, Петя, не бывает, разве что в аду, но я там покуда не бывал.
– Что так мрачно, друг?
– Как бы ты себя чувствовал на моем месте? Сижу и жду ареста. Пистолет передо мной, на столе.
– Это ты брось, Алексей, брось! – чуть не завопил Петр Кирыч, испугавшись не столько за генерала Мымрикова, сколько за себя. – Неужто так плохо?
– Вляпались мы… Три дня назад, когда заварушка началась, я по приказу высшего командования, естественно, начал задерживать курсантские походные колонны, что двигались к Москве, заставы выставлял. От Ельцина выскочки милицейские мне грозили расстрелом, а теперь вот… Прости, Петр, кажись, за мной идут! – повесил трубку.
«Ну вот и все! Советская власть рухнула окончательно и бесповоротно, – с горечью подумал Петр Кирыч, поигрывая сверкающим дарственным пистолетом. – А при чем тут советская власть? Одно красивое название, обертка от конфетки „Мишка на севере“. Была власть партии, а Советы… так, прикрытие. Обычная власть. Где-то она по-иному зовется, а у нас так… Обычная власть с переворотами, тайными заговорами, интригами, коррупцией, взяточничеством. – Подумал так, и сразу на душе полегчало. – А что если, пока не поздно, рвануть за границу?»
Грустные мысли Петра Кирыча прервал настойчивый стук в дверь. Резкий, требовательный. Так стучать в заветную дверь, перед которой любой робел, как мальчишка, еще никто не решался. И вдруг его осенило: «Арест! За Мымриковым пришли! Теперь за мной! – Он схватил пистолет, снял предохранитель. Сердце стучало словно кузнечный молот. – Все! Конец! Пришла моя смерть!» – Петр Кирыч машинально поднял пистолет на уровень рта, холодный ствол обжег губы. Рука сама отдернулась от лица. И неожиданная острейшая злость вдруг овладела Петром Кирычем. «А на каком, собственно, основании его хотят арестовать? Разве мало доброго сделал он для области, для страны?» На пороге стоял Русич, а за ним какие-то незнакомые люди.
– Русич? Ты? – очень удивился Петр Кирыч. – Чего тебе нужно в обкоме партии? Авось не состоишь более в ее рядах?
– Прошу, Петр Кирыч, пройдемте в кабинет! Негоже толковать на пороге!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130