События развивались стремительно. Не прошло и получаса, как в коридоре раздались громкие голоса, топот ног, хлопанье дверей.
«Вот оно, началось! – екнуло сердце Русича. – Держись, губерния». С недавних пор ему казалось, что все происходящее крутится вокруг его особы. Так было в далекой молодости, когда была уверенность, что мир рожден лишь для того, чтобы насыщать и развлекать его – Алешу Русича. «Манией величия заболел!» – охладил себя.
Шаги приблизились. Дверь распахнулась, и на пороге появились люди. Со свету лиц их было не различить, но вскоре Русич, к своему изумлению, разглядел давних знакомых: Ачкасова в генеральской форме – важного, располневшего. И… В это трудно было поверить: собственной персоной пожаловал в камеру Петр Кирыч.
Он был явно главным. Ачкасов и еще какие-то важные люди робко выглядывали из-за спины Щелочихина. Петр Кирыч зорким взглядом окинул камеру, подошел ближе, пощупал засохшие блины подушек, остановился в «авторитетном» углу, как обычный опер, обшарил чей-то брошенный «сидор». И, ничего не сказав свите, прошел мимо Русича к двери. Начальники топоча двинулись следом.
– Видать, большая шишка! – изрек один из задержанных. – Заметили, братцы, как менты мандражировали? У генерала кадык ходил ходуном.
Русич опрокинулся на нары. Закрыл глаза. Почувствовал, что его трясет. Все происходящее с ним было похоже на плохо придуманную мелодраму с неизвестным концом. Неожиданно и нетипично для заключенных его отправляют из Воркуты в Елецк. В «крытке» пересуживают, «срубают» срок. Радоваться бы, но… не все так чисто на деле, как в бумагах. В родном городе, не успев оглядеться, попадает под «глаз» Пантюхина, человека Петра Кирыча. После сумбурного разговора в кафе попадает по-дурному в «легавку», где ему должны прилепить новый, «утяжеленный», срок. Все ясно и понятно, без дураков. Но… В милиции перед приездом сюда Петра Кирыча расчищают камеры от лишних. А с какой целью приехал Петр Кирыч? Почему даже глазом не покосился в его сторону? Смешно сказать, «не заметил». Вопросы, вопросы, а ответов нет. Все совершенно ясно: «Случайности исключены. Петр Кирыч – изощренный тип. Ладно, подождем, – решил Русич, пытаясь окончательно успокоиться. – Все в жизни имеет конец. А с приключениями интереснее жить». Вдруг Русич вскочил, осененный новой догадкой. «Может, Петр Кирыч приехал убедиться в том, что он, Русич, здесь, может, нужен ему для каких-то особых целей?»
Судя по всему, он все-таки был прав. И если это так, то бывший шеф не уедет из отделения, не переговорив с ним. Алексей на сей раз не ошибся. Не успел пригладить спутанные волосы, как его встряхнул зычный голос дежурного:
– Задержанный Русич, на выход!
В кабинете начальника отделения милиции его ждали все те же хорошо знакомые лица: Петр Кирыч и генерал Ачкасов. Русич замер на пороге, почувствовал себя скованно, за спиной не было конвоира.
– Вы что, гражданин Русич, забыли, как надобно вести себя в лагере? – рявкнул генерал. – Представьтесь по форме: статья, срок, причина задержания.
Русич недоуменно оглядел генерала, Петра Кирыча. «Играют, как кошка с мышью. Отлично знают о нем всю подноготную».
– Я еще не осужден!
– Прежнюю статью и срок нужно назвать! – Генерал Ачкасов старался, видимо, угодить своему шефу. Пыжился, багровел, делал страшные глаза.
– Генерал, – Петр Кирыч повернулся к Ачкасову, – разреши нам с человеком потолковать наедине? – Ачкасов, к немалому удивлению Русича, немедленно подчинился, вытянулся, как на параде, отчеканил:
– Слушаюсь, оставить вас наедине! – И тотчас вышел из кабинета.
– Садись, Русич! – дружелюбно произнес Щелочихин, указал на стул напротив себя, тоже сел, положив нога на ногу. – Расслабься. Курить будешь?
– Отучили.
– Полезней для здоровья, а вот я никак бросить не могу. Леденцы сосу, таблетки мятные – все напрасно. Курю-то с двенадцати лет.
– Не тяните кота за хвост, Петр Кирыч! – вырвалось у Алексея. – Мы достаточно хорошо знакомы, хотя… гусь свинье не товарищ.
– Не обижайся, чего в жизни не бывает? Христа вон даже на кресте распяли за грехи рода человеческого.
– Ну, спасибо за науку! – Алексей чувствовал себя униженным, раздавленным. Если бы Петр Кирыч, этот непотопляемый жулик, заорал бы на него, ударил, откровенно возрадовался бы его унижению, тогда все встало бы на свои места. Но теперь, когда они сидели почти что рядом, он словно со стороны отчетливо видел свою фигуру: жалкую, блеклую, сутулую.
– И меня, брат Русич, незаконно били, терзали, но… все к лучшему в этом лучшем из миров. Как здоровье-то? В Воркуте я служил, мерзкий там климат, туберкулезный. – Петр Кирыч даже шмыгнул носом, будто бы сочувствуя несчастному Русичу. – Чего спрашиваю? Не в Сочи ведь ты кантовался.
– Петр Кирыч, можно вопрос?
– Валяй.
– Что все это значит? – Обвел рукой выкрашенные милицейские стены. – Я не сплю? Зачем досрочно освободили? Чтобы перекрасить статью?
– Вину свою чувствую, Русич! – проникновенно произнес Петр Кирыч. – Вину. Можешь поверить?
– С трудом.
– Человек прозревает с годами и пытается хоть что-то исправить. Я помог тебе выбраться на волю и вдруг… мне тут наплели сорок бочек арестантов: чуть ли ты с ходу не стал воровать тепловозы и менять их на растительное масло. – Петр Кирыч был само добродушие. Русич, пожалуй, раньше никогда не видел прежнего шефа таким внимательным и заботливым. И это окончательно сбивало с толку. – Вот примчался на выручку.
– Спасибо за желание помочь, но…
– Договаривай.
– Проще говоря, и вас совесть замучила? – снова дернулся внутри злобный бесенок.
– Совесть? – переспросил Петр Кирыч. – Эх ты, мыслитель! Что это за понятие? Есть ли она? Не придумали ли ее люди, чтобы оправдывать себя? – Какое-то время Петр Кирыч молчал, думая о своем, скрытом от понимания собеседника. – Не знаю, как с тобой и толковать, – признался он, – в заключении, видать, тебе крылья не обломали, это здорово. Однако, брат Алексей Борисович, на воле жизнь переменилась, произошла переоценка ценностей. И вольно или невольно, и мы с тобой переменились.
– Я не меняюсь! – опять дернулся Русич. – А вы… краем уха слышал: на вершины взобрались. – Русич припомнил строки из писания. – «Ищите да обретете, ждите и дождетесь».
– Да, коммунисты, мои товарищи по партии, – высокопарно начал Петр Кирыч, – доверили мне пост первого секретаря обкома. Люди зовут за глаза «губернатором». Это, сам понимаешь, не только высокая честь, но и высокая ответственность. – Петр Кирыч, произнося эту заученную, гладкую фразу, внутренне подтянулся, преобразился на глазах.
– Что ж, мне остается только поздравить вас. Разрешите еще спросить?
– На любой вопрос отвечу, – с готовностью проговорил Петр Кирыч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130