В мозгу Игоря, как метроном, билось одно слово: «Свобода!» Не выпуская из рук «баранку», он отчетливо представлял свои действия в случае благоприятного исхода: будет петлять по стране, заметет следы, замрет до поры где-нибудь в глуши, переждет с годик. За это время в России, раздираемой всякими политическими склоками, нестабильностью, национальными конфликтами, забудут о беглецах. И тогда… ближние планы таковы: осторожно, как говорят урки, «на брюхе», показаться дома, передать прощальный привет маме Зине, отцу с матерью, Толе Булатову. Пусть поймут и простят. А дальше… Дальше он перейдет границу, опытные наемники нужны многим странам, запишется в какой-нибудь иностранный легион и… «Прощай, прощай ты, мать-старушка, и ты прощай, товарищ мой…» Снова замурлыкал знакомый мотивчик, чтобы успокоиться окончательно. Но мысли, словно занозы, помимо желания буквально впивались в мозг: «И взаправду нас в Старососненске называли чумной семейкой, воспитали меня как святого – не укради, не убий. В заповедях этих божественных одно, а в жуткой нашей жизни совсем иное».
Хитроумную ловушку Игорь Русич заподозрил слишком поздно. Их автобус въехал вслед за первой автомашиной, указывающей путь, не на вертолетную стоянку, а на пустырь с полуразвалившимся забором. Сюда, по всей видимости, редко заезжал автотранспорт, хотя вдали виднелся контур самолета да еще белело здание, перед ними вырос полосатый шлагбаум, который словно сорвался с петель, болтался туда-сюда под ветром.
– Дылда! – подскочил к Игорю чеченец Дугаев с перекошенным от страха лицом. – Куда, сука, завез? – потряс автоматом перед его лицом. – Тормози, дура!
– Исчезни! – холодно процедил Русич, левой рукой подтягивая к себе напильник. – Без тебя, чеченская морда, тошно!
– Где вертолет? – Балаян прильнул к лобовому стеклу. – Неужели лопухнулись, а?
Внезапно одна из автомашин, что сопровождала автобус от самой зоны, выскочила вперед, остановилась, преграждая дорогу. Из нее вышел солдат с флажком, дал автобусу сигнал стоять на месте. И тут же исчез. Балаян, Дугаев и Сошников с автоматами в руках выскочили из автобуса, потащили за собой женщин. Одна из них запнулась на ступеньках, и ее стащили за волосы, встряхнули, поставили рядом с подругами, словно щит: стрелять по женщинам менты не станут.
– Эй, генерал! – позвал Балаян. – Ты где, старый хрен? Мы так не договаривались. Даем три минуты на размышление.
– Внимание сбежавших заключенных! Русич, Сошников, Балаян и Дугаев! – разнесся над пустырем незнакомый голос, усиленный динамиком. – Осмотритесь, вы окружены со всех сторон отрядом особого назначения. Сопротивление бесполезно. Правда, есть для вас последний шанс.
– Давай, давай! – яростно заорал Дугаев, брызгая слюной, с ним началась истерика. – Чего тянешь, паскуда!
– Отпустите женщин, и мы гарантируем вам возвращение в зону живыми!
Дугаев, оттолкнув женщин, пустил длинную очередь в сторону здания. Ему никто не ответил. И это напугало бандитов не менее, чем угрозы. Истошно завопили медсестры, умоляя помочь им, заключенные открыли суматошный автоматный огонь, не подозревая, что автоматы были заряжены холостыми патронами; они нарочно разжигали себя. Ответного огня снова не последовало. Казалось, отныне беглецы никому не нужны. Наконец в оглушительно-звенящий тишине раздался все тот же монотонный, «металлический» голос:
– Складывайте оружие! Женщин отпустить!
– Через три минуты вы, проклятые менты, получите отрезанные уши одной из ваших красавиц! – истерически заорал один из бандитов. – Это я говорю, Балаян! Начальник колонии знает, Балаян шутить не любит. Три минуты, засекайте время, господа менты!
Генерал Кленников, устроясь за грудой металлических сварных конструкций, машинально взглянул на часы, потом на офицеров, с нетерпением поглядывающих на него. Он понимал, ждать больше нельзя. Пощады от этих гангстеров не жди. Москва на словах дала санкции, правда, прибавив, что лучше действовать по обстоятельствам, однако телетайпного подтверждения не последовало, а слова к делу не подошьешь. И еще генерал понимал, положение у высшего милицейского начальства тоже не из завидных: все кругом рушится, им там, в Москве, это «мелкое» дело лишняя обуза. Конечно, перед пенсией надобно бы подстраховаться, но… Генерал чертыхнулся про себя.
– Внимание! – приказал он офицеру связи. – Дайте команду снайперам приготовиться. Группа захвата – вперед! – поднес к глазам бинокль.
Снайперы из укрытия открыли прицельный огонь по бандитам, в те же самые мгновения спецназовцы в черных полумасках и полосатых десантных комбинезонах короткими перебежками двинулись к автобусу, на ходу бросая дымовые шашки. Генерал запоздало сообразил, что в дыму уцелевшие бандиты могут прикончить женщин, но было поздно что-то менять. Он видел в бинокль, как бандиты, прихрамывая, поковыляли к автобусу, снайперы стреляли только по ногам. Спецназовцы, как черти из преисподней, уже были возле дымящегося автобуса, мгновенно вырубили стекла, отлетели прочь двери салона, будто они были сделаны из картона.
Когда группа захвата ворвалась в салон автобуса, пред их глазами предстала страшная картина: Дугаев и Сошников лежали навзничь, Балаян приподнял голову и тотчас уронил ее на грудь. Лишь один Русич был еще живой, он в упор стрелял в спецназовцев и никак не мог понять, почему они не падают.
– Сдавайся! Брось оружие! – прямо перед ним вырос человек в черной маске. Ударом сапога выбил автомат из ослабевших рук Игоря, две женщины отделались царапинами, одна оказалась в глубоком обмороке. «Скорая помощь» увезла женщин и едва живого Русича. Подъехали автомашины с брезентовым верхом, солдаты вынесли мертвецов. Все было кончено…
* * *
Павла Эдуардовича Субботина срочно вызвали в Москву условной телеграммой. Трудно было с билетами на единственный пассажирский поезд Москва – Старососненск, пришлось покупать их с рук. Да, получилось накладно: на одно место в купе мошенники умудрились продать два билета. Словом, ночь прошла беспокойно. Зато на Павелецком вокзале Субботина самолично встретил новый региональный лидер ассоциации Гринько, сотрудник особого, седьмого, управления КГБ. Ничего не объясняя, привез его вместо гостиницы «Варшава», где всегда останавливался Субботин, на явно конспиративную квартиру в Химках.
Предложив с дороги кофе, Гринько подсел к Субботину, дружески хлопнул его по колену.
– Все в мире подлунном замкнуто, сам знаешь: в подернутых смертной поволокой глазах жертвенных агнцев человек видит свое отражение.
– Посреди сверканий росы я брожу одиноко, как бродил мой предок под криптами блистающих гробниц! – Ответил на пароль условной фразой и Субботин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130