– У нас небогато, – словно прочитав мысли, проговорила мама Зина, – перестройка отняла у нашей семьи все! Жили – не тужили и вот… – развела руками.
Тиуновой сделалось нестерпимо стыдно за блузку из умопомрачительного японского шелка, за драгоценные перстни на руках. А чего стоила одна ее прическа! Опустившись на диван-кровать, Ирина Михайловна еще раз пожурила себя за то, что решила прийти сюда, так обычно вливается бурлящий горный поток в тихую скромную речушку с заросшими берегами, размывая их. Как-то раньше не задумывалась о том, что именно перестройка, которую называют в городе еще «пересменкой», «перестрелкой» и еще черт знает чем, перетасовала привычные ценности, людей, понятия о нравственности, о справедливости.
Казалось, с ее приходом тихий омут ожил, все одновременно засуетились. Русич полез в шкаф, Булатов – в холодильник. Только мама Зина не сдвинулась с места, будто окаменела.
Худо-бедно, но вскоре накрыли стол. Нашлась и припасенная на всякий случай бутылка шампанского, купленная еще до ареста Русича, появилась и нехитрая, но вполне аппетитная российская закусь: грибочки, огурчики, холодная вареная картошка. Правда, банка сайры выглядела «чужеродным телом». Завязался разговор. Поначалу он состоял из кратких вопросов и ответов. Но вскоре Ирина Михайловна окончательно успокоилась, взяла невидимые бразды правления в свои ухоженные, но довольно крепкие ручки, умело запалила, образно говоря, тот самый «костер по вторникам», придуманный давным-давно братьями-неудачниками.
– Помните «костер по вторникам»? – Ирина Михайловна научилась тонко улавливать настроение. Разве забудешь, как Анатолий Булатов с друзьями решил у костра распределять квартиры в новом доме.
Заговорили разом, наперебой, вспоминая имена людей, что нынче выветрились из памяти, а ведь каждый из них был по-своему интересен и неподражаем, как любой человек на земле. Время от времени то Алексей, то Ирина, то Анатолий посматривали в сторону мамы Зины, которая сидела неподвижно, видимо, думала о своем.
– Вы о костре забудьте, – наконец заметила она, – лучше откровенно поведайте один другому, как жизнь сложилась, коль такой случай выпал.
– Я – за! – как обычно загорелся Русич. Ему не терпелось излить боль, что переполняла душу. Его уже «научили», как следует жить в волчьей стае, но заставить поступать по волчьим законам не смогли.
– Начинай! – Ирина Михайловна поймала себя на мысли, что Русич ныне вновь свободен, что нельзя упускать момент.
Русич заговорил горячо, как бывало в минуты вдохновения. Вспомнил последние годы работы на «Пневматике», не утаил и о том, как складывались отношения со всемогущим Петром Кирычем Щелочихиным, нынешним секретарем обкома партии. Поведал и о горечи, что испытал, находясь в местах не столь отдаленных. Ведь нет ничего обиднее, чем нести кару, которую не заслужил. Он нарочно ничего не сглаживал, даже вспомнил, как его бригада убивала на лесоповале страшного садиста-охранника, его просто привязали к бревну и пустили под электропилу.
После исповеди Русича заговорила Тиунова. Она просто внушала им, что нужно делать карьеру, а не сидеть сложа руки и ждать манны небесной. Она выложила не правду, а полуправду, но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы показать никчемность этой троицы.
Разговор затянулся. Мама Зина занервничала, стала часто выходить на кухню, видимо, принимала таблетки.
– Итак, подведем итоги! – хозяйским тоном произнесла Ирина Михайловна, воспользовавшись тем, что мамы Зины в этот момент не было в гостиной. – Какие же у вас планы, братцы-разбойники? – вопрос прозвучал искренне, заинтересованно, ей и впрямь очень хотелось помочь этим заблудшим правдолюбам. Даже частично чувствовала вину за то, что два порядочных человека оказались за бортом нынешней жизни, в которой, по ее Твердому мнению, любой мог жить припеваючи. Да, они попали в водоворот, и стремнина перестройки просто-напросто вышвырнула их из русла.
– Я лично уже договорился с тремя редакциями, буду газетами торговать по договору. Чем плохо? Весь день на воздухе! – Русич сказал первое, что пришло ему в голову, хотя и вправду читал подобные объявления. – Нынче, говорят, это доходная профессия.
Тиунова улыбнулась, представив Русича, стоящего на углу с пачкой газет, собирающего в мешочек пятаки.
– А вы, Ирина, я слышал, процветаете, – вступил в разговор Анатолий, – сбылась мечта? Или я ошибаюсь?
– Я, конечно, счастлива! – выдавила из себя Ирина Михайловна. И вдруг, к удивлению всех, горько, навзрыд заплакала, уронив голову на руки. Как могла она объяснить этим бедолагам, белым воронам, что чем богаче она делается, тем горше становится на душе?
– Успокойся, Ирина, – Булатов обнял женщину за вздрагивающие плечи, – мы чем-то тебя обидели?
– Мне вас всех чертовски жалко! Разве такую жизнь вы заслужили?! – Бывали у нее благие порывы: хотелось пригреть сирых, раздать богатство нищим. Благие порывы эти продолжались недолго. И, если не успевала в эти мгновения совершить доброе дело, черствела и поддавалась иному желанию: уйти от неудачников, накричать на них, пристыдить. Мол, чего мучаетесь, нужно идти на таран, применять локти, расталкивать всех, кто загораживает дорогу к богатой, красивой жизни. Каждый человек – творец своего счастья!
– Неужто мы такие сирые? – гордо вскинул голову Алексей.
– Давайте уговор: не обижайтесь на мое предложение. Идет?
– Зачем обижаться? – усмехнулся Анатолий. – Было бы предложено, отклонить всегда можно.
– Я хочу оказать вам помощь. Да, да, да, не пугайтесь и не спешите отказываться. У меня нынче обширные связи, а вашим золотым головам всюду найдется место, престижное и доходное. Ну, как?
– Я бы от поддержки не отказался на первых порах, – проговорил Русич.
Но в который раз все испортила мама Зина. Со свойственной солдатской прямотой запальчиво сказала, обжигая гостью глазами, в коих явственно просматривалось презрение:
– Ты что, Ирина Михайловна, царя Соломона заменить желаешь? Мы – люди бедные, но гордые. Говори прямо: зачем явилась – не запылилась? Если хочешь лишний раз унизить, скатертью дорога! Авось не пропадем без твоей милости.
– Мама Зина! – укорил было мать Анатолий. – Нельзя же так!
– Она протягивает руку помощи, а ты… – поддержал Алексей. – Понимаю, нервы у нас на пределе, однако…
– Не пытайтесь меня защитить, – Ирина протестующе протянула руку, – я сейчас уйду.
– Разрешите, Ирина Михайловна, я провожу вас до дома. – Русич протянул ей руку.
– Благодарю вас! – Тиунова, стараясь не встречаться взглядом с мамой Зиной и Анатолием, вышла из квартиры.
…Наверное, они раза два прошли мимо ее дома, но оба не спешили расставаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130