– Ему-то за что? – удивился Русич.
– Свечку ему поставь. – Пантюхин склонился к плечу Русича, обдав его крепчайшим спиртным запахом. – Под секретом скажу, по-дружески, по-корешански. Было у шефа желание сгноить тебя в зоне. Сам знаешь, это просто делается: тебя задирают, ты отвечаешь и… новый срок.
– Понимаю, не дурак. И свечку поставлю, – загадочно заулыбался Русич. Едва не сорвалась с губ фраза о том, что поставит не одну свечку: за упокой души Щелочихина.
– Я, кореш, маленький человек, фраерок в большой колоде, шестерка, а более тебе знать не следует. Есть у «воров в законе» так называемый «общак» – касса взаимопомощи, она завсегда подсобит. Устроят меня на хлебную должностишку, а тут… едва не пропал со скуки… промеры, контроль, акты, партии брака. Пантюхин чужую волю выполнял. – С удовольствием сказал о себе в третьем лице. – А тебе ОТК по душе, вот и кантуйся. Покедова! – Пантюхин встал, оглядел тесный кабинетик. – Вроде ничего не забыл, окромя пустопорожней винной посуды, уборщица нехай сдаст. Покедова, правдолюб. И на будущее раскинь мозгой, как проживать далее. – Надвинул кепку на лоб.
– Погоди, Пантюха, останься на минутку, – Русич придержал его за полу пиджака. – Сядь. – Ему так много нужно было выяснить у этого типа, который, без сомнения, является особо доверенным лицом у нынешнего первого секретаря обкома партии Петра Кирыча Щелочихина. Неужто и поныне «губернатор» продолжает использовать в своих тайных делишках этого субъекта? Русич готов был положить голову на спор: за этим неравным «браком» кроется нечто страшное, далеко уходящее в прошлое, от которого ни тому, ни другому не откреститься вовек. А рука у Кирыча поистине длинная и, как говорят, «мохнатая», если власть его дотянулась аж до воркутинской «девятки», заставила пересмотреть его дело. «Эх, был бы я независимым сыщиком, – подумал Русич, – копнул бы этого вождя. Уверен, вынырнуло бы такое…»
– Ну, что еще выдашь на-гора, правдолюб? – остановился у дверей Пантюхин. – Может, в морду дать хочешь на прощание, а?
– Не говори глупостей, – отмахнулся Русич, поманил Пантюхина. – Негоже как-то получается, ты выпил за мое возвращение, за свой уход, а я даже не успел пригубить. – Он взял кружку Пантюхина, разлил коньяк на две порции, придвинул недавнему хозяину кабинета. – Не пропадать же «солнечному напитку».
– Христиане, я слыхал, впрямь так не поступают! – с удовольствием согласился Пантюхин, возвратился на свое место, машинально смахнул с табуретки воображаемую пыль. – А за что выпьем? Без тоста не принимает душа.
– Ладно. Грузин Шалико не ночевал дома. На следующее утро жена Шалико получает двести телеграмм: «Шалико ночевал у меня». Так выпьем за мужскую дружбу!
– Поехали!
Пожалуй, эта порция была для Пантюхина лишней. Он сразу затяжелел, замотал башкой, шрам на щеке, обычно бледный, забагровел.
– Перебрал, видать! Пожалуй, до дома не догребу. Зови таксуху!
– Машину вызовем, а пока… Посиди со мной, потолкуем, остынь. Я тебя до дома довезу лично, обещаю! – Русич притворился тоже «перебравшим». Он понял, что Пантюхин чего-то вдруг испугался. Как бы там ни было, но теперь можно было исподволь, осторожно начинать «главный» разговор. Слишком удобный случай выпал. За глаза люди о Пантюхе такое толковали… Будто бы он и сына Русича Игоря засадил.
– Ты, кореш, того… – погрозил толстым пальцем Пантюхин и глянул на Русича протрезвевшим на мгновение взглядом. – Шефу нашему не капни про коньяк да про наше толковище. Было да сплыло.
– Боишься Петра Кирыча? А чего он тебе? В партии не состоишь. – Алексей кинул пробный камень.
– В партии? – покосился на Русича Пантюхин. – Наша, брат, партия, э, тебе не уразуметь, умишком не вышел. Партия ваша хоть и зовет себя умом и совестью эпохи, но… Вот стало тебе худо, кто подсобил? А у нас…
– Я давно Петра Кирыча не видел, – соврал на всякий случай Русич, – о чем с ним говорить? Большое начальство бывших сослуживцев напрочь забывает. Сам-то тоже Петра Кирыча не встречаешь?
Пантюхин ответил не сразу. Долго соображал, чесал в затылке, даже приподнялся, обводя нетрезвыми глазами запыленные полки с папками – бумажное царство. Наконец поманил к себе Русича, горячо задышал.
– Зачем про Кирыча выспрашиваешь, а? Не записался ли в сексоты? Зазря это. Учти, Русич, у нас, у людей, всюду свои, даже в сортире, в киношке, в ГБ – везде. Коли что не так… Раскусим, как гнилой орех. Раз тебе подфартило, в другой раз не отканаешься.
– О чем ты подумал, – попытался успокоить Пантюхина Алексей. У самого сердце готово было выскочить из груди: напал, напал на след! След, правда, тонкий, как на льду, но… Существует нечто выше, чем КПСС, чем госбезопасность. Уголовное братство? Это только в криминальных романах бывает. Что же еще? Скорей всего это – мафия! На мгновение мелькнула мысль. – Опять ищешь приключений на свою голову? – Ладно, – резко дал задний ход, – без умысла спрашиваю.
– Сыночка своего не забыл еще? – неожиданно спросил Пантюхин. – Как я переживал, когда их замели! – Пантюхин вытер глаза рукавом. – Толковал молодняку, не лезьте в «Лигму», там менты, а Игорь… Упрямый! Козел!
– Вот Игорь вернется из зоны, все и просветит! – с угрозой произнес Русич, заметив, как дернулся щекой Пантюхин.
– Про Игорька спрашивай, – мотнул башкой Пантюхин, – а Петра Кирыча не трожь, орешек не по твоим гнилым зубам, правдолюб!
– Зубы у меня, смотри, как у тигра! – Русич попытался отвлечь Пантюхина от главной мысли. – Ты меня не опасайся, мы ведь с тобой одни университеты проходили, на нарах, на лесоповале.
– Э, нетушки! – погрозил пальцем Пантюхин. – Гусь свинье не товарищ! Мне тюрьма мать родна, а тебе, мужику, мачеха! Я по одним верхним статьям шел, а ты по ослиному говну привлекался.
– По ослиному, так по ослиному! – добродушно согласился Русич. Он был доволен: Пантюхин постепенно раскрывался, туго, со скрипом, но все же появилась ниточка. В преступном мире он, несомненно, ходил «в авторитетах», кемарил на верхних нарах, возле окна. Но почему все-таки приблизил его к себе Петр Кирыч, за какие заслуги? На чем они сошлись? – Это не давало покоя Алексею.
– Однако я пойду! – вновь попытался подняться Пантюхин. – У меня сосед злой, как поздно возвращаюсь, он… – Снова прикусил губу. – Все, все!
– Последний вопрос и… по домам! – Русич качнулся в сторону собеседника.
– Валяй, да побыстрей!
– Скажи, кореш, за что ты наколол меня острой заточкой в темном подъезде? Чем я тебе, гаду ползучему, насолил, а? Вроде бы мы куски не делили. Тайна умрет между нами, но я хочу знать, какая тварь приказала проучить меня.
– Ну, ты даешь, правдолюб! Совсем рехнулся! – Пантюхин хоть и был сильно пьян, но напрягся. – На кой хрен ты мне сдался?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130