С тех пор я не встречал моей милой Смеяны, только слышал от отца о ее подвигах… Тринадцать тягостных лет прошло… и я никогда больше ее не увижу!
– Твое сердце скоро утешится отмщением, о избранный из воинов Данэил! – Данька почувствовал, что ошеломленного врага нужно добивать. – Ты выполнишь то, что промыслено богом. Ты станешь орудием в его карающей деснице и отомстишь убийцам Смеяны. Жир-хан должен был рассказать тебе о нашем предстоящем походе – я сделаю это вместо него. Мы вместе отправимся на Малков хутор и встретим там своих… В пути я передам тебе все, что поведал мне Окула, но сначала я должен… – Данила сделал паузу и твердо закончил фразу: – Я должен испытать тебя .
Даниил медленно обернул к нему свою маску с неизменной наглой улыбкой бронзового лица.
– Прочитай послание Окул-хана до конца. Там написано: «испытай всякого нашего воина, чтобы удостовериться, не подставлены ли вместо них людишки славянские под нашими именами»… Это повеление Окул-хана, и тебе придется подчиниться. Теперь ты будешь отвечать мне, Данэил.
И сразу – не давая врагу опомниться – первый вопрос, короткий и отменно заточенный. За ним снова и снова – безучастным, скучающим голосом…
…Допрос продолжался недолго. Данька спрашивал быстро и часто перебивал, не дослушав ответа, – словно вспоминал о чем-то своем. Поднялся на ноги и стал в задумчивости прохаживаться вокруг костра, изредка поворачиваясь к собеседнику спиной, покачивая головой и подбрасывая на ладони крошечную золотистую звездочку с тонкой иглой… М-да, выехал из Сполоха десять дней назад… Угу. Снова подбросил и поймал в кольчужную рукавицу искристую женскую серьгу. Ехал из Сполоха, обходя стороной крупные города – хоронился от Белой Палицы… Сколько лет? Да-да, двадцать… И опять мелькает в воздухе золотая блестка – ах, вдруг выскользнула мимо пальцев, дерзко сверкнула и падает! падает прямо в костер!
Человек в панцире быстро нагнулся – ловко подхватил летучую каплю золота уже в самом пламени, у земли! Разогнуться, поднять голову он не успел – тихо и как-то медленно Данька вытащил из потайных воровских ножен на спине короткий меч и, почти не замахиваясь, опустил тяжелое послушное лезвие поперек вражеской шеи – там, где кончался кованый затылок шлема и начинался блестящий ворот новенького панциря. Рука болезненно заныла – удар стали о кость передался по трепетному клинку в рукоять… Данила сонно отвернулся – за спиной что-то глухо брякнуло оземь, из костра колыхнулось облачко искр – и тревожно всхрапнула темная лошадь избранного из воинов Данэила.
Все так же неторопливо, будто в задумчивости, Данька отошел от костра прочь, в холодную лесную темноту и прикрыл сухими веками горячие глаза. Разжал пальцы – отяжелевший и, наверное, окровавленный меч беззвучно скользнул в траву. Данила снова поднял веки и заставил себя посмотреть вверх в гулкое ночное небо. Тучи уже ушли: звездный свет хлестнул Даньку по лицу, и он вдруг расхохотался в голос, как давно уже не смеялся. На небе не было Млечного Пути .
Каширин смеялся, потому что сразу понял, что это всего лишь сон. А во сне мы не жалеем поверженных врагов и редко думаем о спасении души. Подняв с земли меч, Данила быстро вернулся к костру: здесь уже тошнотворно сладко пахло паленой кожей. Ударом ноги Данька выбросил из углей отрубленную голову врага, лезвием клинка поддел и отцепил потемневшую в огне личину. Он так и не узнает, какое лицо было у настоящего Данэила Казарина – новый Даниил, избранный из воинов и верный хранитель Камня тут же, не отходя от костра, впервые примерил еще горячую бронзовую личину с наглой металлической улыбкой и торским разрезом глаз. Маска файтера пришлась впору.
ДНЕВНИК МСТИСЛАВА,
верного слуги двух божественных господ, обладателя волшебного сапога (продолжение)
О нет! Только не это! Эй, дайте передохнуть!
Я сказал – выпустите меня отсюда!
Проницательный читатель
Глава пятая.
В офисе господина Стожара
Это Красная Десница у него под плащом.
Ник Кэйв
В грохоте доспехов, в туче грибной сырости и колодезной плесени я приземлился… на кучу соломы, разумеется. Вот вам, потомки, второе правило начинающего тамбовского вора: всегда знай, где упадешь. Тут философия, господа.
В философском настроении я и поднялся на ноги, оглядывая совершенно темную душную пещерку. Вот радость! Больше всего на свете я хотел бы увидеть сейчас в пяти метрах от себя пару желто-зеленых и хищных глаз. Так оно и получилось. Глазастенький и неведомый зверь стоял совсем близко и выжидательно смотрел.
– Глаза сломаешь, – мрачно предрек я и задумался. В мозгу возникла логика: если зверь сытый – он посмотрит и уйдет восвояси. А если голодный… то… то я сам уйду.
И я пошел. В темноте даже ходить непросто, а я ведь пытался бежать! Разумеется, я поскользнулся на чем-то толстом и скользком и снова загремел кольчугой по паркету. Толстое и скользкое оказалось мохнатым пушистым зверем – а точнее, его шкурой. Для идиотов (кто не понял) объясняю: это был мех. То есть меха – много мехов. Они валялись на полу в страшном количестве, и будь я активист организации «Гринпис», тут же устроил бы самосожжение из чувства протеста. Нельзя так убивать дикую природу, чтобы потом по полу разбрасывать.
Вскоре я понял, почему я не член организации «Гринпис». На мехах было очень даже приятно лежать животом. И спиной тоже; и на боку. Тепло и мягко, как в ванне. Я расслабился в темноте и впервые с ужасом вспомнил, что нормальным людям иногда необходимо спать! И заснул бы я – но зеленые глаза снова возникли совсем рядом – бесшумно приблизились, гады.
– Эй ты, шкура! Иди сюда, я из тебя меха сделаю, – устало сказал я, зевая. – Я тебе устрою «Гринпис» в отдельно взятой стране… Я тебе припомню товарища Баумана… – Увы, разлюбезные потомки! Как вы уже догадались, я заснул. Помню только, что во сне дружелюбно беседовал с разноцветными глазами, вдруг появившимися у звериных шкур, на которых я спал. Я нежно называл их шкурами и гладил рукой. Нам было хорошо.
Когда я открыл глаза, этот мелкий парень сидел на своей табуретке и ковырял пальцем в носу. Он был острижен наголо, как неофашист, и потому внушал невольное уважение. Если вам десять лет и вы внушаете уважение, вы уже много добились в жизни. Почтительно посмотрев на парня, я покосился в сторону. В стороне ровно теплился очаг – по толстым одинаковым бревнам шелковисто бегали жидкие хвостики голубоватого пламени, а чуть выше равномерно нагревался толстый и мрачный котел.
– Ну, вставай, добрый молодец, – пискляво сказал пацан. Он перестал ковырять в носу, но палец наружу не извлек. – Сымай-ко портки, будем тебе задницу выпарывать!
Все мое уважение к неофашистам как рукой сняло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
– Твое сердце скоро утешится отмщением, о избранный из воинов Данэил! – Данька почувствовал, что ошеломленного врага нужно добивать. – Ты выполнишь то, что промыслено богом. Ты станешь орудием в его карающей деснице и отомстишь убийцам Смеяны. Жир-хан должен был рассказать тебе о нашем предстоящем походе – я сделаю это вместо него. Мы вместе отправимся на Малков хутор и встретим там своих… В пути я передам тебе все, что поведал мне Окула, но сначала я должен… – Данила сделал паузу и твердо закончил фразу: – Я должен испытать тебя .
Даниил медленно обернул к нему свою маску с неизменной наглой улыбкой бронзового лица.
– Прочитай послание Окул-хана до конца. Там написано: «испытай всякого нашего воина, чтобы удостовериться, не подставлены ли вместо них людишки славянские под нашими именами»… Это повеление Окул-хана, и тебе придется подчиниться. Теперь ты будешь отвечать мне, Данэил.
И сразу – не давая врагу опомниться – первый вопрос, короткий и отменно заточенный. За ним снова и снова – безучастным, скучающим голосом…
…Допрос продолжался недолго. Данька спрашивал быстро и часто перебивал, не дослушав ответа, – словно вспоминал о чем-то своем. Поднялся на ноги и стал в задумчивости прохаживаться вокруг костра, изредка поворачиваясь к собеседнику спиной, покачивая головой и подбрасывая на ладони крошечную золотистую звездочку с тонкой иглой… М-да, выехал из Сполоха десять дней назад… Угу. Снова подбросил и поймал в кольчужную рукавицу искристую женскую серьгу. Ехал из Сполоха, обходя стороной крупные города – хоронился от Белой Палицы… Сколько лет? Да-да, двадцать… И опять мелькает в воздухе золотая блестка – ах, вдруг выскользнула мимо пальцев, дерзко сверкнула и падает! падает прямо в костер!
Человек в панцире быстро нагнулся – ловко подхватил летучую каплю золота уже в самом пламени, у земли! Разогнуться, поднять голову он не успел – тихо и как-то медленно Данька вытащил из потайных воровских ножен на спине короткий меч и, почти не замахиваясь, опустил тяжелое послушное лезвие поперек вражеской шеи – там, где кончался кованый затылок шлема и начинался блестящий ворот новенького панциря. Рука болезненно заныла – удар стали о кость передался по трепетному клинку в рукоять… Данила сонно отвернулся – за спиной что-то глухо брякнуло оземь, из костра колыхнулось облачко искр – и тревожно всхрапнула темная лошадь избранного из воинов Данэила.
Все так же неторопливо, будто в задумчивости, Данька отошел от костра прочь, в холодную лесную темноту и прикрыл сухими веками горячие глаза. Разжал пальцы – отяжелевший и, наверное, окровавленный меч беззвучно скользнул в траву. Данила снова поднял веки и заставил себя посмотреть вверх в гулкое ночное небо. Тучи уже ушли: звездный свет хлестнул Даньку по лицу, и он вдруг расхохотался в голос, как давно уже не смеялся. На небе не было Млечного Пути .
Каширин смеялся, потому что сразу понял, что это всего лишь сон. А во сне мы не жалеем поверженных врагов и редко думаем о спасении души. Подняв с земли меч, Данила быстро вернулся к костру: здесь уже тошнотворно сладко пахло паленой кожей. Ударом ноги Данька выбросил из углей отрубленную голову врага, лезвием клинка поддел и отцепил потемневшую в огне личину. Он так и не узнает, какое лицо было у настоящего Данэила Казарина – новый Даниил, избранный из воинов и верный хранитель Камня тут же, не отходя от костра, впервые примерил еще горячую бронзовую личину с наглой металлической улыбкой и торским разрезом глаз. Маска файтера пришлась впору.
ДНЕВНИК МСТИСЛАВА,
верного слуги двух божественных господ, обладателя волшебного сапога (продолжение)
О нет! Только не это! Эй, дайте передохнуть!
Я сказал – выпустите меня отсюда!
Проницательный читатель
Глава пятая.
В офисе господина Стожара
Это Красная Десница у него под плащом.
Ник Кэйв
В грохоте доспехов, в туче грибной сырости и колодезной плесени я приземлился… на кучу соломы, разумеется. Вот вам, потомки, второе правило начинающего тамбовского вора: всегда знай, где упадешь. Тут философия, господа.
В философском настроении я и поднялся на ноги, оглядывая совершенно темную душную пещерку. Вот радость! Больше всего на свете я хотел бы увидеть сейчас в пяти метрах от себя пару желто-зеленых и хищных глаз. Так оно и получилось. Глазастенький и неведомый зверь стоял совсем близко и выжидательно смотрел.
– Глаза сломаешь, – мрачно предрек я и задумался. В мозгу возникла логика: если зверь сытый – он посмотрит и уйдет восвояси. А если голодный… то… то я сам уйду.
И я пошел. В темноте даже ходить непросто, а я ведь пытался бежать! Разумеется, я поскользнулся на чем-то толстом и скользком и снова загремел кольчугой по паркету. Толстое и скользкое оказалось мохнатым пушистым зверем – а точнее, его шкурой. Для идиотов (кто не понял) объясняю: это был мех. То есть меха – много мехов. Они валялись на полу в страшном количестве, и будь я активист организации «Гринпис», тут же устроил бы самосожжение из чувства протеста. Нельзя так убивать дикую природу, чтобы потом по полу разбрасывать.
Вскоре я понял, почему я не член организации «Гринпис». На мехах было очень даже приятно лежать животом. И спиной тоже; и на боку. Тепло и мягко, как в ванне. Я расслабился в темноте и впервые с ужасом вспомнил, что нормальным людям иногда необходимо спать! И заснул бы я – но зеленые глаза снова возникли совсем рядом – бесшумно приблизились, гады.
– Эй ты, шкура! Иди сюда, я из тебя меха сделаю, – устало сказал я, зевая. – Я тебе устрою «Гринпис» в отдельно взятой стране… Я тебе припомню товарища Баумана… – Увы, разлюбезные потомки! Как вы уже догадались, я заснул. Помню только, что во сне дружелюбно беседовал с разноцветными глазами, вдруг появившимися у звериных шкур, на которых я спал. Я нежно называл их шкурами и гладил рукой. Нам было хорошо.
Когда я открыл глаза, этот мелкий парень сидел на своей табуретке и ковырял пальцем в носу. Он был острижен наголо, как неофашист, и потому внушал невольное уважение. Если вам десять лет и вы внушаете уважение, вы уже много добились в жизни. Почтительно посмотрев на парня, я покосился в сторону. В стороне ровно теплился очаг – по толстым одинаковым бревнам шелковисто бегали жидкие хвостики голубоватого пламени, а чуть выше равномерно нагревался толстый и мрачный котел.
– Ну, вставай, добрый молодец, – пискляво сказал пацан. Он перестал ковырять в носу, но палец наружу не извлек. – Сымай-ко портки, будем тебе задницу выпарывать!
Все мое уважение к неофашистам как рукой сняло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160