Обрадованный нежданным отдыхом, Данила присел разгоряченной задницей в воду, спиной к жесткой стене сруба – и запрокинул голову, подставляя сожмуренную морду колючим водяным искрам, летевшим сверху. Когда Данила открыл глаза. Середа уже вернулся – в солнечном окне колодца на пронзительно-голубом фоне неба появился черный силуэт человечьей головы.
– Ох-хо-ххо! – рокочущим басом рассмеялась голова, и Данила увидел, как мелко затрясся флажок на маковке остроконечного шлема, надетого на голову. – Данила? Ты ли эво, друже ненаглядный? В коловодце схоронился? Ох-хо-ха-ха!
Данила и сам захотел улыбнуться – но передумал, когда рядом с бородатой головой появилась еще одна – этот человек тоже был в шлеме. И с небольшим луком в руке – склонившись над провалом почти по пояс, он быстро натянул тетиву и нацелил прямо в Данилу тонкую темную стрелу, остро блестевшую на солнце колким трехгранным наконечником.
– Довольно же прятаться, Данька! – Первая, бородатая голова тоже внезапно перестала смеяться. – Вылезай, ворюга. А не то прямо в яме землей закидаем…
Даниле стало грустно: ему не понравились люди в шлемах. Они мешали спокойно работать – а ведь он никого еще не обижал в этом новом, древнем мире… Все, что ему нужно, – это медовая лепеха с молоком и русская речь вокруг… И отсутствие вооруженных мужиков в шлемах. Данила горько улыбнулся и поднялся на ноги. Он карабкался вверх по недостроенной стене колодца – медленно и нелепо, отталкиваясь от скользких земляных ступеней. Он не смотрел на вооруженных людей наверху – но почему-то чувствовал спиной холодный взгляд трехгранного наконечника. И – бог знает отчего – совершенно ясно сознавал: человек с луком не успеет спустить тетиву. Данила поморщился. Видит Бог, он не хотел этого.
Разумеется, лучник не успел выстрелить вовремя. Он только по-ребячьи охнул, когда Данила ухватил его жесткими пальцами за лодыжки босых ног и несильно, но резко дернул на себя, в глубокую пустоту. Туго пропела сорвавшаяся с тетивы стрела, мигом уходя куда-то вбок; вытаращив глаза и роняя лук, отбивая спину о рыхлый край ямы, мужик обрушился вслед за Данилой в холодный провал колодца – вверху сквозь взметнувшуюся осыпь камней и глины мелькнуло побледневшее лицо толстяка в шлеме, стремительно пронеслась чехарда теней по бревнам сруба – и тут же все утонуло в холодной волне мрака: уже в полете Данила подмял тощего лучника под себя, и тот с размаху врезался головой в ледяную воду на дне ямы.
Отплевываясь и стервенея от боли в ушибленном колене, Данила охватил размякшее тело руками и рывком перевернул, прикрываясь им сверху от жарких стрел, летевших вдогонку, – он еще не видел, но знал, что они летят. Так и есть: что-то жестко хлопнуло по воде, и тут же вторая стрела жадно впилась в бревно над головой. Данила глянул вверх – и увидел сразу три знакомых силуэта в остроконечных шлемах с флажками.
– Не стрелять! – ненормальным голосом заорал Данила, пряча голову за кольчужное плечо бессознательного лучника. – Не стрелять или я убью его! Я прикончу вашего дружка!
«Дружок» был еще жив – он слабо простонал и закашлялся, сплевывая воду. Охватив его сзади за шею, свободной рукой Данила нащупал на поясе лучника топор – и демонстративно выдернул его из воды:
– Еще один выстрел – и я раскрою ему череп! Бросай оружие, уроды! На землю, я сказал!
Вооруженные люди наверху переглянулись – и Данила вновь услышал раскатистый хохот бородатого толстяка.
– Бросай оружье?.. ххо-ххо-хо-хо! – Мужик радостно затряс бородой, и его приятели тоже затряслись от хохота – впрочем, не опуская долу напряженных луков. – Слышь, мужики: бросайте луки-то! Ах-ха-ха! А не то он его прибьет! Во страх-то… Ха-ха-ха!
Данила напряженно завозился в луже, ловчей перехватывая в ладони топорище.
– Будя вам веселиться! – Толстяк вдруг строго одернул подчиненных и вновь холодно глянул сверху вниз на Данилу. – Ты, Данька, не балуй. Охота его прибить – дело твое, ужо я тебе не мешаю: он людина воинский, до смерти всегда готовный. Только уж и мы тебя стрелочками пощупаем… А коли жить хочешь – вылезай из ямы. Да боле не чуди – довольно с меня твоей лихости!
С досадой отбросив топор в воду, Данила бережно прислонил бесчувственного лучника спиной к стене (чтобы ненароком не захлебнулся) и вторично полез из ямы наверх. На этот раз мужики в шлемах предусмотрительно отшагнули подальше от колодца – Данила быстро оглянулся: не считая бородача, недоброжелателей было трое. Телосложение лучников не внушало Даниле особенного трепета: тощие стрелки в коротких побуревших кольчугах напоминали крестьян, только вчера перековавших орала на мечи. Данила был на голову выше любого из них – даже теперь, безоружный и полураздетый, он почему-то по-прежнему чувствовал себя хозяином ситуации.
– Наконец сыскал я тебя, хвала Мокоше! – Выставив перед собой туповатое лезвие меча, толстый командир начал осторожно приближаться, то и дело оглядываясь на подчиненных, державших Данилу на прицеле. – Ишь вздумал убечь! От меня не схоронишься… От Разбиты еще никто не сбегал!
– Если я правильно понял, ты и есть десятник Разбита? – строго спросил Данила и неодобрительно сощурился. – Ты зачем мой дом сжег?
– Коли домишко сгорел – знать надобность была! Ха-ха! – Десятник задорно оглянулся на своих стрелков, но никто не улыбнулся – слишком много сил уходило на прицеливание. Непрестанно оглядываясь и нервно пританцовывая на толстых ножках, Разбита приблизился и упер Даниле в живот округлое острие клинка. Данила улыбнулся: на рыжей бороде, на лбу и даже на мясистом носу десятника дрожали крупные капли пота. Начальник явно волновался. Данила покосился на вражеский меч: выбить острую железку из этих пухлых ручек не представляло труда. Однако смущали лучники: Данила не любил острых предметов в воздухе.
– И давно ли в коловодце сидишь? Неужто всю ночь в луже продремал? – Рыжая десятникова бородища вновь задрожала от смеха. – Ловко умыслено… Стало быть, однорукий Середка тебя схоронил? – В голосе Разбиты мелькнуло недоброе; толстяк обернулся и нашел взглядом одного из подчиненных: – Слышь-ко, брат Гусята, тащи сюда хозяина! Враз поспрошаем его, почто вора-крамольника на своем дворе пригрел…
Рябой Гусята, моргнув желтыми ресницами, опустил лук, аккуратно затолкал стрелу в тесный колчан на поясе и поспешил к сарайчику Середы. Изнутри раздался уже знакомый Даниле грохот рассыпавшегося хлама, писк травмированных котят – наконец, дверь распахнулась настежь. Из облака пыли появился перекошенный силуэт Середы – постоянно оглядываясь, он судорожно махал единственной рукой и что-то говорил вооруженному Гусяте. Тот молча шел сзади, изредка тыкал Середу плетью в спину и шуйцею жестко придерживал за плечо – Данила похолодел – кого-то маленького и неловкого, закутанного в светлые тряпки, семенившего белыми ножками по пыли и едва поспевавшего за мужиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
– Ох-хо-ххо! – рокочущим басом рассмеялась голова, и Данила увидел, как мелко затрясся флажок на маковке остроконечного шлема, надетого на голову. – Данила? Ты ли эво, друже ненаглядный? В коловодце схоронился? Ох-хо-ха-ха!
Данила и сам захотел улыбнуться – но передумал, когда рядом с бородатой головой появилась еще одна – этот человек тоже был в шлеме. И с небольшим луком в руке – склонившись над провалом почти по пояс, он быстро натянул тетиву и нацелил прямо в Данилу тонкую темную стрелу, остро блестевшую на солнце колким трехгранным наконечником.
– Довольно же прятаться, Данька! – Первая, бородатая голова тоже внезапно перестала смеяться. – Вылезай, ворюга. А не то прямо в яме землей закидаем…
Даниле стало грустно: ему не понравились люди в шлемах. Они мешали спокойно работать – а ведь он никого еще не обижал в этом новом, древнем мире… Все, что ему нужно, – это медовая лепеха с молоком и русская речь вокруг… И отсутствие вооруженных мужиков в шлемах. Данила горько улыбнулся и поднялся на ноги. Он карабкался вверх по недостроенной стене колодца – медленно и нелепо, отталкиваясь от скользких земляных ступеней. Он не смотрел на вооруженных людей наверху – но почему-то чувствовал спиной холодный взгляд трехгранного наконечника. И – бог знает отчего – совершенно ясно сознавал: человек с луком не успеет спустить тетиву. Данила поморщился. Видит Бог, он не хотел этого.
Разумеется, лучник не успел выстрелить вовремя. Он только по-ребячьи охнул, когда Данила ухватил его жесткими пальцами за лодыжки босых ног и несильно, но резко дернул на себя, в глубокую пустоту. Туго пропела сорвавшаяся с тетивы стрела, мигом уходя куда-то вбок; вытаращив глаза и роняя лук, отбивая спину о рыхлый край ямы, мужик обрушился вслед за Данилой в холодный провал колодца – вверху сквозь взметнувшуюся осыпь камней и глины мелькнуло побледневшее лицо толстяка в шлеме, стремительно пронеслась чехарда теней по бревнам сруба – и тут же все утонуло в холодной волне мрака: уже в полете Данила подмял тощего лучника под себя, и тот с размаху врезался головой в ледяную воду на дне ямы.
Отплевываясь и стервенея от боли в ушибленном колене, Данила охватил размякшее тело руками и рывком перевернул, прикрываясь им сверху от жарких стрел, летевших вдогонку, – он еще не видел, но знал, что они летят. Так и есть: что-то жестко хлопнуло по воде, и тут же вторая стрела жадно впилась в бревно над головой. Данила глянул вверх – и увидел сразу три знакомых силуэта в остроконечных шлемах с флажками.
– Не стрелять! – ненормальным голосом заорал Данила, пряча голову за кольчужное плечо бессознательного лучника. – Не стрелять или я убью его! Я прикончу вашего дружка!
«Дружок» был еще жив – он слабо простонал и закашлялся, сплевывая воду. Охватив его сзади за шею, свободной рукой Данила нащупал на поясе лучника топор – и демонстративно выдернул его из воды:
– Еще один выстрел – и я раскрою ему череп! Бросай оружие, уроды! На землю, я сказал!
Вооруженные люди наверху переглянулись – и Данила вновь услышал раскатистый хохот бородатого толстяка.
– Бросай оружье?.. ххо-ххо-хо-хо! – Мужик радостно затряс бородой, и его приятели тоже затряслись от хохота – впрочем, не опуская долу напряженных луков. – Слышь, мужики: бросайте луки-то! Ах-ха-ха! А не то он его прибьет! Во страх-то… Ха-ха-ха!
Данила напряженно завозился в луже, ловчей перехватывая в ладони топорище.
– Будя вам веселиться! – Толстяк вдруг строго одернул подчиненных и вновь холодно глянул сверху вниз на Данилу. – Ты, Данька, не балуй. Охота его прибить – дело твое, ужо я тебе не мешаю: он людина воинский, до смерти всегда готовный. Только уж и мы тебя стрелочками пощупаем… А коли жить хочешь – вылезай из ямы. Да боле не чуди – довольно с меня твоей лихости!
С досадой отбросив топор в воду, Данила бережно прислонил бесчувственного лучника спиной к стене (чтобы ненароком не захлебнулся) и вторично полез из ямы наверх. На этот раз мужики в шлемах предусмотрительно отшагнули подальше от колодца – Данила быстро оглянулся: не считая бородача, недоброжелателей было трое. Телосложение лучников не внушало Даниле особенного трепета: тощие стрелки в коротких побуревших кольчугах напоминали крестьян, только вчера перековавших орала на мечи. Данила был на голову выше любого из них – даже теперь, безоружный и полураздетый, он почему-то по-прежнему чувствовал себя хозяином ситуации.
– Наконец сыскал я тебя, хвала Мокоше! – Выставив перед собой туповатое лезвие меча, толстый командир начал осторожно приближаться, то и дело оглядываясь на подчиненных, державших Данилу на прицеле. – Ишь вздумал убечь! От меня не схоронишься… От Разбиты еще никто не сбегал!
– Если я правильно понял, ты и есть десятник Разбита? – строго спросил Данила и неодобрительно сощурился. – Ты зачем мой дом сжег?
– Коли домишко сгорел – знать надобность была! Ха-ха! – Десятник задорно оглянулся на своих стрелков, но никто не улыбнулся – слишком много сил уходило на прицеливание. Непрестанно оглядываясь и нервно пританцовывая на толстых ножках, Разбита приблизился и упер Даниле в живот округлое острие клинка. Данила улыбнулся: на рыжей бороде, на лбу и даже на мясистом носу десятника дрожали крупные капли пота. Начальник явно волновался. Данила покосился на вражеский меч: выбить острую железку из этих пухлых ручек не представляло труда. Однако смущали лучники: Данила не любил острых предметов в воздухе.
– И давно ли в коловодце сидишь? Неужто всю ночь в луже продремал? – Рыжая десятникова бородища вновь задрожала от смеха. – Ловко умыслено… Стало быть, однорукий Середка тебя схоронил? – В голосе Разбиты мелькнуло недоброе; толстяк обернулся и нашел взглядом одного из подчиненных: – Слышь-ко, брат Гусята, тащи сюда хозяина! Враз поспрошаем его, почто вора-крамольника на своем дворе пригрел…
Рябой Гусята, моргнув желтыми ресницами, опустил лук, аккуратно затолкал стрелу в тесный колчан на поясе и поспешил к сарайчику Середы. Изнутри раздался уже знакомый Даниле грохот рассыпавшегося хлама, писк травмированных котят – наконец, дверь распахнулась настежь. Из облака пыли появился перекошенный силуэт Середы – постоянно оглядываясь, он судорожно махал единственной рукой и что-то говорил вооруженному Гусяте. Тот молча шел сзади, изредка тыкал Середу плетью в спину и шуйцею жестко придерживал за плечо – Данила похолодел – кого-то маленького и неловкого, закутанного в светлые тряпки, семенившего белыми ножками по пыли и едва поспевавшего за мужиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160