А сегодня все было наоборот: Стенька пьяным голосом говорил что-то безумно важное, а Каширин не понимал. То есть он сразу почуял в воздухе особый шорох секунд, ощутил пронзительную, колючую свежесть момента… как будто совсем рядом бьют из-под земли горячие электрические струи, и нужно только прислушаться… Каширин осторожно прислушался и как-то вдруг понял, что пьяный Стенька говорит о Серебряном Колоколе. Тут же почувствовал, как размякло и растаяло в груди зубристое лезвие нехорошей новости, как посветлела ночь за окном, и все ленивое тело Каширина словно разом оделось железным доспехом самоуверенности, тугая броня ловко обняла ребра… и жаркие блики легли по металлу! Каширин ощутил: в старом кресле сидит теперь большой и страшный человек – здоровый мужик, который наконец нашел тех, кому он нужен. Со сладким ужасом он распознал самого себя в этом железном желтоволосом мужике – но Данила не стал открывать глупому Стеньке своей радости, не показал даже края стальной кольчуги из-под старой заношенной олимпийки. По-прежнему грустно и сонно, и даже обреченно, Данила кивнул головой и произнес первые слова своей непростой роли:
– Я еду с вами.
II
Ничего , кроме старых обид.
«Зона Любэ»
16 июня , 10:00
Исторгнув из груди краткий стон, Данила проснулся и тихо шевельнулся во мраке: тело было сонно-неповоротливым, как в скафандре. Левая длань уперлась в землистую стену, испещренную червями-корневищами – пещера? тюрьма? Ладно не могила: сбоку хладной струйкой сочился свежий воздух. Тихо дивясь странной тяжести в членах, он с усилием подтянул к лицу десницу, дабы отереть рукавом пыльное жало… и ткнулся носом в льдистый металл. Рукав был железным – дробные колечки вдавились в кожу.
С грохотом опрокинулся на спину и хрипло расхохотался; никто не видел его лица, и он не следил за лицом. Он был счастлив. И почувствовал: кольчуга перестала тяготить, будто врезалась и впиталась в кожу – новая, восхитительная стальная шкура! Посвежевшее тело вдруг мягко разогнулось в прыжке – Данила очутился на ногах и замер, слушая темноту. Не глазами, а… как будто затылком почуял, что пещерица совсем не глубока – точно погреб в дедовом сарае. Он повел мордой в сторону: там приглушенно светлело рыжее пламенной пятнышко – лучился фитиль масляной плошки. Данила погрузил руку в темноту и нащупал рядом с плошкою гладкую деревянную ручку заготовленного факела: вонючая тряпка неохотно разбухла жирными змейками плазмы, и Данила сощурил очи, вглядываясь во мрак.
Нет, не тюрьма – скорее прекрасно обустроенное подполье вроде армейского бункера с вентиляцией: едкий дымок факела утягивает в жерло каменной трубы в стене… А совсем рядом – широкий и незыблемый деревянный сундук. На плоской крышке ящика поверх оплетенных железными скобами занозистых досок заблестело что-то узкое, как осколок зеркала – Данила подступил на шаг… пальцы с лету вцепились в рукоять меча! Властная, затаенная тяжесть оружия восхитительно улеглась в ладони… И тугая волна задорной радости тут же развернулась в душе: у-ух, как светло и отчетливо недолгий, но веский клинок надвое расчертил полумрак… как послушливо и понимающе забилась в его руках эта жесткая струя металла! Меч был совсем живой и будто выкован под Данилину руку.
Уже не в силах выпустить из пальцев рукоять, Данила присел перед окаменевшим сундуком на корточки. Небольшая щель замочной скважины вызывающе глянула в глаза. «Или клинком тебя поддеть?» – поинтересовался Данила, но тут же подумал, что запор врезан добротно, с любовью: без ключа не открыть. Он прислушался, словно ключик мог подавать ему какие-то знаки из укромного места, куда упрятал его прежний хозяин. Устроитель подземелья, судя по всему, человек неглупый. А куда неглупые люди прячут ключи? Данила хмыкнул: они носят их при себе. Там, в далеком 1993 году Каширин повесил на шею (на золотую цепочку вместе с нательным крестом) самый главный ключ от своей прежней, московской жизни – ключ от сейфа, где лежали документы, дедов пистолет и – до недавнего времени – краденая граната. Этот тяжелый, трехгранный ключ, болтавшийся на шее Каширина, смущал женщин – они не любили, когда холодный кус металла касался в темноте их нежной разогретой кожи… Но Каширин упорно носил железку на цепочке и давно привык к прохладному касанию.
Опомнившись, Данила вздрогнул и, уронив меч, полез рукою за пазуху: почудилось вдруг… да, так и есть! Это знакомое ощущение… ключ по-прежнему на месте! Нащупав под рубахой веский слиточек, он вытащил его наружу через узкий кольчужный ворот: ключ был совсем незнакомый, искривленный и черный. Данила сжал его в пальцах… и легко просунул зазубренную бороздку в замочную щель сундука.
Глухо брякнув, отвалилась неподъемная крышка, и Данила оторопел: в глаза плеснуло блеском оружия, доспехов, серебра! Он сгреб в ладонь узкие пластинки лунного металла, плоские льдинки драгоценных монет… даже головой тряхнул: ладно начинается новая жизнь. Добротный дорожный плащ, пара новеньких рубах, расшитых по ожерелью петухами да елочками, тяжелые долгополые кольчуги, даже полный сбор конской упряжи… У задней стенки огромного короба нащупал еще несколько скользких клинков, пучок молодых стрел и боевой топор на кривом топорище. Впопыхах разглядывая сокровища, он опрокинул глиняный горшок с монетами, и крупные капли серебра гремуче рассыпались, раскатились, утопая в складках одежды. Наугад ухватив светлую гривенку, Данила на секунду замер, ощущая в ладони чистенький гладкий слиток. Ни кошеля, ни карманов у него не было… он даже удивился тому, как легко и словно по привычке сунул серебряную пластинку в рот – она улеглась за щекой, приятно холодя зубы.
Удерживая в шуйце трепещущий факел – так, чтобы капли огненного масла не сыпались на голову, – Данила разворошил тряпье на дне сундука… и уловил рукою что-то маленькое и плотное, похожее на легкую берестяную коробку. Так и есть; поддетая неловким железным пальцем, отскочила крышечка… Еще не разглядев содержимого, Данила тут же уловил хищьим чутьем тревожный дух тайны… неспроста здесь припрятан этот коробок… В ладонь выскользнула тонкая медная пластина, изогнутая на манер браслета и исчерканная летучей резьбой гравировки: по металлу струился сложный орнамент из перевитых гадов, крылатых чудовищ и невиданных растений. Данила поднес браслет к самому носу и на всякий случай повторно провел внимчивым взором по вычурной ленте узора: какие-то подковы, искры, оловянные змеи и солнечные колеса увиделись ему на этот раз. Зацепив пальцами край кольчужного рукава, он оголил темное жилистое запястье и приложил прохладную медь к коже… концы обруча легко обвили руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160