– Дорогу дочери высокородного Макрона!
Пурпурная занавеска отодвинулась, рабы открыли дверцы, и из носилок вышла Валерия. И вот уже гнутся перед ней спины остийских сановников, сыплются слова приветствий.
Толпа в изумлении зашевелилась. Эта рыжеволосая женщина – настоящая Венера. Все на ней горит, переливается: карминный рот, золотые браслеты, рубины в ушах, алмазные перстни.
Женщины задерживают взгляды на красавице, оценивая каждую деталь ее прически и туалета. Всеобщее внимание привлекают восемь эфиопов, которые уже опускают на землю следующие носилки.
– Это сенаторы Сервий Курион и Авиола. А девушка с ними – дочь Авиолы, – важно сообщает Октав Семпер музыкантам; он счастлив блеснуть перед ними тем, что знает таких важных особ.
Но глазеть было уже некогда, потому что по знаку понтифика процессия тронулась от форума к берегу.
В процессии шли представители жреческих коллегий. Понтифики в белых одеждах, коллегия которых, как говорят, была основана еще во времена царя Нумы, это они выработали сложный ритуал жертвоприношений во время торжеств и бракосочетаний, погребений и ввода в права наследства, а также при акте усыновления. Преисполненные высшей мудрости, они выступали сановным шагом, и важная поступь служила лишним подтверждением их значительности.
Фламины, жрецы трех божеств, Юпитера, Марса Сабинского и Квирина, в островерхих кожаных шапках, на чьей одежде, которая скреплялась лишь пряжками, не должно было быть ни узла, ни стежка, выступали не менее величественно.
За ними плыли весталки в белоснежных одеяниях с покрытыми головами. Они поддерживали священный огонь Весты и стерегли прославленный палладиум, древнее деревянное изображение Минервы, которое, по преданию. принес в Рим из Трои Эней. Они шествовали по главной улице Остии, гордые от сознания своей неприкосновенности.
Следом шли благородные авгуры, облаченные в тоги с пурпурными полосами, в руках у них символ жреческого сана – остроконечный жезл. Они – толкователи прорицаний, заключенных в священных Сивиллиных книгах, они – предсказатели судеб Рима, успехов или неудач в сражениях. Будущее открывалось им в полете орла и ястреба, в карканье ворона, в криках петуха и совы. Они читали судьбы мира по клювам священных цыплят, имея, впрочем, полное право взять для гадания цыпленка откормленного или тощего, что влияло на исход гадания и определялось интересами вопрошающего, но чаще самого благородного авгура.
За ними шли гаруспики, которые умели предсказывать решительно все, что будет и чего не будет в жизни, гадая по внутренностям жертвенных животных, чьи печень, желчь, легкие и сердце никогда не солгут и не ошибутся.
Музыканты со свирелями, цимбалами, тамбуринами и сиринксами шли впереди салиев, жрецов сабинского бога войны Квирина. Салии были в пурпурных туниках с металлическими поясами, на груди – легкий панцирь, на голове – шлем с острым наконечником, в левой руке – легкий меч, в правой – копье; они плясали на всем пути, от форума до берега, ударяя копьями в священные медные щиты. которые несли рабы. Их танец сопровождался визгливой музыкой, а дородные жрецы выкрикивали древние аксаменты. молитвенные обращения к Марсу. Янусу и Минерве. Народ слов не понимал. Салии тоже.
Потом поступью тяжеловооруженных воинов шествовали фециалы. На плечи этих жрецов была возложена ответственность за жизнь и смерть многих, разделяемая. впрочем, ими с его императорским величеством и высокочтимым сенатом, они объявляли войны. Делалось это следующим образом. У военной колонны храма Беллоны в Риме главный фециал символически метал окровавленное копье в ту сторону, где находилась неприятельская земля.
За ними двигались вереницы жрецов, служащих во время обычных жертвоприношений, жрецы рядовые, среди них луперки, титии и другие.
Процессию жрецов заключали августалы, коллегию которых основал Тиберий в честь своего отчима Октавиана Августа после его кончины. За ними следом шли сотни греческих ликторов, пекари, выпекавшие жертвенный хлеб, слуги, глашатаи, рабы, погонщики жертвенных животных, которые гнали предназначенный для сегодняшнего торжественного жертвоприношения скот, помощники жрецов, которые несли кадильницы, миски для крови, корзинки для внутренностей, кропильницы и другие необходимые во время жертвоприношений предметы.
И в самом конце – толпы народа во главе с рыбаками, которые несли на плечах сплетенные из соломы челны. В них покачивались глиняные фигурки членов Нептунова двора: тритоны, наяды, нереиды, сирены.
Желтые челны плавно вздымались в такт музыке, будто покачиваясь на морских волнах. Все было в движении. Пестрая одежда глиняных наяд и нереид напоминала одежду рыбачек. Покачивались челны, фигурки, плечи рыбаков – все плыло и качалось. Ведь море – это наша обитель, наша судьба, наше плодородное и дающее пищу поле. Покачивалось на рыбацких плечах огромное чучело дельфина. Покачивались в руках рыбаков гарпуны, направленные на фантастических морских чудовищ. Общий ритм движения возбуждал и опьянял людей, они шли, раскачиваясь из стороны в сторону.
И все же, несмотря на прекрасное это зрелище, в толпе нашлись недовольные:
– Вы видали, какая прорва тут этих жрецов да их помощников? Клянусь Нептуном! Ну и набралось же дармоедов! А сколько их по всей Италии! Во кому сладко-то живется. Их государство кормит.
– Государство. Конечно. Но только ведь и мы их кормим: жертвами, приношениями, тяжко заработанным денарием, ведь меньше-то они не берут…
– Паразиты!
– Молчи-ка лучше. А то отделают тебя так, что родная мать не узнает!
Но остийский люд не робок. Ему терять нечего, поэтому он выражает свое мнение вслух:
– Проклятые дармоеды!
Между тем процессия пересекла город и остановилась на морском берегу, где за жертвенником стояла большая мраморная статуя Нептуна. Бородатое лицо бога всех вод, соленых и пресных, величественно, как само море.
Божественный взгляд спокойно остановился на толпах людей, на жрецах и их помощниках, которые суетились около алтаря с жертвенными животными.
Главный жрец Нептуна с воздетыми к небу руками, заслонив лицо тогой, обошел жертвенник, славя богов. Потом, склонившись перед алтарем, молил о снисхождении сначала Януса, этого требовала традиция, потом Нептуна, которому предназначалась жертва, и, наконец, Весту.
Голос жреца поднимался ввысь и отчетливо звучал в тишине, нарушаемой лишь треском огней в плошках на пилонах вокруг жертвенного алтаря и криком чаек. Из кадильниц, раскачиваемых четырьмя жрецами, поднимался к небу благовонный дым. И вот взлетели молоты, сверкнули длинные лезвия ножей, упал первый бык, второй, пятый, падали бараны, кабаны, козлы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178