– Продолжай, Муран, – велел Фабий.
Юноша покраснел, он не мог продолжать, он не знал этих стихов. Фабий усмехнулся.
– А стойку умеешь?
Муран неуверенно посмотрел на грязный пол. Потом на свои руки и опять на пол.
– Чистюля! – язвительно бросил Фабий.
Юноша наклонился, решительно уперся ладонями в грязный пол и сделал неуверенную, неумелую, колеблющуюся стойку.
Фабий окинул взглядом зал и исподлобья усмехнулся. Никто не успел и глазом моргнуть, как он вскинул свое сильное тело на стол средь кружек, опираясь на одну руку, даже хмельная тяжесть в голове ему не помешала.
Буря аплодисментов. Фабий принял их с улыбкой и сел. Скавр потряс своей кружкой и восторженно заорал:
– Ясно вам! На одной руке! На столе! Мой сын!
– Ну, придется тебе поучиться, Муран. Следующий!
Юноша отправился на свое место, будто его водой окатили, и по знаку Кара к Фабию подошла темноволосая девушка. Она шла легко, мягко ступая, огромные горящие глаза не отрывались от Фабия.
– Красивая девушка! – раздался чей-то голос.
Фабий почувствовал беспокойство. Эти глаза выводили его из равновесия.
Он понимал, что весь трактир смотрит на него, и принял вид господина, разговаривающего с рабыней. Выпитое вино разгорячило его.
– Что ты умеешь?
– Танцевать.
– Танцевать… – Он неприятно засмеялся. – И это все? Больше ничего?
Она откинула назад голову:
– Больше ничего.
– Маловато ты умеешь, девушка. Ну, увидим. Ноги покажи! – приказал он и сам с удивлением услышал свой хриплый голос. Голубой хитон прикрывал ее колени. Она отступила на шаг. У нее были стройные лодыжки.
– Выше! Подбери хитон!
Скавр встал, навалился на стол и пьяно заорал:
– Так, так! Выше! Выше!
К нему присоединился маленький толстый Руф:
– Выше! Выше!
Девушка стояла не шевелясь, как бы не понимая, к ней ли обращаются.
– Что смотришь? Не поняла? Подними хитон!
Она покраснела, краска разлилась по шее и плечам. В глазах загорелось упрямство. Она не пошевелилась.
Вино распаляло Фабия, а неожиданная стыдливость девушки только раззадоривала его. Он шагнул к ней, потянулся было к хитону. Девушка изо всех сил ударила его по руке и убежала. Никто даже опомниться не успел.
Все хохотали. Фабий стиснул зубы и побледнел. Такого с ним еще никогда не бывало. И это на людях. Ладно же, и он ловко обратил все в шутку:
– А ведь прелестно! Целомудренная девица будет танцевать Ио, бегущую от Зевса. – Он рассмеялся, но смех его звучал не без фальши. Тогда он властно махнул рукой.
– Кто еще?
Ганио поворачивал над огнем вертел и ехидно ухмылялся.
Блондинка подлетела козочкой, она сыпала словами и улыбками. Звали ее Памфила. Сверкая белыми зубками, она, чтобы показать себя, повернулась на месте и плотоядным, источающим кармин ротиком затараторила роль благородной римской девушки, влюбленной в гладиатора.
Сделав вид, что Памфила ему понравилась, Фабий смотрел на нее пьяными глазами и улыбался. А когда она кончила свои вздохи по гладиатору, он посадил ее рядом с собой и стал угощать вином. Но мысли его улетели следом за другой – за той недотрогой. Он был взбешен.
Скавр, уже совершенно одурманенный вином, обнял горшечника и, словно стараясь перекричать шторм, орал ему в ухо:
– Сын-то мой каков! Молодец, а?
И затянул песню, если это вообще позволительно было назвать пением:
Vinum bonum!
Славный Бахус!
Прочь рассудок!
До него ли,
Если льется
Прямо в глотку
Vinum bonum!
Фабий прижимал к себе блондинку, а думал о другой. И хмурился. «Вот мерзавка, будет тут мне представления устраивать! Но какие глаза! Она меня этими глазищами чуть насквозь не прогрызла. В ней есть что-то. А, глупости! Плевать!» – Фабий яростно и иступленно стал целовать Памфилу.
Старый Скавр был на верху блаженства. Волны опьянения несли его неведомо куда, и он шумел на весь трактир.
– Ни у кого из вас нет такого сына! Эх вы! – Он поднял кружку. – Я пью за твое здоровье, Фабий!
– Твое здоровье, возлюбленный родитель! – прогремел в ответ Фабий, будто со сцены, и вино из покачнувшейся кружки выплеснулось на стол.
Памфила взвизгнула, рванулась в сторону, чтобы красное вино не испортило ее хитон. Фабий посмотрел на нее стеклянными глазами, с отвращением оттолкнул и перестал обращать на нее внимание. Но где теперь может быть та, другая? От винных паров мысли в голове путались! Ночь теперь на дворе, тьма клубится. Она так была не похожа на остальных! О чем говорили ее глаза? В них был упрек, и еще что-то в них было… Но почему они так светились? И с чего это она так уж сразу ощетинилась. Недотрога какая… Конечно, я грубо с ней обошелся, но ведь я ничего такого не думал…
Он вскочил и крикнул:
– Так хороший я человек или нет?
– Хороший! Великолепный! Ты самый лучший парень на свете, Фабий! – заорали ему в ответ.
– Самый лучший на свете! – голосил Скавр.
– Ганио! Вина! – приказал Фабий и запустил кружкой в светильник.
Попал он точно, так что черепки посыпались прямо к ногам хозяина.
Еле ворочая языком, Руф обратился к Лупу:
– Он уже пьян. Очень хорошо. О родине молчит. Никакой политики.
Ганио нахмурился и подбежал к Фабию, который уже хватался за следующую кружку.
– Ты что вытворяешь? Можно подумать, ты и здесь хозяин! Новости!
Будешь мне посуду колотить и светильники? Ты их покупал?
– Все размолочу! А ты меня еще и благодарить должен. Ты, бочка прокисшая! – горланил Фабий. – Да не будь меня и моих людей, никто бы в эту заплеванную дыру и не сунулся, понял? Только ради нас к тебе ходят!
Трактир одобрительно зашумел. Ганио, подзадориваемый давней ревностью, злорадно захихикал:
– Видали мы твою притягательную силу! Неотразим! Ха-ха-ха! Хвастун!
То-то она у тебя из-под носа упорхнула! Вот ты и злишься.
Ганио попал в точку. Самолюбие Фабия было задето, глаза его налились кровью. Одним прыжком он перемахнул через стол и налетел на трактирщика.
Тот мгновенно был прижат к земле. Все вскочили с мест, чтобы лучше видеть.
Давай, Фабий! Вот это веселье! Жмите, ребята!
Актер ухватил трактирщика за черные вихры, Ганио впился ногтями в лицо актера. Показалась кровь. Волюмния с душераздирающим криком бросилась разнимать дерущихся.
– Не тронь! Третий лишний! – раздались голоса.
Фабий так хватил трактирщика головой об пол, что все вокруг загудело.
Ганио взвыл от боли и отчаянно рванулся. Они катались по полу, опрокидывая лавки. Великолепным ударом актер разбил Ганио подбородок. Гости были в восторге.
– Macte habet! – театрально провозгласил Фабий и повернул кулак большим пальцем вниз. Ганио не мог подняться и только хрипел. Волюмния обтирала его уксусом.
Фабий встал. Тяжело дыша, смотрел он на свою работу. Со лба его капала кровь. Трактир рукоплескал. Били в ладоши и подвыпившие сыщики Луп и Руф;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178