Взгляд, брошенный на них, усилил волнение Луция и его страх.
Он вышел, приветствуя вытянутой правой рукой бога, Тиберия, Калигулу и сенат, и начал свою речь.
Глава 19
– Отцы сенаторы! Многие края прошел я, высадившись три года назад в Пергаме на азийской земле.
Через Вифинию и Понт, через Галатию, Каппадокию и Киликию до самой Палестинской Кесарии пронес меня мой конь, и дух мой возрадовался тому, что увидели глаза.
Во всей этой части света господствует Рим. Дороги окаймлены римскими мильными столбами, и повсюду стоят серебряные орлы его легионов, соседствуя с изображениями божественного Августа. Беспредельна Римская империя, бесконечно многообразно разноплеменное и пестрое ее население и удивительны края, чья экзотическая красота оставляет впечатление глубокое…
Сосед Гатерия Агриппы слегка наклонился и ехидно заметил:
– Я ожидал донесения солдата. А тут. смотри-ка, – новый Катулл.
Сплошная лирика. Интересно, когда про Лесбию начнется.
Но, увидев, что Гатерий внимательно слушает, испуганно поднял брови, выпрямился и, поглаживая изнеженными пальцами складки тоги, уставился мутными глазами на оратора.
– Куда бы ни пришел римский солдат, повсюду он несет с собою римский образ жизни, римские обычаи, принципы римской гуманности, которыми гордится наша империя.
Тут Макрон с удовольствием бы расхохотался. Нельзя. До чего противны бритые щеки, в бороде можно спрятать не только усмешку, но и ругательство.
Насчет гуманности у Луция хорошо вышло. И как внушительно он это сказал!
Богоравные помалкивают и слушают. Императорские прихвостни, однако, в восторге. И второй, меньший лагерь сенаторов ведь тоже в восторге: и Курион, и Ульпий, и Бибиен, и Вилан, и еще, и еще. Эти, конечно, из-за того, что Луций их племени. Слушают и кивают. Замечательный малый, хорошо выбрала Валерия. Из этого выйдет толк. Особенно если я, будущий тесть, его подтолкну. При слове «тесть» Макрон, еле заметно ухмыльнувшись, поглядел на Сервия.
Калигула весь напрягся, наклонил голову, лицо его нервно подергивалось.
Луций говорил о том, что было больным местом римского владычества. У империи на Востоке – ахиллесова пята: Парфянское царство.
***
Почти триста лет со времен первой войны с Карфагеном на обломках огромной империи Александра Македонского растет держава великого царя, как называют правителя парфян. Ее столица, до недавнего времени безвестный Ктесифон, растет и процветает и стремится догнать не только Александрию, но и Рим. Великий царь парфян Артабан возгордился своими военными успехами. Варвар возвысился над варварами и в стремлении стать вторым Македонским своей надменностью и алчностью угрожает народам на западной границе, а они дружественно расположены к Риму. И вот когда ему захотелось покорить Армению и он посадил на армянский трон своего старшего сына Арсака, вмешался император Тиберий. О, хитрая политика сильнее золота и сотен вооруженных до зубов легионов. Император отправил в восточные провинции фраата, сына бывшего царя. Но Фраат, усвоивший римские нравы за время пребывания в Вечном городе, высадившись на сирийскую землю, пренебрег ими, вскоре заболел и умер. Тогда Тиберий избрал в соперники Артабану – Тиридата, происходившего от той же ветви, что и Фраат. Таким образом, варвары, восстанавливаемые друг против друга дипломатическими уловками Рима, сами себя уничтожали и истребляли. Рим хотел избежать войны с великим парфянским царем. И римская политика достигает этого тем, что великого превращает в малого.
О, Луций – дипломат. Он лишь намеками говорит о методах борьбы. Все, однако, понимают, о чем идет речь: Рим стравливает соседей с Артабаном, восстанавливает против царя его собственных родичей, у Рима есть свои люди и в самом царском дворце в Ктесифоне, с помощью золота Рим вербует прислужников Арсака.
Сложная политическая ситуация, полная интриг и непредвиденных конфликтов, благодаря словам Луция обретает ясную и вразумительную форму.
Рим, который когда-то покорил мир силой, ныне стремится его удержать в своих руках хитрой дипломатией и тактикой. Ее направление определил сам император и его приспешник Макрон. Именно в духе этой политики действовал легат Вителлий и его люди.
Старый сенатор Ульпий слушает сына Сервия со все возрастающей неприязнью. Умный малый, спору нет. Но вяжется ли его хитрость со старинными римскими добродетелями? С республиканской демократией? Насилие, интриги, обман. Ульпий всегда был против таких методов. Отвратительны они ему и теперь. Он слушал и хмурился.
Луций был нарочито скромен, обнажая перед сенатом коварные уловки, при помощи которых велась сначала тайная война против Артабана. Сенаторы знают Вителлия. Как? Неужели этот старый распутник сумел устроить такую западню царю парфян?
Речь часто прерывалась вопросами. И теперь поднялось несколько рук.
Луций смолк. Консул Понтий предоставляет слово.
– Кто склонил сарматов и альбанов вступить в союз с иберийцами? – спрашивает Луция сенатор Менол.
– Наместник Вителлий, – произносит Луций, и голос его звучит несколько смущенно.
– Это Вителлий выдумал план, предопределивший поражение войск, которые вел Ород, сын Артабана! – восклицает Авиола, которому известна правда.
Луций смущенно молчит.
– Вителлий? – резко переспросил Макрон, разгадавший честолюбивую игру Луция и намеренно ему подыгрывая.
– Нет, – произнес Луций с робостью, в которой слышалось горячее желание дальнейших расспросов.
– Так кто же? Говори! – бросил решительно Макрон.
– Кто же? – раздалось несколько голосов тех, кто понял, что кто-то должен показать себя здесь в полной славе и блеске.
– Легат поручил это мне, досточтимые отцы. – скромно и тихо произнес Луций.
Хвалебные возгласы и рокот огласили храм.
– Ты достоин называться сыном Рима, Луций Курион, – торжественно произнес Макрон, и рукоплескания загремели вслед за его словами.
Мысли Калигулы шли в другом направлении, он был полон зависти.
***
Луций описывает дальнейший ход событий: Артабан, собрав все военные силы своего царства, выступил в поход, стремясь отомстить за поражение сына, и тут Вителлий быстро стянул легионы со всей Сирии и Кили-кии. Он распустил ложный слух, что собирается вторгнуться в Месопотамию, и этим нагнал страху на Артабана. Войны с Римом боялся великий царь. Войны этой боялся также и Рим. Вителлий сплел множество интриг. Он соблазнял Артабановых военачальников и приближенных, выставляя перед ними прошлые военные неудачи царя и его жестокость в мирные дни. И великий царь, почти всеми покинутый, бежал к скифской границе. Тем временем удалось возвести Тиридата на парфянский трон и римские легионы направились быстрым маршем к Евфрату…
– Кто вел их?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
Он вышел, приветствуя вытянутой правой рукой бога, Тиберия, Калигулу и сенат, и начал свою речь.
Глава 19
– Отцы сенаторы! Многие края прошел я, высадившись три года назад в Пергаме на азийской земле.
Через Вифинию и Понт, через Галатию, Каппадокию и Киликию до самой Палестинской Кесарии пронес меня мой конь, и дух мой возрадовался тому, что увидели глаза.
Во всей этой части света господствует Рим. Дороги окаймлены римскими мильными столбами, и повсюду стоят серебряные орлы его легионов, соседствуя с изображениями божественного Августа. Беспредельна Римская империя, бесконечно многообразно разноплеменное и пестрое ее население и удивительны края, чья экзотическая красота оставляет впечатление глубокое…
Сосед Гатерия Агриппы слегка наклонился и ехидно заметил:
– Я ожидал донесения солдата. А тут. смотри-ка, – новый Катулл.
Сплошная лирика. Интересно, когда про Лесбию начнется.
Но, увидев, что Гатерий внимательно слушает, испуганно поднял брови, выпрямился и, поглаживая изнеженными пальцами складки тоги, уставился мутными глазами на оратора.
– Куда бы ни пришел римский солдат, повсюду он несет с собою римский образ жизни, римские обычаи, принципы римской гуманности, которыми гордится наша империя.
Тут Макрон с удовольствием бы расхохотался. Нельзя. До чего противны бритые щеки, в бороде можно спрятать не только усмешку, но и ругательство.
Насчет гуманности у Луция хорошо вышло. И как внушительно он это сказал!
Богоравные помалкивают и слушают. Императорские прихвостни, однако, в восторге. И второй, меньший лагерь сенаторов ведь тоже в восторге: и Курион, и Ульпий, и Бибиен, и Вилан, и еще, и еще. Эти, конечно, из-за того, что Луций их племени. Слушают и кивают. Замечательный малый, хорошо выбрала Валерия. Из этого выйдет толк. Особенно если я, будущий тесть, его подтолкну. При слове «тесть» Макрон, еле заметно ухмыльнувшись, поглядел на Сервия.
Калигула весь напрягся, наклонил голову, лицо его нервно подергивалось.
Луций говорил о том, что было больным местом римского владычества. У империи на Востоке – ахиллесова пята: Парфянское царство.
***
Почти триста лет со времен первой войны с Карфагеном на обломках огромной империи Александра Македонского растет держава великого царя, как называют правителя парфян. Ее столица, до недавнего времени безвестный Ктесифон, растет и процветает и стремится догнать не только Александрию, но и Рим. Великий царь парфян Артабан возгордился своими военными успехами. Варвар возвысился над варварами и в стремлении стать вторым Македонским своей надменностью и алчностью угрожает народам на западной границе, а они дружественно расположены к Риму. И вот когда ему захотелось покорить Армению и он посадил на армянский трон своего старшего сына Арсака, вмешался император Тиберий. О, хитрая политика сильнее золота и сотен вооруженных до зубов легионов. Император отправил в восточные провинции фраата, сына бывшего царя. Но Фраат, усвоивший римские нравы за время пребывания в Вечном городе, высадившись на сирийскую землю, пренебрег ими, вскоре заболел и умер. Тогда Тиберий избрал в соперники Артабану – Тиридата, происходившего от той же ветви, что и Фраат. Таким образом, варвары, восстанавливаемые друг против друга дипломатическими уловками Рима, сами себя уничтожали и истребляли. Рим хотел избежать войны с великим парфянским царем. И римская политика достигает этого тем, что великого превращает в малого.
О, Луций – дипломат. Он лишь намеками говорит о методах борьбы. Все, однако, понимают, о чем идет речь: Рим стравливает соседей с Артабаном, восстанавливает против царя его собственных родичей, у Рима есть свои люди и в самом царском дворце в Ктесифоне, с помощью золота Рим вербует прислужников Арсака.
Сложная политическая ситуация, полная интриг и непредвиденных конфликтов, благодаря словам Луция обретает ясную и вразумительную форму.
Рим, который когда-то покорил мир силой, ныне стремится его удержать в своих руках хитрой дипломатией и тактикой. Ее направление определил сам император и его приспешник Макрон. Именно в духе этой политики действовал легат Вителлий и его люди.
Старый сенатор Ульпий слушает сына Сервия со все возрастающей неприязнью. Умный малый, спору нет. Но вяжется ли его хитрость со старинными римскими добродетелями? С республиканской демократией? Насилие, интриги, обман. Ульпий всегда был против таких методов. Отвратительны они ему и теперь. Он слушал и хмурился.
Луций был нарочито скромен, обнажая перед сенатом коварные уловки, при помощи которых велась сначала тайная война против Артабана. Сенаторы знают Вителлия. Как? Неужели этот старый распутник сумел устроить такую западню царю парфян?
Речь часто прерывалась вопросами. И теперь поднялось несколько рук.
Луций смолк. Консул Понтий предоставляет слово.
– Кто склонил сарматов и альбанов вступить в союз с иберийцами? – спрашивает Луция сенатор Менол.
– Наместник Вителлий, – произносит Луций, и голос его звучит несколько смущенно.
– Это Вителлий выдумал план, предопределивший поражение войск, которые вел Ород, сын Артабана! – восклицает Авиола, которому известна правда.
Луций смущенно молчит.
– Вителлий? – резко переспросил Макрон, разгадавший честолюбивую игру Луция и намеренно ему подыгрывая.
– Нет, – произнес Луций с робостью, в которой слышалось горячее желание дальнейших расспросов.
– Так кто же? Говори! – бросил решительно Макрон.
– Кто же? – раздалось несколько голосов тех, кто понял, что кто-то должен показать себя здесь в полной славе и блеске.
– Легат поручил это мне, досточтимые отцы. – скромно и тихо произнес Луций.
Хвалебные возгласы и рокот огласили храм.
– Ты достоин называться сыном Рима, Луций Курион, – торжественно произнес Макрон, и рукоплескания загремели вслед за его словами.
Мысли Калигулы шли в другом направлении, он был полон зависти.
***
Луций описывает дальнейший ход событий: Артабан, собрав все военные силы своего царства, выступил в поход, стремясь отомстить за поражение сына, и тут Вителлий быстро стянул легионы со всей Сирии и Кили-кии. Он распустил ложный слух, что собирается вторгнуться в Месопотамию, и этим нагнал страху на Артабана. Войны с Римом боялся великий царь. Войны этой боялся также и Рим. Вителлий сплел множество интриг. Он соблазнял Артабановых военачальников и приближенных, выставляя перед ними прошлые военные неудачи царя и его жестокость в мирные дни. И великий царь, почти всеми покинутый, бежал к скифской границе. Тем временем удалось возвести Тиридата на парфянский трон и римские легионы направились быстрым маршем к Евфрату…
– Кто вел их?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178