Федр повел своих гостей в сад, расспрашивая по пути о своих римских знакомых. На одной из террас сада стояла пергола, изящная беседка, сплошь увитая виноградом, ионические колонны из шлифованного туфа поддерживали крышу. Они уселись за большой каменный стол, и Федр сам со своим рабом Транием принес гостям хлеб, сало, овечий сыр, вино. В углу беседки на подставке из песчаника стояла мраморная фигурка какого-то животного.
– Этого раньше не было, – сказал Фабий. он был тут не впервые. – Кошка?
Федр усмехнулся. В его кривой улыбке была ирония и издевка:
– Это символ нашего Рима. И давно это уже не волчица, а просто лицемерная кошка. Эта старинная этрусская работа. Крестьяне принесли. Они выкопали ее из могильника, там она оберегала покой давно умерших древних обитателей этих краев. Должно быть, невысокого они были мнения о своих согражданах, – улыбнулся Федр, – раз их покой приходилось охранять таким образом. Этруски давно уж прах и тлен, кошки покидают могилы, но недоверие человека к человеку осталось прежним, ежели не возросло. Ничего не ново под луной, друзья.
– Рим теперь полон кошек, – заметил Грав.
– А все осталось по-старому, правда? Человек человеку волк. так было во времена Плавта, так и теперь, – прервал его Федр и рассмеялся. – А все-таки этот зверь мне милее, чем изображение богов и императоров. Этих я не держу.
– Наш Федр иначе понимает красоту, чем римские богачи. Посмотрите: вместо Аполлона листья, которыми играет ветер, вместо бюста императора гибкий можжевельник, – вставил Фабий.
– Разве увитая плющом колонна не прекраснее, чем наш Сапожок?
Хозяин и гости рассмеялись.
Федр добавил:
– Вещи и люди не суть только то, чем они являются в действительности.
Главное в них то, что хотим видеть мы сами.
Из сада открывался прекрасный вид на Сабинское озеро.
– Сколько бы раз я тут ни бывал, этот край не перестает поражать меня, – говорил Фабий, меж тем как хозяин разливал вино по глиняным кружкам. – Меня нисколько не удивляет, что тут и не вспоминаешь о Риме.
– Здесь тебе, наверно, хорошо писать, – отозвалась Волюмния. – Но ты так одинок…
Федр метнул взгляд в сторону состарившейся героини:
– Писать здесь хорошо. А если человек одинок, значит, он уже в неплохом обществе.
– Над чем ты теперь работаешь, дорогой Федр? Ты много пишешь? – спросил Грав, с трудом разжевывая сало.
– У меня есть несколько новых басен.
– Когда ты их издашь? – поинтересовался Фабий.
Опять эта ироническая и скептическая улыбка.
– Когда благороднейшему Сосию заблагорассудится: я ведь не отказываюсь от гонораров в пользу его благороднейшего кармана, как римские поэты, и не пьянствую с ним. – Он пригладил светлую бородку. – Я пока читаю басни здешним рыбакам. Одна понравилась им, и они сделали из нее песню. Теперь, когда я ее слушаю, я и сам не знаю: Федр это или нет?
– А как она поется? – поинтересовалась Квирина.
Федр немного поартачился. Говорил, что не умеет петь. Они просили, настаивали. Наконец он дал себя уговорить и затянул:
Рос на дворе зеленый лавр.
И вольно рос, и смело.
Но вот пришла к нему коза
И весь его объела.
Но хоть коза объела лавр
До малого листка,
Как прежде нету у нее
Ни капли молока.
Авгуры склонны видеть в том
Загадочное что-то:
Летят на землю из козы
Стихи вместо помета…
– А гонорар какой? – задыхаясь от смеха, спросила Волюмния.
– Как и за остальные басни. Золотые на меня не сыплются, зато рыба есть. – Федр самодовольно закончил:
– Тревинианцы ценят своего поэта.
Квирина слушала, приоткрыв рот. Она слышала от Фабия много басен, но автора представляла себе совершенно иначе и теперь была немного разочарована. Римские поэты, которых она встречала, были утонченными и изящными. Этот лохматый остряк вовсе на них не походил. Как далеко от Рима он живет! Она скользнула глазами по крышам Тревиниана и с детским простодушием ляпнула:
– Немного тут у тебя слушателей.
Глаза Федра, как рожки потревоженной улитки, уставились на девушку, и он высокомерно произнес:
– Лучше двадцать хороших слушателей, чем тысячи таких, которые не умеют чувствовать настоящее искусство!
Фабий поспешил исправить промах Квирины:
– Ты прав. В деревне у тебя более благодарная публика, чем в Риме. – Глаза его смеялись. – Хотя мы из Рима. но все-таки надеемся, что ты сочтешь нас достойными своих басен. Прочти нам ту, о которой ты точно знаешь, что ты ее автор!
– Да, да, пожалуйста! – оттопыривая губы, попросила Волюмния, к ней присоединились и остальные.
Федр только этого и ждал. Он еще некоторое время отказывался, потом пригладил рукой всклокоченные волосы и прочитал басни о волке и собаке, о царе зверей льве и обезьяне, о бородатых козах, об орле, и вороне, о лисе и змее и еще разные другие; все они были остроумны.
Актеров особенно потешила басня о кукушке, соловье и осле:
Одним прекрасным летним днем
Поспорили Кукушка с Соловьем
О том, чье пенье
Способно большее доставить наслажденье.
Судьей, чтоб истина бесспорною была,
Решили пригласить они Осла.
Петь первой выпало Кукушке:
Стук топора раздался па опушке…
После нее, усевшись средь ветвей,
Светло и празднично защелкал Соловей.
Прослушав спорящих, Осел сказал:
– Понятно.
Трель Соловья искусна, но – невнятна.
А нужно просто петь и живо,
Чем пение Кукушки и красиво…
И потому, любезный Соловей,
Все лавры – ей!
Фабий вскочил: «Прекрасно!» И опять начался галдеж.
Фабий схватил Федра за плечи:
– Ты только себе представь, как брала бы за живое каждая твоя басня, если бы ты переделал ее для театра? Ведь театр – это огромный простор!
Напиши для меня что-нибудь! Ты умеешь это делать!
Лукрин, который, набив брюхо, всегда засыпал, при слове «театр» открыл глаза:
– Люди добрые, прошу вас, передайте от меня Фабию, чтоб он хоть теперь забыл слово «театр!»
Просьба Фабия доставила Федру удовольствие, но он не показал этого.
Наоборот, делал вид, что колеблется, пожимал плечами:
– Не знаю, сумею ли я… и потом, как ты себе это представляешь? Какую именно басню… Но я попробую, Фабий. Подумаю. Может быть, что-нибудь и выйдет…
Федр смотрел на озеро, но видел римский амфитеатр. Двадцать тысяч зрителей слушают сочинение Федра, восторгаются, бушуют, аплодируют. Какой успех! Прощай, мой Сосий! Мне больше не нужно ждать, чтобы ты из милости выпустил несколько басен. Ты не волен уменьшить мою славу.
Скрипнуло колесо.
Это раб Траний черпал из бочки воду и при этом насвистывал.
– Ему весело. Ты, очевидно, добрый хозяин, – заметил Фабий.
Федр поморщился:
– Я не хозяин, а Траний не раб. Просто он помогает мне, а иногда я ему. Ведь я сам был рабом, и ты, Фабий, тоже, мы знаем, что это такое.
Поэтому я всегда покровительствую рабам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178