– Это ты, отец? Я не ожидала тебя. Уже поздно.
Макрон видел, что Валерия в домашнем наряде еще более соблазнительна, чем в праздничном. Он загудел:
– Заседание затянулось. Но я привел к тебе гостя, девочка. Луций, входи!
И прежде чем Валерия успела произнести хоть слово, Луций оказался возле нее. Она надула губы, сердясь на отца.
– Как ты можешь приводить гостя, заранее не сообщив об этом? – хмурилась Валерия. Но, видя, что Луций поражен, добавила спокойно:
– Это ужасно неприятно предстать перед гостем неодетой и непричесанной…
– Рубин сверкает и без оправы, – сказал Луций учтиво.
Она усмехнулась.
Макрон возлег к столу первым, кивнул дочери и гостю и загремел:
– Эй, рабы! Вина! У нас зверски пересохло в горле. А у Луция больше всех. Он разглагольствовал, как тот, греческий, как его – Демократ?
– Нет, Демосфен, – усмехнулась Валерия и спросила с интересом:
– А как сенат?
– Своды сотрясались, девочка. Благодарная родина чуть руки себе не отбила. А он получил золотой венок.
***
Она обратила к Луцию огромные, потемневшие в эту минуту глаза цвета моря.
– Меня радуют твои успехи, и я желаю их тебе от всего сердца, Луций.
– В ее голосе звучала страсть.
Луция волновал этот голос. Он пытался скрыть волнение под светской учтивостью:
– Почести сената радуют меня безгранично, но только теперь, здесь, я абсолютно счастлив…
– Риму нужны решительные люди, – сказал Макрон. – Современные молодые мужчины больше похожи на девиц, чем на солдат. Словно из теста.
Как дела в армии?
– Риму нужны герои, – сказала Валерия с ударением, и Луций прочитал в ее взгляде восторг. Он хотел что-то возразить, но в комнату вошли рабы, они принесли еду, серебряную амфору с вином, серебряный кувшин с водой и три хрустальные чаши. Пламя светильников, свисавших на золотых цепях с потолка, заиграло в хрустале оранжевыми молниями. Валерия кивком головы отослала рабов и разлила вино.
Возлила Марсу и выпила за здоровье Луция:
– Чтобы твое счастье было без изъянов и долгим, мой Луций.
– Громы и молнии, это ты здорово сказала. Я тоже присоединяюсь, Луций.
Луций не сводил с Валерии глаз, не в силах скрыть страсти. Она притворялась, что не замечает этого, что ее это не касается, умело переводила разговор с сената на Рим, с Рима на бега, разрешения на которые, говорят, Калигула добьется от старого императора.
– Кажется, ты будешь защищать цвет Калигулы, – заметил Макрон.
– И мой цвет, отец! Зеленый цвет самый красивый. Цвет лугов и моря.
– И твоих глаз, божественная, – осмелился Луций.
Она засмеялась:
– А если ты проиграешь состязание?
– Проиграть? – сказал Луций с нескрываемым удивлением.
– Отлично, мальчик, – захохотал Макрон, и его рука тяжело опустилась на плечо Луция. – Таким ты мне нравишься! Я, Луций Курион, награжденный золотым венком сената, и проиграю? За кого ты меня принимаешь, моя прекрасная?
Рассмеялись все трое, и у всех троих по спине пробежал легкий холодок.
Они чувствовали, что сделаны из одного теста, чувствовали, как близки в этой упорной одержимости: иметь то, что хочешь. Однако даже такое единство душ не мешало им быть осторожными в отношении друг друга.
***
И вот пустые любезности, комплименты и фривольности кружили над столом, а эти трое следили друг за другом, и каждый руководствовался своим желанием в достижении своей цели:
«Я должен тебя заполучить, красавица! И как можно скорее!»
«Я хочу, чтобы ты стал моим мужем, мальчик! Моим мужем!»
«С помощью этой девчонки и твоего честолюбия я вырву отца из твоего сердца!»
Взгляд Луция упал на водяные часы, стоящие на подставке из черного мрамора. Драгоценное тонкое стекло было вставлено в пирамиду из золотых колец, капли воды падали свободно, со звоном.
У Луция на щеке задергался мускул. Сейчас он должен уйти, если хочет к назначенному часу попасть домой. Он забеспокоился. Макрон заметил беспокойство и волнение Луция и подумал: «Дело ясное, я должен их оставить одних. Я этому мальчику сейчас что овод на спине осла». И он поднялся.
– Я пригласил сюда посла наместника из Норика. Где нам прикажешь разместиться, девочка?
– В таблине вам будет удобно, отец.
– Хорошо. Я тебе, Луций, открою новость. Император решил, что сирийский легион не пойдет на Дунай. Легион и ты останетесь в Риме.
Валерия радостно засмеялась и пошла проводить отца до таблина.
Луций остался один. Он проклинал быстро летящие часы, но уйти не мог.
Он брал в руки предметы, которые держала в руках она. К чему бы он ни прикасался, все источало аромат.
***
Резкие запахи действовали возбуждающе на Луция. А как пахнет она? Губы, волосы, плечи. У Луция мурашки забегали по спине и по всему телу разлилось тепло. Он прикрыл глаза. Вернулась Валерия.
– Я пойду переоденусь и причешусь, – сказала она.
– Не уходи, моя божественная! – остановил он ее. – Ты обворожительна. Каждое мгновение…
Она стояла напротив него. Округлые груди притаились под муслином. Залах женщины одурманивал. Валерия была взволнована не меньше Луция, но изо всех сил старалась взять себя в руки. Я люблю, говорила она себе. Впервые в жизни я люблю. Боги, не оставьте меня! Она торопливо вспоминала опыт прошлого: портовая девка ложится без разговоров, гетера предпочитает продолжительную любовную игру, переплетая ее стихами или песней. Но как же ведет себя благородная матрона, когда речь идет о благородном патриции?
Как ведет себя благородная матрона в минуты любовного волнения?
– Ты хочешь посмотреть, как я живу, Луций?
Она провела его по натопленным комнатам. Рабы бежали перед ними и всюду зажигали светильники, Каждая комната была другого цвета, и в каждой был свой особый запах, все были обставлены с восточной роскошью. Каждая ткань, каждый предмет несли чувственную изысканность Азии и Африки. Не Афин и не Рима, а Антиохии, Пальмиры, Тира, Александрии.
Валерия шла впереди.
– Я люблю Восток, – говорила она, словно оправдываясь и гордясь.
Луций угадывал под прозрачной тканью линии ее бедер. У него перехватило горло, и он не мог говорить.
– Я тебя понимаю, – хрипло проговорил он минуту спустя.
Они вошли в продолговатую комнату, вдоль стен которой стояли высокие шкафы из кедра, а в них множество свитков. На фасадной стене греческая надпись, сделанная киноварью: «Пока ты жив, сверкай, все трудности пусть минуют тебя. Очень недолго нам дано жить, время само забирает свою дань…»
– Это моя библиотека, – сказала она скромно, но с гордостью.
Луций брал в руки пергаментные свитки, помещенные в драгоценные футляры из тонкой кожи. На крышке каждого футляра был драгоценный камень. Здесь ряд бриллиантов, там вся крышка из рубинов, а рядом изумруды, топазы, сапфиры. Она заметила его удивление и рассмеялась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178