У Даркона – «пес»: три единицы. Все засмеялись. Выиграл Пизон. Трясущимися руками он сгреб выигрыш.
– Наш дорогой Пизон до утра станет самым богатым человеком в империи, – значительно проговорил Калигула. У Пизона на лбу выступил холодный пот, когда император добавил:
– Не только благодаря везению в игре, но и благодаря мне, это я позволил повысить в провинциях дани, налоги и пошлины.
Калигула забавлялся замешательством Пизона. Он упорно и с намеренной очевидностью разглядывал капли пота, стекавшие по щекам сборщика податей.
– Здесь жарко, не правда ли. Пизон? Охлажденного вина и вазу со льдом!
– приказал император и снова обратился к Пизону:
– Я всегда забочусь о своих друзьях!
Ударились о стол фишки. Калигула в первый раз выиграл. В банке было три миллиона. Император рассмеялся:
– Вот как нужно играть, сенаторы. Я ставлю выигрыш целиком. Добавите?
Любому миллионеру станет не по себе, если приходится ставить три миллиона. Руки у всех тряслись. Лица вытянулись от напряжения и усталости и уже не могли скрыть тревоги.
Брякали кости. У императора вышло «senio», благословение Венеры, три шестерки. Банк принадлежал ему. Он опять поставил весь его целиком. И опять вышло «senio». Император сгреб огромный выигрыш.
Теперь ставки спустились до каких-то жалких ста тысяч. Два раза подряд выиграл Бибиен. Потом Даркон и Гатерий. Когда в банке собрались миллионы, выиграл император. Так повторялось несколько раз.
Они поняли: Калигула жульничает, его фишки с противоположной от шестерки стороны утяжелены металлическими пластинками. Сенаторы стиснули зубы и, бледные, с тоской в глазах, продолжали игру. Управляющие все носили и носили им из дома золото, чтобы было что проигрывать. На столике возле императора росла гора золотых и расписок.
Гости императора уже проигрывали целые состояния, а больше всех – Пизон. Два дворца и две виллы, пожалуй, со всем, что в них есть. Он пыхтел, денег ему было жалко. «Но, – мелькнуло в голове. – пусть уж он лучше отворяет жилы моим сундукам, чем выпустит мою кровь». Так же рассуждали и остальные.
Неожиданно Калигула поставил серебряный сосуд на стол. По его приказу рабы убрали кости.
– Довольно. Фортуна слишком благосклонна ко мне. Я знаю, что вы умеете проигрывать так же, как и выигрывать, но мне не хотелось бы, чтобы вы, покидая меня, ощутили хотя бы тень недовольства. Я выиграл действительно много.
Они вяло пытались протестовать, но он движением руки заставил их замолчать и указал на ложа и столы, уставленные винами и яствами. Гости ждали, что он возляжет первым, но Калигула продолжал расхаживать взад и вперед по триклинию, приглашая Лоллию и гостей есть и пить. То и дело останавливаясь, он говорил:
– Недавно мне довелось услышать, что меня упрекают в роскоши и распутстве. В расточительстве. Дорогие благовония, в которых я купаюсь, редкие ткани, забавы. пирушки, даже моего Инцитата и его конюшню ставят мне в упрек.
– Кто? Кто осмелился? – наперебой восклицали возмущенные гости.
Он презрительно усмехнулся:
– Не знаю и не хочу знать. Ничтожные людишки. Презренные вши. Они, верно, до сих пор не могут забыть скрягу Тиберия. Но я спрашиваю вас, что оставил после себя Тиберий, чем он прославил себя в веках? Ничем. И вот вы теперь смотрите на гору золота, которую с помощью благосклонной Фортуны я выиграл у вас. И думаете: какое облачение будет куплено на эти деньги?
Какие пиры поглотят наши миллионы? Сколько жемчужин растворит в вине этот расточитель? Нет, нет. дайте мне договорить. Вы ошибаетесь. Это золото предназначается не мне, мои дорогие. – Калигула остановился, он был хорошим оратором и поэтому взвешивал каждое слово. Позой были его жесты, позой была речь – все было позой. – Фараоны оставили миру в память о себе огромные гробницы в виде пирамид. Они воздвигли в пустыне загадочного сфинкса. А я. друзья мои… – Он шагнул к ним и произнес патетически:
– Я воздвигну себе памятник, который не только не уничтожат тысячелетия, но за который Рим и весь мир будут благодарны мне во веки веков!
Он возбужденно дышал. Запавшие глаза расширились от волнения, он стоял в позе, напоминающей великого Августа, планы его были грандиозны:
– Рим, сердце мира. столица империи, расположен вдали от моря. Но не настолько далеко, чтобы он не мог стать крупной гаванью. Я сделаю из Остии великолепный морской порт. Я прикажу углубить и расширить Тибр, чтобы даже самые большие корабли могли подходить к самому Эмпорию, к центру Рима.
Поднялось ликование. Торгашеские души мгновенно оценили, как удешевятся все перевозки, если товары не надо будет выгружать на морском берегу.
– Слушайте дальше. Я прикажу прорыть канал на Истме в Ахайе, чтобы кораблям не нужно было обходить Пелопоннес.
– Великий, великий цезарь! Какая мысль! Чего стоят пирамиды и их бессмысленное великолепие в сравнении с этим? Пока будет существовать мир, память о тебе не умрет!
Но император размахнулся еще шире:
– А ради нашего города, ради нашего Рима я прикажу осушить Помптинские болота; топи в окрестностях Рима, смертоносный рассадник лихорадки, источник моровых поветрий я превращу в плодородные поля!
Они ликовали, рукоплескали, славословили.
Даркон громко воскликнул:
– Великий сын Германика! Вечная тебе слава! Ты отец отечества!
Калигула улыбался.
– Теперь вы убедились, дорогие мои, что проиграли не напрасно. Ваше золото поможет осуществлению моих замыслов.
– …достойных богов, – выкрикнул Пизон, оратор, самый способный изо всех гостей, хотя в угодливости Даркон и Гатерий, несомненно, намного его превзошли.
– Если бы ты, мой цезарь, воздвиг новый Олимп, поднимающийся к небу выше, чем Вавилонская башня Навуходоносора, если бы ты создал новых богов и сам занял престол верховного бога, то и тогда ты не сделал бы человечеству столько добра, сколько сделаешь, осуществив свои замыслы!
Они окружили его, выражая свое удивление и восторг. Лоллия поцеловала его в губы. Калигула стоял среди них и щурился от яркого пламени светильников. Он был счастлив.
Глава 50
Водяные часы отсчитали полночь.
Стук в ворота. Лай собак на цепях. Сторож, тоже привязанный на цепь, не торопится открывать калитку. Среди красных языков пламени мелькают преторианские шлемы. Сенатор, внезапно разбуженный, дрожит. Из спален жены и детей слышится плач. Затем дребезжащий голос в атрии:
– Император Гай Цезарь передает тебе привет. Затосковав по приятному обществу своих друзей, он приглашает тебя, благородный господин, пожаловать в императорский дворец.
– Сейчас? В полночь?
– Тотчас, мой господин. Император не любит ждать.
Звуки шагов и мерцание факелов удаляются. В голове сенатора и его жены тотчас появляется лицо Рувидия и отравленные персики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
– Наш дорогой Пизон до утра станет самым богатым человеком в империи, – значительно проговорил Калигула. У Пизона на лбу выступил холодный пот, когда император добавил:
– Не только благодаря везению в игре, но и благодаря мне, это я позволил повысить в провинциях дани, налоги и пошлины.
Калигула забавлялся замешательством Пизона. Он упорно и с намеренной очевидностью разглядывал капли пота, стекавшие по щекам сборщика податей.
– Здесь жарко, не правда ли. Пизон? Охлажденного вина и вазу со льдом!
– приказал император и снова обратился к Пизону:
– Я всегда забочусь о своих друзьях!
Ударились о стол фишки. Калигула в первый раз выиграл. В банке было три миллиона. Император рассмеялся:
– Вот как нужно играть, сенаторы. Я ставлю выигрыш целиком. Добавите?
Любому миллионеру станет не по себе, если приходится ставить три миллиона. Руки у всех тряслись. Лица вытянулись от напряжения и усталости и уже не могли скрыть тревоги.
Брякали кости. У императора вышло «senio», благословение Венеры, три шестерки. Банк принадлежал ему. Он опять поставил весь его целиком. И опять вышло «senio». Император сгреб огромный выигрыш.
Теперь ставки спустились до каких-то жалких ста тысяч. Два раза подряд выиграл Бибиен. Потом Даркон и Гатерий. Когда в банке собрались миллионы, выиграл император. Так повторялось несколько раз.
Они поняли: Калигула жульничает, его фишки с противоположной от шестерки стороны утяжелены металлическими пластинками. Сенаторы стиснули зубы и, бледные, с тоской в глазах, продолжали игру. Управляющие все носили и носили им из дома золото, чтобы было что проигрывать. На столике возле императора росла гора золотых и расписок.
Гости императора уже проигрывали целые состояния, а больше всех – Пизон. Два дворца и две виллы, пожалуй, со всем, что в них есть. Он пыхтел, денег ему было жалко. «Но, – мелькнуло в голове. – пусть уж он лучше отворяет жилы моим сундукам, чем выпустит мою кровь». Так же рассуждали и остальные.
Неожиданно Калигула поставил серебряный сосуд на стол. По его приказу рабы убрали кости.
– Довольно. Фортуна слишком благосклонна ко мне. Я знаю, что вы умеете проигрывать так же, как и выигрывать, но мне не хотелось бы, чтобы вы, покидая меня, ощутили хотя бы тень недовольства. Я выиграл действительно много.
Они вяло пытались протестовать, но он движением руки заставил их замолчать и указал на ложа и столы, уставленные винами и яствами. Гости ждали, что он возляжет первым, но Калигула продолжал расхаживать взад и вперед по триклинию, приглашая Лоллию и гостей есть и пить. То и дело останавливаясь, он говорил:
– Недавно мне довелось услышать, что меня упрекают в роскоши и распутстве. В расточительстве. Дорогие благовония, в которых я купаюсь, редкие ткани, забавы. пирушки, даже моего Инцитата и его конюшню ставят мне в упрек.
– Кто? Кто осмелился? – наперебой восклицали возмущенные гости.
Он презрительно усмехнулся:
– Не знаю и не хочу знать. Ничтожные людишки. Презренные вши. Они, верно, до сих пор не могут забыть скрягу Тиберия. Но я спрашиваю вас, что оставил после себя Тиберий, чем он прославил себя в веках? Ничем. И вот вы теперь смотрите на гору золота, которую с помощью благосклонной Фортуны я выиграл у вас. И думаете: какое облачение будет куплено на эти деньги?
Какие пиры поглотят наши миллионы? Сколько жемчужин растворит в вине этот расточитель? Нет, нет. дайте мне договорить. Вы ошибаетесь. Это золото предназначается не мне, мои дорогие. – Калигула остановился, он был хорошим оратором и поэтому взвешивал каждое слово. Позой были его жесты, позой была речь – все было позой. – Фараоны оставили миру в память о себе огромные гробницы в виде пирамид. Они воздвигли в пустыне загадочного сфинкса. А я. друзья мои… – Он шагнул к ним и произнес патетически:
– Я воздвигну себе памятник, который не только не уничтожат тысячелетия, но за который Рим и весь мир будут благодарны мне во веки веков!
Он возбужденно дышал. Запавшие глаза расширились от волнения, он стоял в позе, напоминающей великого Августа, планы его были грандиозны:
– Рим, сердце мира. столица империи, расположен вдали от моря. Но не настолько далеко, чтобы он не мог стать крупной гаванью. Я сделаю из Остии великолепный морской порт. Я прикажу углубить и расширить Тибр, чтобы даже самые большие корабли могли подходить к самому Эмпорию, к центру Рима.
Поднялось ликование. Торгашеские души мгновенно оценили, как удешевятся все перевозки, если товары не надо будет выгружать на морском берегу.
– Слушайте дальше. Я прикажу прорыть канал на Истме в Ахайе, чтобы кораблям не нужно было обходить Пелопоннес.
– Великий, великий цезарь! Какая мысль! Чего стоят пирамиды и их бессмысленное великолепие в сравнении с этим? Пока будет существовать мир, память о тебе не умрет!
Но император размахнулся еще шире:
– А ради нашего города, ради нашего Рима я прикажу осушить Помптинские болота; топи в окрестностях Рима, смертоносный рассадник лихорадки, источник моровых поветрий я превращу в плодородные поля!
Они ликовали, рукоплескали, славословили.
Даркон громко воскликнул:
– Великий сын Германика! Вечная тебе слава! Ты отец отечества!
Калигула улыбался.
– Теперь вы убедились, дорогие мои, что проиграли не напрасно. Ваше золото поможет осуществлению моих замыслов.
– …достойных богов, – выкрикнул Пизон, оратор, самый способный изо всех гостей, хотя в угодливости Даркон и Гатерий, несомненно, намного его превзошли.
– Если бы ты, мой цезарь, воздвиг новый Олимп, поднимающийся к небу выше, чем Вавилонская башня Навуходоносора, если бы ты создал новых богов и сам занял престол верховного бога, то и тогда ты не сделал бы человечеству столько добра, сколько сделаешь, осуществив свои замыслы!
Они окружили его, выражая свое удивление и восторг. Лоллия поцеловала его в губы. Калигула стоял среди них и щурился от яркого пламени светильников. Он был счастлив.
Глава 50
Водяные часы отсчитали полночь.
Стук в ворота. Лай собак на цепях. Сторож, тоже привязанный на цепь, не торопится открывать калитку. Среди красных языков пламени мелькают преторианские шлемы. Сенатор, внезапно разбуженный, дрожит. Из спален жены и детей слышится плач. Затем дребезжащий голос в атрии:
– Император Гай Цезарь передает тебе привет. Затосковав по приятному обществу своих друзей, он приглашает тебя, благородный господин, пожаловать в императорский дворец.
– Сейчас? В полночь?
– Тотчас, мой господин. Император не любит ждать.
Звуки шагов и мерцание факелов удаляются. В голове сенатора и его жены тотчас появляется лицо Рувидия и отравленные персики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178