Верно люди говорят: на воре шапка горит! За своим бы муженьком, чурка, присматривала! Два раза уже отраву у Бугяните срыгивал! Вертит задницей перед докторами, а муж травится! Ну не потаскуха ли?..
— Как вы смеете, вы! — Нямуните вздернула подбородок, и все-таки ошметки дегтя попали на сияющие ее волосы, потекли по белому, без кровинки лицу, чуть не залепили посиневших губ, и слова ее зазвучали жалко, она уже не нападала, оправдывалась: - Пятый год... как мы с ним врозь... все знают... и вы, Навицкене... Все, все!..
— Пятый, десятый! А венчание? Венчания-то никто не отменит! Рада бы, поди, была, кабы ноги он протянул! Ан нет, не выгорело, мужик — что бык, моряк, одно слово. Знаем таких соломенных вдовушек, кофейком балуются, а на уме одно — переспать бы с кем!
Сестра-хозяйка, обняв Нямуните за плечи, увела ее прочь, однако окруженная любопытными Навицкене продолжала изрыгать доказательства своей правоты, а Наримантас, свидетель этого отвратительного скандала, не мог прийти в себя. Особенно ошеломило, что пациент Бугяните — уже вне сомнений! — бывший муж Касте. И каким же нелепым показался Наримантасу его собственный голос, когда он с опозданием решил навести порядок:
— Вы базарная баба, Навицкене, сплетница! Вы мизинца Нямуните не стоите! Или извинитесь, или... Сам ночные горшки таскать буду, а в отделении и духа вашего не останется!
— Доктор, Касте се-год-ня не будет, — простонала вместо приветствия Алдона. Ее появление при свете дня никогда не сулило Наримантасу ничего хорошего. Он взорвался:
— Безобразие! Ну, обидела ее Навицкене. Так эту же скандалистку все знают. Кого она не обижала Но самовольничать, бросать работу, когда..
— Лучше не надо об этом, док-тор.
О чем, черт побери? Может, и я виноват не заткнул ей глотку. Но что важнее — коллектив или эта гадина?
— Не она одна. Пол-боль-ницы пальцами ты-чут О-зве-ре-ли люди, ни сто-леч-ко стыда не име-ют — Алдона сложила два пальца, оставив между ними крохотную щелочку.
— Что будем делать без Касте?
— Раньше надо было ду-мать, доктор!
— Вы же сами, Алдона, видите тяжелые больные следователи, чертовщина всякая.
— И не го-во-ри-те, доктор! Мне вас так жалко
— Спасибо, утешили!
А в голове одно: к черту все, что не Касте Нямуните! Удержать, извиниться за эту скотину, как можно скорее отговорить от непоправимого шага! И я виноват: Касте душу готова отдать, а я отталкивал ее, грубил, и все из-за Казюкенаса, а кто он такой, чтобы из-за него отказываться от своей лучшей помощницы? Как-нибудь упрошу, чтобы подождала, передумала, не уходила... Однако, мысленно умоляя Нямуните о прощении, все время знал, что не бросится догонять ее, даже если под ногами вздрогнет земля И как раз из-за него, из-за этого въевшегося в печенку Казюкенаса...
На Наримантаса чуть не налетела выскочившая из кабинета главврача худая тетка в широкополой шляпе; густо подведенные глаза полны ужаса, костлявые пальцы не могут ухватить, теребят пуговицы, словно больная на ходу собирает себя из частей. Если и не больная, подумалось, то предельно нервная. К стене у двери кабинета жался старичок, в руках светлая шляпа, видимо, надеваемая лишь по торжественным случаям, держал ее неловко; а по коридору взад и вперед безостановочно вышагивал невысокий плотный мужчина в очках, чем-то неуловимым лицо его походило на лицо старичка. Скорее всего знакомый Чебрюнаса, подумал о младшем, во все щели лезут, не удержишь. В душе Наримантас одобрял главврача- больной есть больной независимо от каких-то там бумажек.
— Очень рад, Винцас, очень рад! Сегодня, как на рочно, работенки... Это хорошо, что ты подвернулся
Радость излучают не глаза — стекла очков Ритми чески двигаются лопатки на широкой спине, под распахнутым халатом сереет мокрая от пота рубашка, правой рукой Чебрюнас пишет, левой отчаянно обмахивает лицо, помогая вращающемуся над головой вентилятору.
— Присядь, я мигом! — Между двумя осмотрами главврач шпарит отчет — один из множества, одинако во обязательный как для домоуправлений, так и для больниц. Смог бы — растворился в водянистых черни лах, в скрипении пера, и Наримантасу становится ясно, Чебрюнас пытается укрыться под административной скорлупой. — Навицкене я выговор влепил Здорово, а? Санитарки — дефицит Сделал больше, чем мог, ха-ха!
— Как знаешь, — недовольно отмахнулся Нари мант ас, и к нему повернулось круглое улыбающееся, похожее на созревший персик лицо Чебрюнаса Но под нежной мякотью твердая косточка — многие об эту косточку зубы притупили и еще притупят
— Значит, не требуешь, чтобы Навицкене извини лась перед твоей Нямуните?
— Нашей Нямуните, Йонас, нашей! Ты же не требуешь, чтобы Навицкене вдруг заговорила по английски!
— По-английски? Что с тобой, Винцас?
— Извинений требуют от человека, понимающего что такое элементарная вежливость.
— Ха-ха! — Круглое лицо лопается, как созревший плод, и твердая косточка выглядывает изнутри, не смягчаемая ни смехом, ни очками. — Сгущаешь, Винцас, сгущаешь... Всегда был спокойным, как Будда, а вот заводишься с пол-оборота. Не как главврач, по дружбе тебе выкладываю.
— Мне нужен главврач!
— Прекрасно, прекрасно. Закончу отчет, и мы выясним все неполадки и т. д. и т. п. — Чебрюнас поворачивается к столу вместе с креслом больницу проектировали с размахом — кондиционеры, душевые кабины для персонала, — когда же строительные расходы превысили смету, от выношенных в мечтах кондиционеров остались лишь вентиляторы да несколько вращающихся кресел.
Снова скрипит кресло Чебрюнас уже любезно улыбается топчущемуся в дверях плотному мужчине
— Минуточку, минуточку, товарищ директор! Сейчас мы с доктором Нари мант асом вашего папашу посмотрим. Отличный специалист!
Комплиментами ты меня не купишь, Наримантас не улыбается ни главврачу, ни сыну того старичка со шляпой, очень неохотно отступающему за порог кабинета.
— Ничего не поделаешь. Директор завода металлоконструкций, ха-ха! — Глухо урчит под потолком вентилятор, тяжело вздымается грудь Чебрюнаса, коротким смешком он лишь прикрывает свою слабость — принимать больных со стороны в надежде извлечь из этого некую выгоду. — Оконные шпингалеты повыламывались, а ну как больной с четвертого этажа выпадет! Вот была бы историйка, а? — Глубоким вздохом и улыбкой он пытается смягчить предстоящий неприятный разговор.
Наримантас снова не отвечает на улыбку, прямой, всевидящий, безжалостный, словно его не мучает жара и не грызут заботы.
— Ну ладно, — Чебрюнас не выдерживает осады. — Расскажи-ка лучше, как твой Казюкенас!
— Это я пришел спрашивать, Йонас!..
— Доктор, делайте что хотите, не могу больше ждать! У меня важное заседание!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
— Как вы смеете, вы! — Нямуните вздернула подбородок, и все-таки ошметки дегтя попали на сияющие ее волосы, потекли по белому, без кровинки лицу, чуть не залепили посиневших губ, и слова ее зазвучали жалко, она уже не нападала, оправдывалась: - Пятый год... как мы с ним врозь... все знают... и вы, Навицкене... Все, все!..
— Пятый, десятый! А венчание? Венчания-то никто не отменит! Рада бы, поди, была, кабы ноги он протянул! Ан нет, не выгорело, мужик — что бык, моряк, одно слово. Знаем таких соломенных вдовушек, кофейком балуются, а на уме одно — переспать бы с кем!
Сестра-хозяйка, обняв Нямуните за плечи, увела ее прочь, однако окруженная любопытными Навицкене продолжала изрыгать доказательства своей правоты, а Наримантас, свидетель этого отвратительного скандала, не мог прийти в себя. Особенно ошеломило, что пациент Бугяните — уже вне сомнений! — бывший муж Касте. И каким же нелепым показался Наримантасу его собственный голос, когда он с опозданием решил навести порядок:
— Вы базарная баба, Навицкене, сплетница! Вы мизинца Нямуните не стоите! Или извинитесь, или... Сам ночные горшки таскать буду, а в отделении и духа вашего не останется!
— Доктор, Касте се-год-ня не будет, — простонала вместо приветствия Алдона. Ее появление при свете дня никогда не сулило Наримантасу ничего хорошего. Он взорвался:
— Безобразие! Ну, обидела ее Навицкене. Так эту же скандалистку все знают. Кого она не обижала Но самовольничать, бросать работу, когда..
— Лучше не надо об этом, док-тор.
О чем, черт побери? Может, и я виноват не заткнул ей глотку. Но что важнее — коллектив или эта гадина?
— Не она одна. Пол-боль-ницы пальцами ты-чут О-зве-ре-ли люди, ни сто-леч-ко стыда не име-ют — Алдона сложила два пальца, оставив между ними крохотную щелочку.
— Что будем делать без Касте?
— Раньше надо было ду-мать, доктор!
— Вы же сами, Алдона, видите тяжелые больные следователи, чертовщина всякая.
— И не го-во-ри-те, доктор! Мне вас так жалко
— Спасибо, утешили!
А в голове одно: к черту все, что не Касте Нямуните! Удержать, извиниться за эту скотину, как можно скорее отговорить от непоправимого шага! И я виноват: Касте душу готова отдать, а я отталкивал ее, грубил, и все из-за Казюкенаса, а кто он такой, чтобы из-за него отказываться от своей лучшей помощницы? Как-нибудь упрошу, чтобы подождала, передумала, не уходила... Однако, мысленно умоляя Нямуните о прощении, все время знал, что не бросится догонять ее, даже если под ногами вздрогнет земля И как раз из-за него, из-за этого въевшегося в печенку Казюкенаса...
На Наримантаса чуть не налетела выскочившая из кабинета главврача худая тетка в широкополой шляпе; густо подведенные глаза полны ужаса, костлявые пальцы не могут ухватить, теребят пуговицы, словно больная на ходу собирает себя из частей. Если и не больная, подумалось, то предельно нервная. К стене у двери кабинета жался старичок, в руках светлая шляпа, видимо, надеваемая лишь по торжественным случаям, держал ее неловко; а по коридору взад и вперед безостановочно вышагивал невысокий плотный мужчина в очках, чем-то неуловимым лицо его походило на лицо старичка. Скорее всего знакомый Чебрюнаса, подумал о младшем, во все щели лезут, не удержишь. В душе Наримантас одобрял главврача- больной есть больной независимо от каких-то там бумажек.
— Очень рад, Винцас, очень рад! Сегодня, как на рочно, работенки... Это хорошо, что ты подвернулся
Радость излучают не глаза — стекла очков Ритми чески двигаются лопатки на широкой спине, под распахнутым халатом сереет мокрая от пота рубашка, правой рукой Чебрюнас пишет, левой отчаянно обмахивает лицо, помогая вращающемуся над головой вентилятору.
— Присядь, я мигом! — Между двумя осмотрами главврач шпарит отчет — один из множества, одинако во обязательный как для домоуправлений, так и для больниц. Смог бы — растворился в водянистых черни лах, в скрипении пера, и Наримантасу становится ясно, Чебрюнас пытается укрыться под административной скорлупой. — Навицкене я выговор влепил Здорово, а? Санитарки — дефицит Сделал больше, чем мог, ха-ха!
— Как знаешь, — недовольно отмахнулся Нари мант ас, и к нему повернулось круглое улыбающееся, похожее на созревший персик лицо Чебрюнаса Но под нежной мякотью твердая косточка — многие об эту косточку зубы притупили и еще притупят
— Значит, не требуешь, чтобы Навицкене извини лась перед твоей Нямуните?
— Нашей Нямуните, Йонас, нашей! Ты же не требуешь, чтобы Навицкене вдруг заговорила по английски!
— По-английски? Что с тобой, Винцас?
— Извинений требуют от человека, понимающего что такое элементарная вежливость.
— Ха-ха! — Круглое лицо лопается, как созревший плод, и твердая косточка выглядывает изнутри, не смягчаемая ни смехом, ни очками. — Сгущаешь, Винцас, сгущаешь... Всегда был спокойным, как Будда, а вот заводишься с пол-оборота. Не как главврач, по дружбе тебе выкладываю.
— Мне нужен главврач!
— Прекрасно, прекрасно. Закончу отчет, и мы выясним все неполадки и т. д. и т. п. — Чебрюнас поворачивается к столу вместе с креслом больницу проектировали с размахом — кондиционеры, душевые кабины для персонала, — когда же строительные расходы превысили смету, от выношенных в мечтах кондиционеров остались лишь вентиляторы да несколько вращающихся кресел.
Снова скрипит кресло Чебрюнас уже любезно улыбается топчущемуся в дверях плотному мужчине
— Минуточку, минуточку, товарищ директор! Сейчас мы с доктором Нари мант асом вашего папашу посмотрим. Отличный специалист!
Комплиментами ты меня не купишь, Наримантас не улыбается ни главврачу, ни сыну того старичка со шляпой, очень неохотно отступающему за порог кабинета.
— Ничего не поделаешь. Директор завода металлоконструкций, ха-ха! — Глухо урчит под потолком вентилятор, тяжело вздымается грудь Чебрюнаса, коротким смешком он лишь прикрывает свою слабость — принимать больных со стороны в надежде извлечь из этого некую выгоду. — Оконные шпингалеты повыламывались, а ну как больной с четвертого этажа выпадет! Вот была бы историйка, а? — Глубоким вздохом и улыбкой он пытается смягчить предстоящий неприятный разговор.
Наримантас снова не отвечает на улыбку, прямой, всевидящий, безжалостный, словно его не мучает жара и не грызут заботы.
— Ну ладно, — Чебрюнас не выдерживает осады. — Расскажи-ка лучше, как твой Казюкенас!
— Это я пришел спрашивать, Йонас!..
— Доктор, делайте что хотите, не могу больше ждать! У меня важное заседание!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133