Заложники с течением времени, вопреки всем ожиданиям, прямо-таки солидаризовались со своими тюремщиками, после освобождения просили для преступников помилования, а одна заложница, молодая женщина, в конце концов даже обручилась с одним из бандитов. Этот феномен наблюдался не один раз, и он всё ещё ждал своего окончательного объяснения, несмотря на многочисленные научные теории и исследования.
Телефон стоял на столике перед диваном, и рядом с ним лежал календарь, на котором Ганс-Улоф зачёркивал дни. Не прошло ещё и половины срока. Начался ноябрь, но до десятого декабря, до вручения Нобелевской премии, всё ещё оставалось больше шести недель.
И с каждой неделей Кристина отдалялась от него всё дальше.
В эти дни он снова столкнулся с Маритой Аллинг, и она спросила, спасла ли его костюм чистка на Сергельгатан и сколько это стоило.
– У меня заведено рассчитываться со всеми долгами до начала нобелевской недели.
Ганс-Улоф сказал, что находит этот принцип похвальным, но пока что просто не выходил в город.
– Хотите, я сама это сделаю? – предложила она. – Ведь это моя вина. Если вы мне завтра привезёте костюм, я улажу всё остальное.
Такое предложение Ганса-Улофа не устраивало. Нет, он сам обо всём позаботится.
– Но не затягивайте с этим. Пятна въедаются тем сильнее, чем дольше держатся.
Ганс-Улоф пообещал больше не медлить ни одного дня.
Поскольку в любой момент он мог снова встретить Мариту, а в следующий раз обязался предъявить ей счет за чистку, чтобы она успокоилась, в тот же день он закончил работу на несколько часов раньше, поехал домой, взял костюм, который всё это время пролежал, небрежно переброшенный через спинку стула в спальне, и снова поехал в город. Он оставил машину на многоэтажной парковке на Мастер-Самюэльсгатан, откуда до Сергельгатан было рукой подать.
Между Сергельгатан и Свсавэген высились пять серебристых высотных домов, построенных, судя по виду, в семидесятые годы. Нижние этажи высоток соединялись между собой, образуя сквозной пассаж. Там Ганс-Улоф и нашёл столь горячо рекомендованную Маритой Аллинг чистку, которая, на его взгляд, ничем не отличалась от любой другой чистки, с какой ему приходилось когда-либо иметь дело. Толстая женщина за прилавком так же скучающе приняла его костюм, и её манеры не внушали никакого доверия к этой чистке.
– Мне нужен будет счёт, – сказал Ганс-Улоф, когда она обшаривала мясистыми пальцами карманы пиджака.
– Получите, когда будете забирать, – ответила она и что-то протянула ему под нос. – Вот. Забыли в костюме.
Это оказалась визитная карточка. Некоего Бенгта Нильсона, журналиста «Svenska Dagbladet».
Странно. Разве он не разорвал её на кусочки?
– Откуда это у вас? – спросил он. Женщина указала на карман пиджака.
– Вот тут было.
Журналист сунул ему свою визитную карточку в нагрудный карман, это он помнил. Неужто при этом он тайком сунул ещё одну карточку в другой карман? Выходит, так.
– Спасибо, – сказал он. Бенгт Нильсон. Отчаянный парень.
Женщина подвинула ему купон.
– В четверг, – равнодушно сказала она.
После этого Ганс-Улоф немного побродил по пассажу. Он был красиво отделан, с чёрно-белым узором на мраморном полу, и кофейня в одном из проходов приглашала передохнуть, предлагая по специальной цене кофе с шоколадным пирогом. Почему бы нет? Время у него было, и уж если кто и имел право немного перевести дух, так это он. Он выбрал себе толстое «брауни» и капуччино, расплатился и опустился со своим подносом за столик. Отпил первый глоток, наслаждаясь тем, что впервые за последние недели никуда не торопится, ничего не планирует и может потратить несколько минут бесцельно и бессмысленно.
Пирожное «брауни» было вкусное. Ганс-Улоф жевал и глядел по сторонам.
И вдруг увидел мужчину с широко расставленными глазами.
На сей раз он был не в форме полицейского. На нём была серая куртка и чёрная вязаная шапочка, которая преобразила бы его до неузнаваемости, если бы не эти расставленные глаза, которые не спутаешь ни с какими другими. Он быстро шагал вдоль пассажа, погружённый в мысли, и спешил. Кажется, он не заметил Ганса-Улофа. Кажется, он вообще не смотрел по сторонам.
Ганс-Улоф пригнулся над своей чашкой, сделал глоток, искоса провожая глазами человека, который хотел купить его голос за три миллиона крон.
Откуда он мог здесь взяться? Неужто из-за него? Нет, непохоже. Это случайная встреча и, может быть, шанс!.. Ганс-Улоф подождал, когда мужчина скроется в следующем проходе, потом вскочил, оставив на столике пирожное и кофе, схватил свой шарф и кинулся догонять.
Шаги, шаги – они громко отдавались у него в ушах, когда он гнался за этим человеком. Тот ведь мог в любой момент обернуться, заметить его, и что тогда? Но тот не обернулся. Не побеспокоился. Спешил к концу пассажа, где дверь раскрылась перед ним и выпустила его в уличную толпу на Сергельгатан.
Снаружи было легче идти за ним незамеченным, но труднее поспеть. Ганс-Улоф протискивался мимо прохожих, не обращая внимания на их недовольство и машинально роняя слова извинения каждому второму – как ему казалось, – жителю Стокгольма, однако как он ни спешил, чёрная вязаная шапочка удалялась от него всё больше, и когда он всё-таки её нагнал, она оказалась надетой на коренастую женщину с раздутым лицом.
Проклятье! Ганс-Улоф остановился и ничего не понимал. Что этому человеку здесь было нужно? Может, что-то, вообще не связанное с ним и Кристиной? В конце концов, и у заговорщиков, похитителей и шантажистов есть своя частная жизнь.
Наконец он решил, поскольку всё равно никакой другой идеи не было, снова поехать домой. Жаль было кофе и пирожного, но всякое желание расслабиться у него окончательно прошло. Видимо, ему не уйти от своих мучителей даже на минутку.
Он побрёл к многоэтажной парковке и огорчился из-за высокой платы: ему всегда «везло» ровно на одну минуту залезть в следующие полчаса, подлежащие оплате, – и взял свою машину. Как всегда, он с облегчением вздохнул, когда очутился под открытым небом. В тесных парковках всегда приходится с трудом втискиваться между двумя машинами и потом выбираться и влезать обратно на сиденье через полуоткрытую дверцу, из-за этого его пальто задралось и скомкалось на спине. Он воспользовался ближайшим красным светофором, чтобы поправить пальто и как следует установить зеркало заднего вида…
И – вот он. В машине позади него.
Человек с рыбьими глазами.
Ганса-Улофа словно ударило током. Что это могло значить? Неужели тот его всё-таки преследует? Но непохоже. Незнакомец говорил по телефону, кричал в свой мобильник и волновался.
Зелёный. Ганс-Улоф медленно тронулся, чувствуя, что его руки дрожат на руле, и не в силах отвести взгляда от зеркала заднего вида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Телефон стоял на столике перед диваном, и рядом с ним лежал календарь, на котором Ганс-Улоф зачёркивал дни. Не прошло ещё и половины срока. Начался ноябрь, но до десятого декабря, до вручения Нобелевской премии, всё ещё оставалось больше шести недель.
И с каждой неделей Кристина отдалялась от него всё дальше.
В эти дни он снова столкнулся с Маритой Аллинг, и она спросила, спасла ли его костюм чистка на Сергельгатан и сколько это стоило.
– У меня заведено рассчитываться со всеми долгами до начала нобелевской недели.
Ганс-Улоф сказал, что находит этот принцип похвальным, но пока что просто не выходил в город.
– Хотите, я сама это сделаю? – предложила она. – Ведь это моя вина. Если вы мне завтра привезёте костюм, я улажу всё остальное.
Такое предложение Ганса-Улофа не устраивало. Нет, он сам обо всём позаботится.
– Но не затягивайте с этим. Пятна въедаются тем сильнее, чем дольше держатся.
Ганс-Улоф пообещал больше не медлить ни одного дня.
Поскольку в любой момент он мог снова встретить Мариту, а в следующий раз обязался предъявить ей счет за чистку, чтобы она успокоилась, в тот же день он закончил работу на несколько часов раньше, поехал домой, взял костюм, который всё это время пролежал, небрежно переброшенный через спинку стула в спальне, и снова поехал в город. Он оставил машину на многоэтажной парковке на Мастер-Самюэльсгатан, откуда до Сергельгатан было рукой подать.
Между Сергельгатан и Свсавэген высились пять серебристых высотных домов, построенных, судя по виду, в семидесятые годы. Нижние этажи высоток соединялись между собой, образуя сквозной пассаж. Там Ганс-Улоф и нашёл столь горячо рекомендованную Маритой Аллинг чистку, которая, на его взгляд, ничем не отличалась от любой другой чистки, с какой ему приходилось когда-либо иметь дело. Толстая женщина за прилавком так же скучающе приняла его костюм, и её манеры не внушали никакого доверия к этой чистке.
– Мне нужен будет счёт, – сказал Ганс-Улоф, когда она обшаривала мясистыми пальцами карманы пиджака.
– Получите, когда будете забирать, – ответила она и что-то протянула ему под нос. – Вот. Забыли в костюме.
Это оказалась визитная карточка. Некоего Бенгта Нильсона, журналиста «Svenska Dagbladet».
Странно. Разве он не разорвал её на кусочки?
– Откуда это у вас? – спросил он. Женщина указала на карман пиджака.
– Вот тут было.
Журналист сунул ему свою визитную карточку в нагрудный карман, это он помнил. Неужто при этом он тайком сунул ещё одну карточку в другой карман? Выходит, так.
– Спасибо, – сказал он. Бенгт Нильсон. Отчаянный парень.
Женщина подвинула ему купон.
– В четверг, – равнодушно сказала она.
После этого Ганс-Улоф немного побродил по пассажу. Он был красиво отделан, с чёрно-белым узором на мраморном полу, и кофейня в одном из проходов приглашала передохнуть, предлагая по специальной цене кофе с шоколадным пирогом. Почему бы нет? Время у него было, и уж если кто и имел право немного перевести дух, так это он. Он выбрал себе толстое «брауни» и капуччино, расплатился и опустился со своим подносом за столик. Отпил первый глоток, наслаждаясь тем, что впервые за последние недели никуда не торопится, ничего не планирует и может потратить несколько минут бесцельно и бессмысленно.
Пирожное «брауни» было вкусное. Ганс-Улоф жевал и глядел по сторонам.
И вдруг увидел мужчину с широко расставленными глазами.
На сей раз он был не в форме полицейского. На нём была серая куртка и чёрная вязаная шапочка, которая преобразила бы его до неузнаваемости, если бы не эти расставленные глаза, которые не спутаешь ни с какими другими. Он быстро шагал вдоль пассажа, погружённый в мысли, и спешил. Кажется, он не заметил Ганса-Улофа. Кажется, он вообще не смотрел по сторонам.
Ганс-Улоф пригнулся над своей чашкой, сделал глоток, искоса провожая глазами человека, который хотел купить его голос за три миллиона крон.
Откуда он мог здесь взяться? Неужто из-за него? Нет, непохоже. Это случайная встреча и, может быть, шанс!.. Ганс-Улоф подождал, когда мужчина скроется в следующем проходе, потом вскочил, оставив на столике пирожное и кофе, схватил свой шарф и кинулся догонять.
Шаги, шаги – они громко отдавались у него в ушах, когда он гнался за этим человеком. Тот ведь мог в любой момент обернуться, заметить его, и что тогда? Но тот не обернулся. Не побеспокоился. Спешил к концу пассажа, где дверь раскрылась перед ним и выпустила его в уличную толпу на Сергельгатан.
Снаружи было легче идти за ним незамеченным, но труднее поспеть. Ганс-Улоф протискивался мимо прохожих, не обращая внимания на их недовольство и машинально роняя слова извинения каждому второму – как ему казалось, – жителю Стокгольма, однако как он ни спешил, чёрная вязаная шапочка удалялась от него всё больше, и когда он всё-таки её нагнал, она оказалась надетой на коренастую женщину с раздутым лицом.
Проклятье! Ганс-Улоф остановился и ничего не понимал. Что этому человеку здесь было нужно? Может, что-то, вообще не связанное с ним и Кристиной? В конце концов, и у заговорщиков, похитителей и шантажистов есть своя частная жизнь.
Наконец он решил, поскольку всё равно никакой другой идеи не было, снова поехать домой. Жаль было кофе и пирожного, но всякое желание расслабиться у него окончательно прошло. Видимо, ему не уйти от своих мучителей даже на минутку.
Он побрёл к многоэтажной парковке и огорчился из-за высокой платы: ему всегда «везло» ровно на одну минуту залезть в следующие полчаса, подлежащие оплате, – и взял свою машину. Как всегда, он с облегчением вздохнул, когда очутился под открытым небом. В тесных парковках всегда приходится с трудом втискиваться между двумя машинами и потом выбираться и влезать обратно на сиденье через полуоткрытую дверцу, из-за этого его пальто задралось и скомкалось на спине. Он воспользовался ближайшим красным светофором, чтобы поправить пальто и как следует установить зеркало заднего вида…
И – вот он. В машине позади него.
Человек с рыбьими глазами.
Ганса-Улофа словно ударило током. Что это могло значить? Неужели тот его всё-таки преследует? Но непохоже. Незнакомец говорил по телефону, кричал в свой мобильник и волновался.
Зелёный. Ганс-Улоф медленно тронулся, чувствуя, что его руки дрожат на руле, и не в силах отвести взгляда от зеркала заднего вида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126