Мне даже сказали, что вы первым подняли руку за госпожу Эрнандес Круз. Мы вами очень довольны.
– Где моя дочь? – спросил Ганс-Улоф, заледенев внутри.
– С ней всё в порядке, не беспокойтесь.
– Почему она всё ещё не дома?
– А почему она должна быть дома?
– Мы же договорились, что вы её отпустите, если я проголосую за вашу кандидатку.
В ответном голосе появились железные, беспощадные нотки:
– Нет, боюсь, об этом мы не договаривались. Договаривались только о том, что с ней ничего не случится, если вы будете сотрудничать.
– Что? – с хрипом вырвалось у Ганса-Улофа. Он намеревался ничем не выдать свои чувства, но ему это не удалось.
– Но, профессор Андерсон, – укоризненно произнёс сиплый голос. – Войдите и вы в моё положение. Я знаю, что вы в высшей степени моральный человек, мужчина с принципами. Только ради того, чтобы сохранить свою безупречность, вы отвергли такую сумму денег, за которую другие совершили бы убийство. Что тут может сделать такой, как я? Ведь я тоже всего лишь выполняю свою работу. И по опыту знаю, что такие люди, как вы, – это просто чума для моего бизнеса. Труднее всего держать под контролем морального человека. Поэтому я пока не могу вернуть вам вашу дочь.
Ганс-Улоф почувствовал жжение в глазах.
– Но как же так? Я не понимаю. Ведь я же сделал то, что вы хотели.
– Неужели такому умному человеку, как вы, трудно догадаться? Подумайте. За более чем сто лет существования Нобелевской премии она ещё ни разу не была отозвана. И, разумеется, после всех наших усилий я не хочу, чтобы именно София Эрнандес Круз была первой, с кем это случится. Но если я сейчас верну вам вашу дочь, я не смогу быть уверен, что вы не устроите скандал, не так ли? Поэтому Кристине придётся воспользоваться нашим гостеприимством до вручения премии.
Взгляд Ганса-Улофа скользнул по всем приготовленным мисочкам и бутылкам, по ватрушкам с корицей на противне и по накрытому столу, и всё это странным образом поплыло у него перед глазами.
– Но… вы не можете так поступить. Это же почти два месяца. Я прошу вас, ведь Кристине всего четырнадцать лет!
– Она прекрасно справляется, поверьте мне. И так же будет впредь, если вы проявите благоразумие и не наделаете глупостей.
– Но хотя бы поговорить с ней я могу?
– Сегодня нет.
– Когда же?
– Мы позвоним вам. Как-нибудь вечером. Старайтесь вечерами не отлучаться из дома, и тогда вы сможете время от времени перекинуться словечком с вашей дочерью.
Глава 12
После ещё одной свинцовой ночи Ганс-Улоф примирился с неизбежностью. Завтракая на следующее утро булочками с корицей, он размышлял о том, что предстояло сделать.
Первой проблемой была школа. Обосновать почти два месяца отсутствия будет нелегко. Он никого не мог посвятить в истинные причины; школа была заведением, будто специально созданным для скорейшего распространения секретных новостей. Даже он, всегда сторонившийся сплетен, знал, в чьём браке назревает кризис, у кого с кем отношения и чья фирма попала в трудное положение с платежами. Помимо учителей, нужно было придумать убедительное объяснение отсутствия Кристины и для остальных школьников. Он должен был придумать его сам.
Он порылся в справочниках, нашёл тяжёлую болезнь, которую мог правдоподобно приписать своей дочери, и тут же взял трубку, чтобы позвонить в школу. Он позаботился о том, чтобы на сей раз поговорить лично с директрисой школы, и поведал ей серьёзным голосом – который и без специальных стараний звучал напряженно, на этот счёт он не сомневался, – что вчера у Кристины была высокая температура, которая за ночь ещё поднялась. Сначала он думал, что это обыкновенная простуда, нередкая для этого времени года. Но вечером, вернувшись с работы, он обнаружил у дочери нетипичные симптомы, из-за которых повёз её ночью в больницу.
– Я надеюсь, ничего серьёзного? – сказала директриса.
– К сожалению, положение очень серьёзное, – ответил Ганс-Улоф, думая о том, что его дочь находится в руках бессовестных преступников, и он вот уже тридцать шесть часов не слышал её голоса. – Обнаружилось, что она страдает лимфогрануломатозом. Это раковое заболевание, известное также под названием синдром Ходжкина. Ей срочно необходимо пройти курс лечения.
– Боже правый!
– Ей придётся пробыть в больнице до середины декабря.
– Как это ужасно! – Она ахнула. – Её одноклассники будут в ужасе, когда узнают об этом. Я тоже в ужасе, должна вам признаться. – Возникла беспомощная неуправляемая пауза. – Но навестить-то её можно?
Этот вопрос Ганс-Улоф предвидел.
– Сейчас нет. Она проходит полихемотерапию, которая сильно ослабляет её иммунную систему. Даже мне нельзя навещать её. – В этих словах не было ни малейшей лжи. – Любое посещение может её буквально убить.
– Ах да, конечно, – торопливо ответила женщина. – Я понимаю. Боже правый, у меня в голове не укладывается. Я-то думала, как бы Кристина не пропустила много материала и не отстала, а оказывается, надо думать, как бы она выжила, не так ли?
Ганс-Улоф в этот момент подумал о неизвестных гангстерах и о том, что они могут ей что-нибудь сделать.
– Да, – сказал он. – Только бы выжила.
– Ужас. И как внезапно это случилось, вчера ещё ничего, а сегодня…
– Да. – Ганс-Улоф откашлялся. – Я звоню вам, собственно, и для того, чтобы спросить, требуется ли вам какое-то письменное подтверждение?
– Что? А, да, вы правы. Конечно, такие вещи, несмотря ни на что, приходится иметь в виду, не так ли? Да, я боюсь, нам потребуется письменное подтверждение.
– Достаточно ли будет, если я напишу ей справку-освобождение, или вам потребуется что-то от клиники? – Он задержал дыхание.
– Хорошо бы от клиники.
Ганс-Улоф скривился. Этого он боялся и пока понятия не имел, как раздобыть такой документ. Может, стоит как-то потянуть время.
– Хорошо. Я позабочусь об этом. Может, на это уйдёт несколько дней, они напишут, но не так скоро, или мне их поторопить?
– Нет, нет, – она наконец почувствовала, что сейчас не стоит нагружать его. – Вам сейчас не до того. Принесёте как-нибудь потом.
Ганс-Улоф положил трубку и заметил, что руки у него дрожат. Он надеялся, что ничего не упустил. И что никто ничего не заподозрил.
Вторую проблему звали Эйми, она вела его домашнее хозяйство. Шарообразная темнокожая марокканка трудноопределимого, но не слишком юного возраста, судя по её седеющим курчавым волосам. Она приходила два раза в неделю и заботилась обо всём, что ускользало от Ганса-Улофа с его скорее ограниченными хозяйственными способностями. Являлась она всегда во второй половине дня и имела обыкновение вовлекать в работу Кристину, поскольку придерживалась стойкого убеждения, что девочка должна уметь вести домашнее хозяйство. Ганс-Улоф с готовностью присоединялся к её мнению, пусть и к неудовольствию дочери, но в надежде, что ей это пригодится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
– Где моя дочь? – спросил Ганс-Улоф, заледенев внутри.
– С ней всё в порядке, не беспокойтесь.
– Почему она всё ещё не дома?
– А почему она должна быть дома?
– Мы же договорились, что вы её отпустите, если я проголосую за вашу кандидатку.
В ответном голосе появились железные, беспощадные нотки:
– Нет, боюсь, об этом мы не договаривались. Договаривались только о том, что с ней ничего не случится, если вы будете сотрудничать.
– Что? – с хрипом вырвалось у Ганса-Улофа. Он намеревался ничем не выдать свои чувства, но ему это не удалось.
– Но, профессор Андерсон, – укоризненно произнёс сиплый голос. – Войдите и вы в моё положение. Я знаю, что вы в высшей степени моральный человек, мужчина с принципами. Только ради того, чтобы сохранить свою безупречность, вы отвергли такую сумму денег, за которую другие совершили бы убийство. Что тут может сделать такой, как я? Ведь я тоже всего лишь выполняю свою работу. И по опыту знаю, что такие люди, как вы, – это просто чума для моего бизнеса. Труднее всего держать под контролем морального человека. Поэтому я пока не могу вернуть вам вашу дочь.
Ганс-Улоф почувствовал жжение в глазах.
– Но как же так? Я не понимаю. Ведь я же сделал то, что вы хотели.
– Неужели такому умному человеку, как вы, трудно догадаться? Подумайте. За более чем сто лет существования Нобелевской премии она ещё ни разу не была отозвана. И, разумеется, после всех наших усилий я не хочу, чтобы именно София Эрнандес Круз была первой, с кем это случится. Но если я сейчас верну вам вашу дочь, я не смогу быть уверен, что вы не устроите скандал, не так ли? Поэтому Кристине придётся воспользоваться нашим гостеприимством до вручения премии.
Взгляд Ганса-Улофа скользнул по всем приготовленным мисочкам и бутылкам, по ватрушкам с корицей на противне и по накрытому столу, и всё это странным образом поплыло у него перед глазами.
– Но… вы не можете так поступить. Это же почти два месяца. Я прошу вас, ведь Кристине всего четырнадцать лет!
– Она прекрасно справляется, поверьте мне. И так же будет впредь, если вы проявите благоразумие и не наделаете глупостей.
– Но хотя бы поговорить с ней я могу?
– Сегодня нет.
– Когда же?
– Мы позвоним вам. Как-нибудь вечером. Старайтесь вечерами не отлучаться из дома, и тогда вы сможете время от времени перекинуться словечком с вашей дочерью.
Глава 12
После ещё одной свинцовой ночи Ганс-Улоф примирился с неизбежностью. Завтракая на следующее утро булочками с корицей, он размышлял о том, что предстояло сделать.
Первой проблемой была школа. Обосновать почти два месяца отсутствия будет нелегко. Он никого не мог посвятить в истинные причины; школа была заведением, будто специально созданным для скорейшего распространения секретных новостей. Даже он, всегда сторонившийся сплетен, знал, в чьём браке назревает кризис, у кого с кем отношения и чья фирма попала в трудное положение с платежами. Помимо учителей, нужно было придумать убедительное объяснение отсутствия Кристины и для остальных школьников. Он должен был придумать его сам.
Он порылся в справочниках, нашёл тяжёлую болезнь, которую мог правдоподобно приписать своей дочери, и тут же взял трубку, чтобы позвонить в школу. Он позаботился о том, чтобы на сей раз поговорить лично с директрисой школы, и поведал ей серьёзным голосом – который и без специальных стараний звучал напряженно, на этот счёт он не сомневался, – что вчера у Кристины была высокая температура, которая за ночь ещё поднялась. Сначала он думал, что это обыкновенная простуда, нередкая для этого времени года. Но вечером, вернувшись с работы, он обнаружил у дочери нетипичные симптомы, из-за которых повёз её ночью в больницу.
– Я надеюсь, ничего серьёзного? – сказала директриса.
– К сожалению, положение очень серьёзное, – ответил Ганс-Улоф, думая о том, что его дочь находится в руках бессовестных преступников, и он вот уже тридцать шесть часов не слышал её голоса. – Обнаружилось, что она страдает лимфогрануломатозом. Это раковое заболевание, известное также под названием синдром Ходжкина. Ей срочно необходимо пройти курс лечения.
– Боже правый!
– Ей придётся пробыть в больнице до середины декабря.
– Как это ужасно! – Она ахнула. – Её одноклассники будут в ужасе, когда узнают об этом. Я тоже в ужасе, должна вам признаться. – Возникла беспомощная неуправляемая пауза. – Но навестить-то её можно?
Этот вопрос Ганс-Улоф предвидел.
– Сейчас нет. Она проходит полихемотерапию, которая сильно ослабляет её иммунную систему. Даже мне нельзя навещать её. – В этих словах не было ни малейшей лжи. – Любое посещение может её буквально убить.
– Ах да, конечно, – торопливо ответила женщина. – Я понимаю. Боже правый, у меня в голове не укладывается. Я-то думала, как бы Кристина не пропустила много материала и не отстала, а оказывается, надо думать, как бы она выжила, не так ли?
Ганс-Улоф в этот момент подумал о неизвестных гангстерах и о том, что они могут ей что-нибудь сделать.
– Да, – сказал он. – Только бы выжила.
– Ужас. И как внезапно это случилось, вчера ещё ничего, а сегодня…
– Да. – Ганс-Улоф откашлялся. – Я звоню вам, собственно, и для того, чтобы спросить, требуется ли вам какое-то письменное подтверждение?
– Что? А, да, вы правы. Конечно, такие вещи, несмотря ни на что, приходится иметь в виду, не так ли? Да, я боюсь, нам потребуется письменное подтверждение.
– Достаточно ли будет, если я напишу ей справку-освобождение, или вам потребуется что-то от клиники? – Он задержал дыхание.
– Хорошо бы от клиники.
Ганс-Улоф скривился. Этого он боялся и пока понятия не имел, как раздобыть такой документ. Может, стоит как-то потянуть время.
– Хорошо. Я позабочусь об этом. Может, на это уйдёт несколько дней, они напишут, но не так скоро, или мне их поторопить?
– Нет, нет, – она наконец почувствовала, что сейчас не стоит нагружать его. – Вам сейчас не до того. Принесёте как-нибудь потом.
Ганс-Улоф положил трубку и заметил, что руки у него дрожат. Он надеялся, что ничего не упустил. И что никто ничего не заподозрил.
Вторую проблему звали Эйми, она вела его домашнее хозяйство. Шарообразная темнокожая марокканка трудноопределимого, но не слишком юного возраста, судя по её седеющим курчавым волосам. Она приходила два раза в неделю и заботилась обо всём, что ускользало от Ганса-Улофа с его скорее ограниченными хозяйственными способностями. Являлась она всегда во второй половине дня и имела обыкновение вовлекать в работу Кристину, поскольку придерживалась стойкого убеждения, что девочка должна уметь вести домашнее хозяйство. Ганс-Улоф с готовностью присоединялся к её мнению, пусть и к неудовольствию дочери, но в надежде, что ей это пригодится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126