В «Игл» был указан домашний адрес Карла Брауера, которым Джордж Локвуд и воспользовался однажды утром, когда вернулся из своего свадебного путешествия.
— Мне нужно видеть миссис Брауер, — сказал он прислуге.
— Миссис Брауер или мистера Брауера? Если вы его хотите видеть, то он в конторе на Пенн-стрит.
— Нет, дело, по которому я пришел, касается миссис Брауер.
— Сейчас я ей скажу. Входите.
Через несколько минут к нему вышла Лали.
— Доброе утро, миссис Брауер. Я от фирмы Вонемейкера. — Эти слова предназначались для служанки.
Лали растерялась, но служанка, замешкавшаяся в холле, не видела ее лица.
— Ах, от Вонемейкера. Пройдите сюда, здесь мы можем поговорить.
Он вошел следом за ней в гостиную — длинную узкую комнату с единственной дверью.
— Принесли образцы? — громко спросила она.
— Они у меня в кармане.
Она понизила голос.
— Ты в своем уме? Говори скорее, если тебе нужно что-то сказать, и больше сюда не являйся.
— Долго я не пробуду.
— Ты ведь женат.
— А ты замужем. Женат. И жалею об этом. Мне жаль не только себя, но и тебя.
— Какое мне дело до твоих семейных неурядиц?
— Ты отчасти повинна в этих неурядицах. Я не могу без тебя.
— Слишком поздно, Джордж. Я теперь замужем, и у меня хороший муж.
— А у меня хорошая жена, но без тебя я все равно не могу. И теперь я знаю то, что хотел узнать. Что и ты без меня — тоже.
— Нет.
— Да.
— Уходи.
— Еще не время уходить. Я еще должен показать тебе образцы.
— Ты с ума сошел!
— В некотором смысле — да. Голубой будет несколько дороже зеленого, миссис Брауер .
— Голубой дороже? Я этого не знала. Она пошла в подвал. Но ты уходи, слышишь?
— Уйду, но приду опять.
— Я не пущу. Велю тебя не пускать.
— Перестань, Лали. Мы же не дети. Это серьезно. Я ухожу, но не отступаюсь от тебя. Когда ты будешь готова встретиться со мной, пришли записку в Гиббсвиллский клуб.
— Встретиться с тобой? Где?
— Где угодно. Можно здесь, когда уедет Брауер. Приходится же ему иногда уезжать.
— Здесь? В этом доме? Прислуга живет у нас постоянно, она никуда не ходит.
— Уволь ее и найди другую, которая ночует у себя дома.
— Уходи, Джордж. Ты совсем рехнулся. Карл убьет нас обоих. Он любит меня.
— А я, думаешь, не люблю?
— Нет! Нет! Если бы любил, то оставил бы меня в покое.
— Если через две недели ты не дашь мне ответа, я опять приду.
— Не надо, Джордж, Пожалуйста. Не приходи больше.
Джордж вышел из дома и, ликуя, зашагал по направлению к площади. Ее слабость возвратила ему чувство уверенности в себе. Через восемь дней Лали прислала ему записку: «В четверг в девять часов вечера. Калитка в переулке, с другой стороны дома. Со стороны улицы не входи. — Л.».
В девять часов было еще светло, и он, подходя к ее дому, подумал, что было бы разумней войти с улицы, затененной деревьями, чем с переулка, где нет деревьев; но он решил не нарушать ее инструкций и, смело открыв калитку, пошел по уложенной кирпичной дорожке к заднему крыльцу. Его не удивило, что дверь перед ним распахнулась, как только он ступил на крыльцо. Но здесь его ожидал сюрприз: перед ним оказалась совсем не робкая растерянная девушка, которую он представлял в воображении. Лали закрыла за ним дверь и обняла его, подставив губы для поцелуя. По тому, как она прильнула к нему, он понял, что теперь уже ничто не будет сдерживать ее страсти. Если она решилась на свидание с ним при таких обстоятельствах, значит, готова на все.
— Пойдем наверх, — были ее первые слова, и она взяла его за руку.
Постель там была уже готова, комнату освещал прикрепленный к стене газовый рожок. Она развязала ему галстук и расстегнула верхние пуговицы белого полотняного жилета.
— Не надо, я справлюсь быстрее, — сказал он.
— Как хочешь. — Она села на стул и стала смотреть, как он раздевается. — Одежды на тебе — как на женщине. У меня и то меньше.
— Наверно, так оно и есть.
— А теперь я. — Она встала и расстегнула на себе платье из льняной ткани. Они снова обнялись, ее беззастенчивые порывистые движения возбуждали его.
— Пожалуй, нам лучше лечь, — сказала она и, расположившись на кровати, подперла ладонями груди, как бы целясь ими в Джорджа.
— Вообрази, что ты — грудной младенец.
— Уже вообразил, — сказал он.
Некоторое время она лежала, положив ему на голову руки, потом вдруг встрепенулась, не в силах больше сдерживать себя:
— Теперь сюда. Скорее. Ну, скорее же!
Джордж заспешил. Когда он овладел ею, она вскрикнула и произнесла что-то нечленораздельное, похожее на немецкие слова. В этот миг он с радостью подумал: как хорошо, что, когда Лали была еще девушкой и проводила с ним время в гостиной своего дома в Лебаноне, они ни разу не пошли дальше поцелуя! Хотя любовный экстаз прошел, она не переставала ласкаться, нежно целовала его губы, глаза, руки, грудь.
— О, я люблю тебя, я так тебя люблю!
— И я тебя, Лали, — сказал он, и это была правда.
Некоторое время они лежали не двигаясь.
— Я еще не видел тебя с распущенными волосами, — сказал он. — Ты чудесно выглядишь.
— Они закрывают груди. У тебя грудь голая, а у Карла — вся в волосах, словно в шубе, вывернутой мехом наружу. — Она улыбнулась.
— Чему ты улыбаешься?
— Ты подготовил меня для Карла, а Карл подготовил меня для тебя и ненавидит.
— Видимо, так.
— Ты избегаешь говорить о Карле, потому что не хочешь, чтоб я говорила о ней.
— А зачем нам о них говорить?
— Ты ее не любишь?
— Не надо, Лали.
— Ты ревнуешь меня к Карлу.
— Да.
— А я тебя — к ней… Он весь черный от волос, даже спина заросла. Я не люблю его, Джордж. А он и любит меня, и ненавидит.
— За что ему тебя ненавидеть? У тебя есть кто-нибудь, кроме меня?
— Нет, нет, нет! Никогда. Только ты. Я ему говорю: имей терпение. Имей терпение. А он — нет: едва переступит порог дома, как сразу — давай. Пойдем наверх, говорю я ему, а он уже не может.
— Неужели он…
— Да нет, у нас получается. Но я должна уже быть в постели. Если я в постели, то он прямо с работы — ко мне. Не раздеваясь. Имей терпение, говорю я ему, ведь не все же такие, как ты. А он похож на быка, да и хочет быть быком. Другие мужчины спрашивают его, когда у него будет ребенок, и он приходит домой злой. Хочет взвалить вину на меня, но знает, что я тут ни при чем, за это и ненавидит меня. И зачем это мужики его дразнят?
— Нехорошо.
— Почему ты пришел ко мне, Джордж?
— Соскучился.
— И я соскучилась. Но тебе, Джордж, тоже, может быть, надо набраться терпения.
— С ней?
— Да.
— Но разлюбить-то тебя я все равно не смогу, Лали.
— Она холодная?
— Я бы не сказал. Просто — не подходит мне.
— Она тебя боится? Как мужчину?
— Нет. Не в том дело.
— Скажи тогда, в чем. О себе-то я рассказала.
— Не хочу, Лали. Не принуждай меня говорить на эту тему.
— Разве можно принудить тебя к чему-нибудь против твоей воли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Мне нужно видеть миссис Брауер, — сказал он прислуге.
— Миссис Брауер или мистера Брауера? Если вы его хотите видеть, то он в конторе на Пенн-стрит.
— Нет, дело, по которому я пришел, касается миссис Брауер.
— Сейчас я ей скажу. Входите.
Через несколько минут к нему вышла Лали.
— Доброе утро, миссис Брауер. Я от фирмы Вонемейкера. — Эти слова предназначались для служанки.
Лали растерялась, но служанка, замешкавшаяся в холле, не видела ее лица.
— Ах, от Вонемейкера. Пройдите сюда, здесь мы можем поговорить.
Он вошел следом за ней в гостиную — длинную узкую комнату с единственной дверью.
— Принесли образцы? — громко спросила она.
— Они у меня в кармане.
Она понизила голос.
— Ты в своем уме? Говори скорее, если тебе нужно что-то сказать, и больше сюда не являйся.
— Долго я не пробуду.
— Ты ведь женат.
— А ты замужем. Женат. И жалею об этом. Мне жаль не только себя, но и тебя.
— Какое мне дело до твоих семейных неурядиц?
— Ты отчасти повинна в этих неурядицах. Я не могу без тебя.
— Слишком поздно, Джордж. Я теперь замужем, и у меня хороший муж.
— А у меня хорошая жена, но без тебя я все равно не могу. И теперь я знаю то, что хотел узнать. Что и ты без меня — тоже.
— Нет.
— Да.
— Уходи.
— Еще не время уходить. Я еще должен показать тебе образцы.
— Ты с ума сошел!
— В некотором смысле — да. Голубой будет несколько дороже зеленого, миссис Брауер .
— Голубой дороже? Я этого не знала. Она пошла в подвал. Но ты уходи, слышишь?
— Уйду, но приду опять.
— Я не пущу. Велю тебя не пускать.
— Перестань, Лали. Мы же не дети. Это серьезно. Я ухожу, но не отступаюсь от тебя. Когда ты будешь готова встретиться со мной, пришли записку в Гиббсвиллский клуб.
— Встретиться с тобой? Где?
— Где угодно. Можно здесь, когда уедет Брауер. Приходится же ему иногда уезжать.
— Здесь? В этом доме? Прислуга живет у нас постоянно, она никуда не ходит.
— Уволь ее и найди другую, которая ночует у себя дома.
— Уходи, Джордж. Ты совсем рехнулся. Карл убьет нас обоих. Он любит меня.
— А я, думаешь, не люблю?
— Нет! Нет! Если бы любил, то оставил бы меня в покое.
— Если через две недели ты не дашь мне ответа, я опять приду.
— Не надо, Джордж, Пожалуйста. Не приходи больше.
Джордж вышел из дома и, ликуя, зашагал по направлению к площади. Ее слабость возвратила ему чувство уверенности в себе. Через восемь дней Лали прислала ему записку: «В четверг в девять часов вечера. Калитка в переулке, с другой стороны дома. Со стороны улицы не входи. — Л.».
В девять часов было еще светло, и он, подходя к ее дому, подумал, что было бы разумней войти с улицы, затененной деревьями, чем с переулка, где нет деревьев; но он решил не нарушать ее инструкций и, смело открыв калитку, пошел по уложенной кирпичной дорожке к заднему крыльцу. Его не удивило, что дверь перед ним распахнулась, как только он ступил на крыльцо. Но здесь его ожидал сюрприз: перед ним оказалась совсем не робкая растерянная девушка, которую он представлял в воображении. Лали закрыла за ним дверь и обняла его, подставив губы для поцелуя. По тому, как она прильнула к нему, он понял, что теперь уже ничто не будет сдерживать ее страсти. Если она решилась на свидание с ним при таких обстоятельствах, значит, готова на все.
— Пойдем наверх, — были ее первые слова, и она взяла его за руку.
Постель там была уже готова, комнату освещал прикрепленный к стене газовый рожок. Она развязала ему галстук и расстегнула верхние пуговицы белого полотняного жилета.
— Не надо, я справлюсь быстрее, — сказал он.
— Как хочешь. — Она села на стул и стала смотреть, как он раздевается. — Одежды на тебе — как на женщине. У меня и то меньше.
— Наверно, так оно и есть.
— А теперь я. — Она встала и расстегнула на себе платье из льняной ткани. Они снова обнялись, ее беззастенчивые порывистые движения возбуждали его.
— Пожалуй, нам лучше лечь, — сказала она и, расположившись на кровати, подперла ладонями груди, как бы целясь ими в Джорджа.
— Вообрази, что ты — грудной младенец.
— Уже вообразил, — сказал он.
Некоторое время она лежала, положив ему на голову руки, потом вдруг встрепенулась, не в силах больше сдерживать себя:
— Теперь сюда. Скорее. Ну, скорее же!
Джордж заспешил. Когда он овладел ею, она вскрикнула и произнесла что-то нечленораздельное, похожее на немецкие слова. В этот миг он с радостью подумал: как хорошо, что, когда Лали была еще девушкой и проводила с ним время в гостиной своего дома в Лебаноне, они ни разу не пошли дальше поцелуя! Хотя любовный экстаз прошел, она не переставала ласкаться, нежно целовала его губы, глаза, руки, грудь.
— О, я люблю тебя, я так тебя люблю!
— И я тебя, Лали, — сказал он, и это была правда.
Некоторое время они лежали не двигаясь.
— Я еще не видел тебя с распущенными волосами, — сказал он. — Ты чудесно выглядишь.
— Они закрывают груди. У тебя грудь голая, а у Карла — вся в волосах, словно в шубе, вывернутой мехом наружу. — Она улыбнулась.
— Чему ты улыбаешься?
— Ты подготовил меня для Карла, а Карл подготовил меня для тебя и ненавидит.
— Видимо, так.
— Ты избегаешь говорить о Карле, потому что не хочешь, чтоб я говорила о ней.
— А зачем нам о них говорить?
— Ты ее не любишь?
— Не надо, Лали.
— Ты ревнуешь меня к Карлу.
— Да.
— А я тебя — к ней… Он весь черный от волос, даже спина заросла. Я не люблю его, Джордж. А он и любит меня, и ненавидит.
— За что ему тебя ненавидеть? У тебя есть кто-нибудь, кроме меня?
— Нет, нет, нет! Никогда. Только ты. Я ему говорю: имей терпение. Имей терпение. А он — нет: едва переступит порог дома, как сразу — давай. Пойдем наверх, говорю я ему, а он уже не может.
— Неужели он…
— Да нет, у нас получается. Но я должна уже быть в постели. Если я в постели, то он прямо с работы — ко мне. Не раздеваясь. Имей терпение, говорю я ему, ведь не все же такие, как ты. А он похож на быка, да и хочет быть быком. Другие мужчины спрашивают его, когда у него будет ребенок, и он приходит домой злой. Хочет взвалить вину на меня, но знает, что я тут ни при чем, за это и ненавидит меня. И зачем это мужики его дразнят?
— Нехорошо.
— Почему ты пришел ко мне, Джордж?
— Соскучился.
— И я соскучилась. Но тебе, Джордж, тоже, может быть, надо набраться терпения.
— С ней?
— Да.
— Но разлюбить-то тебя я все равно не смогу, Лали.
— Она холодная?
— Я бы не сказал. Просто — не подходит мне.
— Она тебя боится? Как мужчину?
— Нет. Не в том дело.
— Скажи тогда, в чем. О себе-то я рассказала.
— Не хочу, Лали. Не принуждай меня говорить на эту тему.
— Разве можно принудить тебя к чему-нибудь против твоей воли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140