Физическое влечение тоже было, но оно отошло на второй план. До тебя ни один мужчина не извращал всего, что бы я ни сказала, каждую, мелочь. Сначала я думала, что ты просто хочешь подразнить меня, превратить в шутку мои слова. Но потом почувствовала, что ты начал менять всю мою систему мышления.
— Позволь поправить тебя. Никакой системы мышления у тебя не было, хотя я мог бы помочь тебе разработать ее.
— Почему же не помог? — спросила она.
— Потому что ты привлекала меня физически.
— Это я знала. Но зачем же тебе понадобилось…
— Не понадобилось, а захотелось. Я решил жениться на тебе, а не просто завести с тобой роман. В моем возрасте мужчине пора знать, чего он хочет от женщины. Для романов существуют молодые девушки, и это естественно. Если же ты встретил женщину, физически привлекательную, зрелую. То сумей добиться от нее не просто возможности провести вместе несколько ночей в постели, а чего-то большего. Молодую девушку, если она ничего, кроме молодости, предложить не может, и за две-три ночи узнать нетрудно. А в опытной женщине, лет двадцать прожившей с мужчиной (или с мужчинами), нравится ужо не робость и застенчивость.
— Расскажи мне об Агнессе, — прервала его Джеральдина.
— Нет, я не стану рассказывать тебе об Агнессе… Впрочем, ладно. Но скажу лишь то, что относится к теме нашего разговора. У нее был острый ум, но она считала, что спать с мужчиной — грешно. Она была похотливая штучка, но думала только о себе. Считала, что меньше согрешит, если меньше доставит мужчине удовольствия.
— Как ты это обнаружил?
— Сотни раз я брал ее силой.
— Сотни раз?
— Каждый раз. Она не очень располагала к любви. Даже совсем не располагала. Вместо грудей — маленькие округлости, которых она стыдилась, поэтому не хотела никаких ласк. Наша любовь превращалась для меня в механический процесс. Я ее ненавидел, а она ненавидела меня.
— Почему же ты с ней не развелся?
— Я не хотел развода. Зато ходил к другим женщинам.
— Ты при любых обстоятельствах ходил бы.
— Без сомнения. Но Агнесса, по крайней мере, избавляла меня от угрызений совести. Надо отдать ей должное.
— Теперь я начинаю кое-что понимать.
— Может быть, ты мне скажешь, что именно?
— Ты говоришь, что у Агнессы был острый ум?
— Да.
— Значит, ты хотел, чтобы у меня был такой интеллект, который позволял бы тебе чувствовать свое превосходство. Тебе нужна была опытная женщина с интеллектом ребенка.
— Ты слишком скромна, моя милая.
— Вот здесь-то ты и ошибся, Джордж. Я знаю, что не обладаю острым умом, но женщина я зрелая. И я хочу сказать тебе кое-что. Мой не слишком острый ум полностью тебя постиг. Я хорошо знаю мужчин. Они выдают себя в постели.
— Я выдаю себя в постели? Впрочем, конечно, выдаю.
— Во всем остальном твой ум ставит тебя выше меня. Но не тогда, когда ты раздет.
— Верно. Стало быть, ты уже не боишься меня?
— Нет, боюсь. Меня все еще пугает то, что ты хочешь сделать со мной, когда мы не в постели.
— Что же, по-твоему, я хочу с тобой сделать?
— Ты хочешь выместить на женщинах свою обиду на Агнессу.
— Великолепно, моя дорогая! Уж не начиталась ли ты книг о сексе?
— Мне не нужно читать книг о сексе. То, что я прочла, не прибавило ничего к тому, что я знаю по личному опыту. От мужчин. Старье, как сейчас школьники говорят.
— Старье, пока тебя лично не коснется, — возразил Джордж. — В детстве тебе, наверно, приходилось читать про поцелуи, но когда сама первый раз поцеловалась с мальчишкой, то не назвала это старьем?
— Первый раз я по-настоящему поцеловалась не с мальчишкой, а со взрослым мужчиной, который лапал меня.
— Стало быть, все сразу.
— Не все сразу. Когда я выходила за Говарда, то была еще девушкой. Но я знала, что меня ждет.
— А он это знал?
— Он был удивлен.
— И доволен?
— Конечно, доволен.
— Ну да, мы все бываем довольны, — сказал Джордж. — Только непонятно почему. Ведь джентльмен, вернувшись из свадебного путешествия, вовсе не спешит объявить в клубе своим товарищам: «Знаете что? А Сюзи-то была девственница!»
— Так ведь то джентльмен, — сказала Джеральдина.
— А другие меня не интересуют. Теперь ты уже, конечно, поняла, что я — стопроцентный сноб. Вынужден им быть. Моему внуку не придется, а я вынужден.
— Твоему внуку, но не сыну?
— Мой сын умер.
— Что?
— Не понимай этого буквально. Он жив и здоров и уже миллионер, по словам молодого Хиббарда. Но он ушел из моей жизни и, видимо, никогда не вернется. Он nouveau-riche, выбился в люди самостоятельно. Ездит на «роллс-ройсе» и носит сапоги, подбитые гвоздями, щенок проклятый. Ну и черт с ним!
— Что с тобой? Я никогда не видела тебя таким раздраженным.
— А, иди ты к черту! — выпалил Джордж Локвуд и, резко поднявшись со стула, вышел из дому.
Через минуту за окном раздался глухой рокот «паккарда», и она услышала, как кусочки шлака, вылетавшие из-под колес, забарабанили о стену. Джордж Локвуд был не в духе.
Джордж Локвуд считал, что умение извлекать из жизни максимум того, что она может дать, сводится к умению извлекать максимум выгоды из людей; секрет же извлечения максимума выгоды из людей состоит в том, чтобы не тратить на них слишком много времени. Ни один мужчина и ни одна женщина не могут подолгу возбуждать интерес к себе. Женщина способна дать мужчине величайшее наслаждение, но физиологическая природа мужчин такова, что не позволяет женщине сохранить над ним власть после того, как его страсть прошла. Мужчина вынужден отступить, пока его энергия не восстановлена, причем восстановительный период иногда сокращается, если на смену одной женщине приходит другая.
Как бы то ни было, на Джеральдину он потратил слишком много времени. Он покинул свой дом в Шведской Гавани уже в ином, более приподнятом настроении, что, однако, объяснялось его решением уехать на несколько дней, а вовсе не тем, что у него прошел приступ раздражения. Тем более что раздражение вызывалось не столько поведением Джеральдины, сколько мыслями о сыне. Однако и Джеральдина достаточно ему насолила, так что он решил, что не мешает отдохнуть от нее несколько дней в Нью-Йорке. Поэтому Джордж тотчас поехал на вокзал и связался с Пенроузом по междугородному телефону.
— У меня сейчас нет времени на разговоры, но я прошу тебя позвонить мне в семь часов вечера домой, — сказал он.
— Что-нибудь стряслось? — спросил Пенроуз.
— Нет, все в порядке. Просто поговорить надо. Позвони мне в семь, когда я буду свободнее.
Ровно в семь часов, когда Джордж и Джеральдина собирались обедать, прислуга доложила Джорджу, что на проводе Пенроуз Локвуд, который хочет с ним поговорить.
— А, черт! — воскликнул Джордж. — Ты иди, Джеральдина, я сейчас.
— Твой суп остынет, — напомнила Джеральдина.
— Можно же что-нибудь сделать, чтоб он не остыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Позволь поправить тебя. Никакой системы мышления у тебя не было, хотя я мог бы помочь тебе разработать ее.
— Почему же не помог? — спросила она.
— Потому что ты привлекала меня физически.
— Это я знала. Но зачем же тебе понадобилось…
— Не понадобилось, а захотелось. Я решил жениться на тебе, а не просто завести с тобой роман. В моем возрасте мужчине пора знать, чего он хочет от женщины. Для романов существуют молодые девушки, и это естественно. Если же ты встретил женщину, физически привлекательную, зрелую. То сумей добиться от нее не просто возможности провести вместе несколько ночей в постели, а чего-то большего. Молодую девушку, если она ничего, кроме молодости, предложить не может, и за две-три ночи узнать нетрудно. А в опытной женщине, лет двадцать прожившей с мужчиной (или с мужчинами), нравится ужо не робость и застенчивость.
— Расскажи мне об Агнессе, — прервала его Джеральдина.
— Нет, я не стану рассказывать тебе об Агнессе… Впрочем, ладно. Но скажу лишь то, что относится к теме нашего разговора. У нее был острый ум, но она считала, что спать с мужчиной — грешно. Она была похотливая штучка, но думала только о себе. Считала, что меньше согрешит, если меньше доставит мужчине удовольствия.
— Как ты это обнаружил?
— Сотни раз я брал ее силой.
— Сотни раз?
— Каждый раз. Она не очень располагала к любви. Даже совсем не располагала. Вместо грудей — маленькие округлости, которых она стыдилась, поэтому не хотела никаких ласк. Наша любовь превращалась для меня в механический процесс. Я ее ненавидел, а она ненавидела меня.
— Почему же ты с ней не развелся?
— Я не хотел развода. Зато ходил к другим женщинам.
— Ты при любых обстоятельствах ходил бы.
— Без сомнения. Но Агнесса, по крайней мере, избавляла меня от угрызений совести. Надо отдать ей должное.
— Теперь я начинаю кое-что понимать.
— Может быть, ты мне скажешь, что именно?
— Ты говоришь, что у Агнессы был острый ум?
— Да.
— Значит, ты хотел, чтобы у меня был такой интеллект, который позволял бы тебе чувствовать свое превосходство. Тебе нужна была опытная женщина с интеллектом ребенка.
— Ты слишком скромна, моя милая.
— Вот здесь-то ты и ошибся, Джордж. Я знаю, что не обладаю острым умом, но женщина я зрелая. И я хочу сказать тебе кое-что. Мой не слишком острый ум полностью тебя постиг. Я хорошо знаю мужчин. Они выдают себя в постели.
— Я выдаю себя в постели? Впрочем, конечно, выдаю.
— Во всем остальном твой ум ставит тебя выше меня. Но не тогда, когда ты раздет.
— Верно. Стало быть, ты уже не боишься меня?
— Нет, боюсь. Меня все еще пугает то, что ты хочешь сделать со мной, когда мы не в постели.
— Что же, по-твоему, я хочу с тобой сделать?
— Ты хочешь выместить на женщинах свою обиду на Агнессу.
— Великолепно, моя дорогая! Уж не начиталась ли ты книг о сексе?
— Мне не нужно читать книг о сексе. То, что я прочла, не прибавило ничего к тому, что я знаю по личному опыту. От мужчин. Старье, как сейчас школьники говорят.
— Старье, пока тебя лично не коснется, — возразил Джордж. — В детстве тебе, наверно, приходилось читать про поцелуи, но когда сама первый раз поцеловалась с мальчишкой, то не назвала это старьем?
— Первый раз я по-настоящему поцеловалась не с мальчишкой, а со взрослым мужчиной, который лапал меня.
— Стало быть, все сразу.
— Не все сразу. Когда я выходила за Говарда, то была еще девушкой. Но я знала, что меня ждет.
— А он это знал?
— Он был удивлен.
— И доволен?
— Конечно, доволен.
— Ну да, мы все бываем довольны, — сказал Джордж. — Только непонятно почему. Ведь джентльмен, вернувшись из свадебного путешествия, вовсе не спешит объявить в клубе своим товарищам: «Знаете что? А Сюзи-то была девственница!»
— Так ведь то джентльмен, — сказала Джеральдина.
— А другие меня не интересуют. Теперь ты уже, конечно, поняла, что я — стопроцентный сноб. Вынужден им быть. Моему внуку не придется, а я вынужден.
— Твоему внуку, но не сыну?
— Мой сын умер.
— Что?
— Не понимай этого буквально. Он жив и здоров и уже миллионер, по словам молодого Хиббарда. Но он ушел из моей жизни и, видимо, никогда не вернется. Он nouveau-riche, выбился в люди самостоятельно. Ездит на «роллс-ройсе» и носит сапоги, подбитые гвоздями, щенок проклятый. Ну и черт с ним!
— Что с тобой? Я никогда не видела тебя таким раздраженным.
— А, иди ты к черту! — выпалил Джордж Локвуд и, резко поднявшись со стула, вышел из дому.
Через минуту за окном раздался глухой рокот «паккарда», и она услышала, как кусочки шлака, вылетавшие из-под колес, забарабанили о стену. Джордж Локвуд был не в духе.
Джордж Локвуд считал, что умение извлекать из жизни максимум того, что она может дать, сводится к умению извлекать максимум выгоды из людей; секрет же извлечения максимума выгоды из людей состоит в том, чтобы не тратить на них слишком много времени. Ни один мужчина и ни одна женщина не могут подолгу возбуждать интерес к себе. Женщина способна дать мужчине величайшее наслаждение, но физиологическая природа мужчин такова, что не позволяет женщине сохранить над ним власть после того, как его страсть прошла. Мужчина вынужден отступить, пока его энергия не восстановлена, причем восстановительный период иногда сокращается, если на смену одной женщине приходит другая.
Как бы то ни было, на Джеральдину он потратил слишком много времени. Он покинул свой дом в Шведской Гавани уже в ином, более приподнятом настроении, что, однако, объяснялось его решением уехать на несколько дней, а вовсе не тем, что у него прошел приступ раздражения. Тем более что раздражение вызывалось не столько поведением Джеральдины, сколько мыслями о сыне. Однако и Джеральдина достаточно ему насолила, так что он решил, что не мешает отдохнуть от нее несколько дней в Нью-Йорке. Поэтому Джордж тотчас поехал на вокзал и связался с Пенроузом по междугородному телефону.
— У меня сейчас нет времени на разговоры, но я прошу тебя позвонить мне в семь часов вечера домой, — сказал он.
— Что-нибудь стряслось? — спросил Пенроуз.
— Нет, все в порядке. Просто поговорить надо. Позвони мне в семь, когда я буду свободнее.
Ровно в семь часов, когда Джордж и Джеральдина собирались обедать, прислуга доложила Джорджу, что на проводе Пенроуз Локвуд, который хочет с ним поговорить.
— А, черт! — воскликнул Джордж. — Ты иди, Джеральдина, я сейчас.
— Твой суп остынет, — напомнила Джеральдина.
— Можно же что-нибудь сделать, чтоб он не остыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140