Можно ли принимать, не проверив, тех, кого пришлют из рот?
– А ты не жди Ратманова. Коли знаешь кого из матросов да мастеровых, записывай, назначай. Команда на тебе. Так и штабу велю передать от моего имени, – незаметно для себя перейдя на «ты», запросто сказал адмирал. И доверительно прибавил: – В свои руки коли дела не возьмешь, ничего не выйдет! Не так ли?
И хотя этим признанием он как бы умалял честь Ад­миралтейства, в котором служил, и свою, Лазарев благо­дарно улыбнулся и с облегчением ответил:
– Слушаюсь, ваше превосходительство.
Лазарев попрощался и вышел. В Адмиралтейств-кол­легий он не нашел чиновников, ведающих отправкой экс­педиции. Оставив рапорт о прибытии из отпуска, покинул здание.
Итак, он властен один, не дожидаясь старшего по экс­педиции, готовить корабли к походу!
Тот же извозчик дотащил Лазарева на Выборгскую. Маша встретила вопросом:
– Ну что? Видел корабли?
Она знала о том, как не терпится Михаилу побывать на кораблях, назначенных в плаванье, и спрашивала об этом так, словно корабли стояли где-то поблизости на Невке.
Она сидела на диване, совсем по-домашнему, в бархат­ном халате, опушенном беличьим мехом, как будто жила здесь не первый день. Это порадовало Михаила. А он-то думал, что сестре будет чуждовато, неприютно в его доме! Он вспомнил утренний разговор с ней и удивился: она была пытлива и насмешлива, а ведь, кажется, жила про­винциалкой… Или некое шестое чувство помогает ей разбираться в том, что может отпугнуть другого своей необычностью, или попросту все скрашивает ее милая девичья простота. Он подумал о том, что мало знает жен­щин и потому удивляется этой женской способности везде скрашивать жизнь своим присутствием. Вспомнил он и слова Головкина, сказанные как-то в своем кругу: «Мо­ряки пишут плохо, но чистосердечно, живут одиноко, но чувствуют остро, не избалованы и потому больше других стесняются женщин!»
Потом сестра раскладывала на тарелки гречишники и заправленную в уксусе стерлядь, принесенные денщи­ком из кухмистерской, разливала вино.
Он пообедал с сестрой, и только начало смеркаться, опять вышел из дома. Старик Паюсов ждал его и быстро повел лодку. В Рыбной слободе встретило их шумное сбо­рище обитателей этого дальнего района. Возле полуразру­шенного кирпичного завода, некогда при Петре поставляв­шего кирпич на постройку столицы, сошлись мастеровые и требовали у старосты отрядить их на работу в Охтин­ские мастерские. Один из мастеровых, вскочив на поваленную будку, кричал о том, что на Охте снаряжают в плаванье четыре корабля и подрядчики-немцы уже ведут туда своих людей, а им, слободским, несмотря на милость государыни, нет на корабли доступа.
Лазарев знал, о какой «государевой милости» идет речь. Лет тридцать назад, когда бились русские с турками на берегах Рымника, шведский король двинулся войной на Россию, и жители Рыбной слободы поголовно пошли в гребцы на гребную флотилию, охранявшую прибрежье и шхеры. С тех пор в слободе стоит поставленный Екате­риной памятник рыбакам, и о нем, поглядывая в ту сто­рону, напоминал мастеровой.
Лазарев присел на бревно, слушал. Староста, шуст­рый, остролицый старичок в чиновничьей фуражке, твер­дил:
– Казенных людей хватает. – И разводил руками.
Лазарев спросил мастеровых:
– Тиммерманы и купоры есть среди вас?
Голоса замолкли, из толпы не сразу ответили:
– Есть, ваше благородие, а что до кузнецов, так нигде лучше наших не сыщешь!
– То поглядеть надо, – намеренно недоверчиво про­тянул Лазарев.
– А вы, ваше благородие, не бойтесь! Всей слободой ответим за своего мастера. Ни в чем иноземцам не усту­пим.
– Так ли, староста?
– Бывает, ваше благородие, что и не уступят, – пое­жился староста. – Но ведь голь перекатная, сами посу­дите, а те мастера – люди приличные! Иные из Лондона да Копенгагена…
– А сам откуда? – прервал его Лазарев.
– Сам я тутошний, – в замешательстве буркнул ста­роста, колючим взглядом устремившись на офицера.
И вдруг кто-то из толпы тоненьким голосом пропел:
С деревни Лишней
Барона Клишни,
Приказчик верный
И врун безмерный!
– Прикажите им замолчать, ваше благородие! – роб­ко сказал староста. – Сил моих нет. У Остзейского ба­рона Клишни сколько работал, таких не встречал!
– Завтра на Охту десять мастеров пришлешь ко мне! – приказал Михаил Петрович, указывая на собрав­шихся. – И пусть сами выберут лучших – тиммерманов да кузнецов! Спросить лейтенанта Лазарева.
– Много благодарны, ваше благородие, – донеслось ему вслед.
И как вздох раздалось где-то сзади:
– Ла-за-рев.
Он хотел лишь узнать о мастерах, можно ли будет заменить ими недостающих и нерадивых, а вышло так, что в ссоре со старостой принял их сторону. Оказывается, не один десяток мастеровых слоняется без дела по городу. Он поймал себя на том, что сам бы с удовольствием при­нялся вместе с ними за работу. Странная, казалось бы, тяга к плотницкому труду для человека, которому делом жизни стала мореходная наука. Один вид недостроенного корабля таил в себе столько заманчивого, призывного к труду и плаванью!
На Охтинскую верфь прибыл Лазарев уже к вечеру. Шлюп «Восток» стоял в черной воде, – «полынной», как говорили здесь, – едко пахнущей ворванью и канифолью. Пусто было на палубе, поблескивающей медью крепле­ний, и, казалось, ветра просили приспущенные, поникшие паруса. Темные контуры опустевшего эллинга, из которого недавно вышел корабль, высились сзади и закрывали своей тенью палубу, как бы защищая ее от непогоды.
Корабль стоял, возвышаясь над низенькими домами и заборами, словно один перед всем миром, и было в его очертаниях что-то неизъяснимо печальное, напоминающее отставшего в пути человека. Рабочие уже разошлись. Матрос-охранник дремал в натопленной до зноя избенке.
Лазарев знал: зимой замирает верфь, но к весне во всем здешнем корабельном крае станет шумно. Явятся мастера в длиннополых сюртуках, похожие на купцов, каждый в сокровенном раздумье над закладкой нового корабля. Вспомнилось Лазареву, как, бывало, вычертит мастер на песке тростью «проэкторию» корабля, а подруч­ный наложит жерди по этим его линиям, приволокут тя­желую колоду в киль, на месте шпангоута кинут голые ветви и позовут рабочих. «Ведаете ли?» – спросит мастер старших. И самые опытные ответят: «Что укажешь, тому быть, а судить после будем». «Запоминайте», – ска­жет мастер. Редко мастера разговаривают меж собой о закладке, но вспоминают отошедшие в прошлое бриган­тины и кочи, которые когда-то строили.
Лазарев видел, что шлюп «Восток» построен по типу «Кастора» и «Полукса» – старых, давно знакомых ему кораблей.
«Мирного» на Охте не было. Он находился где-то в пути и, по словам Сарычева, еще меньше, чем «Восток», был приспособлен для дальнего плаванья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54