Право, без этих господ мертенсов, коли ими владеет трусость, лишь спокойнее будет на кораблях.
На этом предложении остановились, не преминув выругать Адмиралтейство, чересчур расположенное к ино­земцам. Не засильем ли иноземцев в Адмиралтействе объ­ясняется то, что к участию в экспедиции не привлекли отечественных ботаников? Они-то с охотой разделили бы тревоги и радости экспедиции. Ведь просились.
– Плохо, что ученые сами не сочли возможным всту­питься за своих коллег, – сказал Торсон.
– А, пожалуй, вы не правы, мой друг, – возразил Симонов. – Разве не живой мысли наших ученых обязаны мы нашим путешествием? Не отечественные ли ученые побудили правительство представить на утверждение го­сударя маршрут нашей экспедиции?
Вскоре датский натуралист, увезенный родственни­ками, мог возвратиться домой – русские корабли поки­нули Копенгагенский рейд.
В этот день Симонов, доканчивая письмо родным, приписал:
«В пловучем лицее сем отныне я не ограничен задачами астрономическими, а скорее уподоблен Колумбу в природоведении, ибо то, что должен увидеть и засвидетельство­вать, ново не только для моряков, но, боюсь, и для меня!.. Уже и естественник, ботаник. Не правда ли, очень скоро?»
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Десятью днями позже корабли «южной» и «северной» экспедиций встали на якорь в Портсмуте.
Велика была радость участников экспедиций, когда на Спитхетском рейде, уже подходя к Портсмуту, увидели они возвращающийся из кругосветного путешествия рус­ский шлюп «Камчатка». Отсалютовав ему флагами, «Восток» и «Мирный» тотчас же бросили якоря рядом с ним.
Михаил Петрович, отдав распоряжения по кораблю, хотел было спуститься в ялик, чтобы подойти к «Камчат­ке», но заметил лодку, отошедшую от «Благонамеренно­го», и решил ее подождать.
С «Камчатки» нетерпеливо махали платками, фураж­ками и что-то кричали. Был полдень, и на всех военных кораблях, стоявших на рейде, отбивали склянки.
В лодке, торопившейся к «Мирному», был Алексей Лазарев. Легко поднявшись по трапу и ответив на привет­ствие вахтенного начальника, он быстро подошел к брату.
– Там ведь Головнин! – сказал он, запыхавшись, ука­зывая взглядом на «Камчатку». – Есть ли у нас на флоте более интересный человек? Кто не мечтал служить у него? Там же на «Камчатке» Матюшкин и мичманы Литке и Врангель.
Двух последних Алексей помнил по корпусу, вместе были на выпускном вечере уже офицерами.
– Знаю Матюшкина. Понафидин мне о нем говорил. И встречал его, помню. Какой, впрочем, моряк из лицеи­ста!
Михаил Петрович замялся, лицо его приняло знако­мое брату выражение вежливой настороженности.
– Может быть, любовь к морю переделывает чело­века, – добавил он.
Еще издали братья увидели на палубе «Камчатки» мо­гучую, немного грузную фигуру Головнина и офицеров, стоявших возле него. Лазаревы считали долгом предста­виться Головнину, не дожидаясь, пока он выйдет к ним навстречу, – этого требовал этикет и признание старшин­ства. Но, кажется, Головнин спустился к себе…
«Хорошо, что Головнин ушел с палубы, – думает Алексей Лазарев, – в каюте, не на людях, легче знако­миться».
Мичман Матюшкин, вахтенный офицер, еле удержался, чтобы не обнять их, встретив у трапа, покраснел, развел руками, сказал радостно:
– А мы в Россию!..
Михаил Петрович заметил смущение «моряка из лице­истов» и его манеру говорить слишком независимо и по-детски доверительно, и то, как он прятал назад руки с ко­роткими пухлыми пальцами. Однако виду не подал, а чет­ко представился и пошел вместе с братом Алексеем за ним следом, чувствуя на себе внимательные взгляды ма­тросов.
Мичман привел их в каюту командира и, откланяв­шись, вышел. Головнин усадил гостей в кресла и, не ожи­дая расспросов о Российско-американской компании, тут же сказал Михаилу Петровичу:
– Баранов-то умер. Думаю, через неделю сюда «Ку­тузов» придет под командой Гагемейстера. Везли они пра­вителя, да не довезли, скончался старик, перед тем болел долго…
Это сообщение ошеломило Лазарева. С правителем зе­мель Российско-американской компании он крупно по­вздорил три года назад, командуя «Суворовым», и по воз­вращении писал на него жалобу. О ссоре их было широко известно в кругах, близких к Адмиралтейству. Баранов казался ему «двужильным», крепким, выносливым. Упре­кая Баранова в своевольничанье, подчас в жестокости к тем, кто ему не повиновался, Лазарев отдавал должное бескорыстию его и преданности делу. И вдруг – смерть!
– Что же, похоронили Баранова? – спросил Лазарев глухо.
– Да, похоронили, как моряка, в море. В Петербург только кое-какие вещи его придут и письма, но передавать их некому. Семьи у Баранова не было. Племянник, гово­рят, жил с ним, и тот умер. – Помолчав, Головнин рас­сказал о том новом, что произошло за последнее время в колониях Российско-американской компании. В пись­менном столе он держал только что составленное им, по требованию министра, донесение о ее деятельности. Для этого и ходил туда на «Камчатке».
Все это живейшим образом интересовало моряков. Головнин говорил едко, изредка поглядывая на Алексея Ла­зарева. В настороженном, почтительном внимании, с кото­рым слушал его молодой лейтенант, Головнину что-то не нравилось. Под конец он спросил Алексея:
– А вы что расскажете?
Узнав о том, куда идут корабли, весь преобразился. Он молодо вскочил с кресла и, позвав матроса, велел пригласить к себе мичманов Литке, Врангеля и Матюшкина.
– Знаете ли, куда снаряжены корабли? – громко, с сияющими глазами, удивив Михаила Петровича живостью движений, спросил он, едва офицеры вошли в каюту. – Россия-то-матушка на какой подвиг решилась. Вот бы, Федор Федорович, вам туда, да и вам, Федор Петро­вич, – обратился он к Матюшкину и Литке. И усмехнул­ся, повернувшись к братьям Лазаревым: – Вот оказия – три Федора, изволите видеть, у нас на «Камчатке»: Фер­динанд Врангель тоже в кадетском корпусе Федором себя нарек. Три святителя! Самые молодые на корабле и рев­ностные моряки. Так вот, господа, – заключил он делови­то, обращаясь к мичманам, – прошу сегодня чествовать на «Камчатке» гостей с «Востока» и «Мирного», а будет возможно и с двух других кораблей офицеров к нам при­гласить. Я же отправляюсь с визитом к Фаддею Фадде­евичу Беллинсгаузену и тотчас явлюсь от него, как только испрошу разрешение на задуманное нами.
До вечера братья Лазаревы пробыли на «Камчатке», послав отсюда коротенькие записки на свои корабли. И первому мичману из лицеистов, чего еще не ведала морская история, пришлось рассказывать гостям о всем виденном им в странах Нового Света.
Астроном Симонов осторожно спросил Матюшкина, действительно ли он учился в лицее и знает юного поэта Пушкина. Лейтенант Торсон мимоходом осведомился о брате Пушкина, Левушке, которого приходилось ему встречать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54