Потом писал, что замеченная им птица прилетела издалека, отдыхая в пути на плавающих льдах.
– А вы какой опыт проделываете?
– Окажу, когда кончу, – мягко, но решительно отве­тил астроном. – Пока же замечу: выпускали мы птиц на другие льдины, наблюдая, полетят ли они с них или нет. Коли залетели сами к нам издалека, а по силе крыльев это предположить можно, то инстинктивно они должны поры­ваться улететь. Если же занесены льдиной, – будут спокой­нее, а если с берега – так совсем им спешить некуда.
– Софистика, Иван Михайлович, – усмехнулся Бел­линсгаузен. Из осторожности он мнил себя врагом всяких «относительных предположений». – Недоказуемо. А в об­щем пытайтесь. Григорию Ивановичу Лангсдорфу я верю. – Он перевел взгляд на Лазарева. – Хвалю за то, что к длительным испытаниям готовы. Не путники мы, не про­езжие, а осаждаем ледовую крепость. Так мыслю себе на­ше занятие здесь.
– Слышишь? – шепнул Торсом Новосильскому. – Что я тебе говорил?
Офицеры молчали. Мимо двери кают-компании два матроса торопливо пронесли на медном подносе раскален­ное докрасна пушечное ядро.
– Помогает? – мельком опросил Лазарева Беллинс­гаузен, скосив глаза в сторону матросов.
– Мало, но все же сушит, – ответил Михаил Петро­вич. – В трюме сырость такая, что с потолков течет. Простыни и одеяла мокрые. Коку разрешил в камбузе белье сушить.
– На «Востоке» так же, – проронил Беллинсгаузен. – От туманов не спастись. – Он поискал взглядом док­тора: – Нет господина Галкина? Его бы послушать.
– Алхимиком стал наш доктор! – шутливо заявил Лазарев. – Целыми днями сидит у себя и что-то над бан­ками колдует. Новое лекарство для команды готовит. От озноба, малярии, ревматизма. В этих краях, докладывали мне, медики еще практики не имели.
В кают-компании рассмеялись.
– А с Куком медик ходил? Лечить умел ли? – спро­сил кто-то.
Ему не ответили, Беллинсгаузен тихо заметил:
– Сравнения сами «по себе не всегда ведь полезны… Мало ли что было на кораблях Кука! Не кажется ли вам, господа, что воспоминания о Куке порой ложатся грузом на нашу память. Все ведь иное у нас – и характер, и на­выки… А есть любители сравнивать!
Лазарев благодарно взглянул на него и сдержанно подтвердил:
– Поистине грузом ложатся на память эти воспоми­нания, господа, а главное, в случаях неудач лазейку дают нам: дескать, не мы одни неудачливы, но и Кук! А чему учиться следовало у Кука, мы не отвергли… Вот от бед­ности в плотниках страдал его корабль, каждую поломку на берегу приходилось чинить. У нас, не в похвальбу будь помянуто, Май-Избай и Скукка живут на корабле, как на верфи, и «Мирный» для них – почти что корабельная верфь!..
– И работают себе будто дома… Им и невдомек под­час, что корабль наш затерян где-то у высоких широт, – усмехнулся Новосильский.
– Затерян ли? – скосил взгляд Лазарев. – Пожалуй, нет такого слова в их языке?.. – Но подумав о Берни­кове, об Игнатьеве, о тех, кого сломило чувство «затерян­ности» в океане, сказал, не повышая голоса: – За «зате­рянных» с офицеров взыщу. Все матросы к господам офи­церам записаны ныне повзводно. Не упустил я и господи­на Симонова. К нему для занятий матрос Анохин отпущен. Лейтенанту же Торсону за матроса Киселева спасибо! Ма­трос этот в кубрике рассказами своими боцмана затмил. Благодаря ему на досуге в кубрике, как в ланкастерской школе, все грамоту учат!
– Трудно было бы доложить Адмиралтейству, какие на корабле новшества ввели! – доверительно сказал Беллинсгаузен. – Многое не по ранжиру! Слава богу, докладывать пока некому! – Он улыбнулся. – Не пора ли домой? – Беллинсгаузен привстал с кресла. – Прика­жите, Михаил Петрович, катеру подойти. Ныне расстаемся с вами ненадолго, а вот недели через две, думаю, пойдем порознь. Тогда перед разлучением всех вас, господа офи­церы, на «Восток» попрошу…
Пропустив вперед Беллинсгаузена, офицеры вышли на палубу. Корабли стояли на якоре в двух милях один от другого. Слева наплывал на «Мирный», заслоняя свет луны и приближая с собой мрак и холод, громадный айсберг. Он двигался медленно и упорно, и хотя матросы знали, что он не дойдет до корабля, а упрется в ледяное поле, прикрывающее корабль с той стороны, чувство тре­воги овладело ими.
– Не расшиб бы нас, ваше благородие, – вполголоса сказал вахтенный матрос Торсону.
Катер ждал офицеров «Востока» у борта. Айсберг откачнулся. Из-за его вершины ударил по кораблю фиоле­товый столб света. Негреющее южное сияние, то охваты­вающее с края весь небосвод, то искрящееся над морем ломаными лучами радуги, то сходящееся в отдалении вен­чиком бледнопалевых закатных теней, пролило сейчас над кораблем случайный свой свет. Гребец, ставший мгно­венно синим, растерянно озирался.
Беллинсгаузен, подходя к трапу, мимоходом спросил Симонова:
– А определять лучи можете? Ведь какие-то проро­чат смерчи, какие-то – тепло.
Астроном начал было:
– Останьтесь, Фаддей Фаддеевич. Все поясню…
– Нет, голубчик, в другой раз, тороплюсь. – Беллинс­гаузен остановился у трапа. – Вот если бы отражение не­известной нам земли можно было найти в этих лучах…
Астроном согласился:
– О том и я, Фаддей Фаддеевич, не раз помышлял. Изучение миражей и образования теней в море могло бы помочь нам в догадках об этой земле. Но другие признаки ее, разрешу себе повториться, более доступны нашему пониманию: льдообразование, полет птиц… Я уверен, что если хоть один остров найдем в тех широтах, следова­тельно, где-то вблизи него лежит материк.
Беллинсгаузен хотел было спускаться, но последние слова Симонова вновь заставили его остановиться.
– Вы уверены в этом? – поинтересовался он. – Ста­ло быть, остров не может быть только выступом камней, вулканическим остатком, своего рода случайностью. Остров преддверие материка?
По тому, как Беллинсгаузен заговорил об этом, уче­ный понял, что начальник экспедиции рад подтверждению каких-то его собственных, еще не высказанных мыслей. А между тем, сидя в кают-компании час назад, он не обро­нил по этому поводу ни слова.
– Хорошо вы сказали!.. – донесся до Симонова голос Фаддея Фаддеевича, спускавшегося к катеру. – Очень верно, по-моему.
Симонов склонился в легком поклоне, забыв, что Бел­линсгаузен уже не может его видеть, и движение это, чуть растерянное и благодарное, вызвало легкую улыбку вах­тенного офицера.
Катер отчалил. Люди жмурились от яркого, режущего глаза света. Всем хотелось сейчас, чтобы айсберг повер­нулся и закрыл их исполинской своей тенью. Плеск весел удалявшейся шлюпки был уже еле слышен, и шлюпка, на­зывали ее катером, казалась совсем маленькой, почти незаметной, как путник у подножья крутой горы.
В трюмах капала вода. Ядра, остывая, шипели. Чуть поскрипывали мачты, нарушая тишину глухого ледового покоя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54