потом истошный крик Андре заглушил все другие звуки.
– Что такое? – спросил Бальзамо. – Почему открылась дверь?
– Нас подслушивали? – вскричал Филипп, хватаясь за шпагу.
– Это был он, – проговорила Андре, – опять он!
– Кто он?
– Жильбер, все он же! Ведь ты убьешь его, правда, Филипп? Ты его убьешь?
– Да, да, да! – воскликнул молодой человек. Он бросился в переднюю, не выпуская из рук шпагу, Андре снова рухнула на софу.
Бальзамо побежал за молодым человеком и схватил его за руку.
– Остановитесь, сударь! – предупредил он. – Тайное станет явным. Уже утро, а слухи в королевских домах распространяются быстро!
– Жильбер, – шептал Филипп, – Жильбер спрятался и подслушивал нас! Ведь я еще раньше мог его убить! Будь ты проклят, негодяй!
– Успокойтесь! Вы еще встретитесь с ним. Сейчас вам необходимо позаботиться о сестре. Видите, как она устала от пережитых волнений.
– Да, я понимаю, она, должно быть, невыносимо страдает, мне самому очень тяжело. Какое страшное, непоправимое горе! Я этого не вынесу!
– Вы ради нее должны жить, шевалье, вы нужны ей, ведь у нее, кроме вас, никого нет: любите ее, жалейте, берегите! А теперь, – продолжал он после некоторого молчания, – я вам больше не нужен, не правда ли?
– Нет, сударь! Простите мне мою подозрительность, мои оскорбления. Впрочем, все зло исходит от вас.
– Я и не пытаюсь оправдываться, шевалье. Однако, разве вы забыли, что сказала ваша сестра?..
– А что она сказала? У меня голова идет кругом.
– Если бы я не пришел, она выпила бы воду с подмешанным Николь зельем, и тогда на месте Жильбера оказался бы король. Разве, по-вашему, это было бы меньшее несчастье?
– Нет, сударь, все равно… Я вижу, что мы были обречены. Разбудите мою сестру.
– Она меня увидит и, возможно, догадается, что здесь произошло. Будет лучше, если я разбужу ее так же, как и усыпил: на расстоянии.
– Благодарю вас, благодарю!
– Прощайте, сударь.
– Еще одно слово, граф. Надеюсь, вы – порядочный человек.
– Вы имеете в виду молчание?
– Граф…
– Об этом не стоит говорить. Во-первых, я – дворянин; во-вторых, я решил совсем удалиться от людей, скоро я позабуду их вместе с их тайнами. Впрочем, если я когда-нибудь вам понадоблюсь, вы всегда можете на меня рассчитывать. Да нет, нет, я ни на что больше не способен, я ничего больше не значу на этой земле. Прощайте, сударь, прощайте!
Поклонившись Филиппу, Бальзамо еще раз взглянул на Андре: голова ее была запрокинута; по всему было видно, что она очень утомлена и тяжко страдает.
– О наука! – пробормотал он. – Сколько жертв ради ничтожной цели!
Он исчез.
По мере того, как он удалялся, Андре оживала. Она с трудом приподняла тяжелую, будто свинцом налитую голову и с удивлением посмотрела на брата.
– Филипп! – прошептала она. – Что здесь произошло?
Филипп подавил душившие его слезы и через силу улыбнулся.
– Ничего, сестренка, – отвечал он.
– Ничего?
– Да.
– А мне показалось, что я сошла с ума и бредила!
– Бредила? И что тебе пригрезилось в бреду, дорогая моя Андре?
– Я видела во сне доктора Луи.
– Андре! – воскликнул Филипп, пожимая ей руку. – Ты чиста, словно солнечный луч. Однако все против тебя, все готово тебя погубить. Мы связаны с тобой ужасной тайной. Я пойду к доктору Луи и попрошу его сказать ее высочеству, что ты больна оттого, что очень скучаешь по родным местам и что тебе необходимо пожить в Таверне. А потом мы уедем – либо в Таверне, либо еще куда-нибудь. Мы будем жить друг для друга, любя и утешая один другого…
– Брат! Если я чиста, как ты говоришь… – начала было Андре.
– Дорогая Андре! Я объясню тебе все это потом, а пока готовься к отъезду.
– А как же отец?
– Отец? – мрачно переспросил Филипп. – Это мое дело, я сам его приготовлю.
– Так он поедет с нами?
– Отец? Нет, это совершенно невозможно! Нет, Андре, мы с тобой уедем одни, только ты и я.
– Ты меня пугаешь, друг мой! Мне страшно, брат! Ах, как я страдаю, Филипп.
– С нами Бог, Андре, – проговорил молодой человек. – Ну, мужайся. Я бегу к доктору, а ты, Андре, хорошенько запомни: ты заболела от тоски по Таверне и скрывала это от ее высочества. Соберись с силами, сестричка! Это вопрос чести для нас обоих!
Филипп поцеловал сестру и торопливо отвернулся, он задыхался.
Потом он подобрал оброненную шпагу, дрожащей рукой вложил ее в ножны и бросился к лестнице.
Спустя четверть часа он уже стучался в дверь доктора Луи; все время, пока двор находился в Трианоне, доктор жил в Версале.
Глава 33.
САДИК ДОКТОРА ЛУИ
Доктор Луи, у двери дома которого мы оставили Филиппа, гулял в небольшом садике, окруженном со всех четырех сторон высокими стенами; сад этот был когда-то частью угодий старого монастыря урсулинок, превращенного позднее в фуражный амбар для королевских драгунов.
Доктор Луи читал на ходу пробный оттиск своего нового труда; время от времени он наклонялся и вырывал сорняк либо в аллее, по которой он прохаживался взад и вперед, либо с одной из клумб, расположенных по обе стороны от него; эти сорняки раздражали его нарушением симметрии и порядка.
Единственная служанка, на попечении которой находилось все хозяйство доктора, была ворчуньей, как это частенько бывает с услужающими у трудолюбивых господ, которые не любят, чтобы их беспокоили по пустякам.
Когда под рукой Филиппа звякнул бронзовый молоток, служанка подошла к двери и приотворила ее.
Не вступая с ней в переговоры, молодой человек толкнул дверь и вошел. Оказавшись в аллее, он окинул взглядом сад и увидел доктора.
Не обращая внимания на возмущенные крики бдительной сторожихи, он поспешил в сад.
На шум его шагов доктор поднял голову.
– А! Это вы?! – спросил он.
– Прошу прощения, доктор, за то, что я проник к вам незваный и нарушил ваше одиночество. Однако наступила та самая минута, которую вы предвидели: вы мне очень нужны, я пришел к вам за помощью.
– Я обещал вам помочь, – отвечал доктор, – и я весь к вашим услугам.
Филипп поклонился. Он был слишком взволнован, чтобы самому начать разговор.
Доктор Луи понял причину его молчания.
– Как чувствует себя больная? – спросил он, обеспокоенный бледностью Филиппа и предстоявшим исходом драмы.
– Очень хорошо, слава Богу! Моя сестра – столь достойная и честная девушка, доктор, что было бы, признаться, несправедливо, если бы Господь послал ей страдание или навлек на нее какую-нибудь опасность!
Доктор вопросительно посмотрел на Филиппа: его слова, как ему казалось, противоречили тому, что он говорил накануне.
– Так, значит, она стала жертвой чьих-нибудь козней или попала в ловушку?
– Да, доктор, она – жертва неслыханных козней, она попала в страшную ловушку.
Доктор прижал руки к груди и поднял глаза к небу.
– Увы, в этом смысле мы живем в ужасное время!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
– Что такое? – спросил Бальзамо. – Почему открылась дверь?
– Нас подслушивали? – вскричал Филипп, хватаясь за шпагу.
– Это был он, – проговорила Андре, – опять он!
– Кто он?
– Жильбер, все он же! Ведь ты убьешь его, правда, Филипп? Ты его убьешь?
– Да, да, да! – воскликнул молодой человек. Он бросился в переднюю, не выпуская из рук шпагу, Андре снова рухнула на софу.
Бальзамо побежал за молодым человеком и схватил его за руку.
– Остановитесь, сударь! – предупредил он. – Тайное станет явным. Уже утро, а слухи в королевских домах распространяются быстро!
– Жильбер, – шептал Филипп, – Жильбер спрятался и подслушивал нас! Ведь я еще раньше мог его убить! Будь ты проклят, негодяй!
– Успокойтесь! Вы еще встретитесь с ним. Сейчас вам необходимо позаботиться о сестре. Видите, как она устала от пережитых волнений.
– Да, я понимаю, она, должно быть, невыносимо страдает, мне самому очень тяжело. Какое страшное, непоправимое горе! Я этого не вынесу!
– Вы ради нее должны жить, шевалье, вы нужны ей, ведь у нее, кроме вас, никого нет: любите ее, жалейте, берегите! А теперь, – продолжал он после некоторого молчания, – я вам больше не нужен, не правда ли?
– Нет, сударь! Простите мне мою подозрительность, мои оскорбления. Впрочем, все зло исходит от вас.
– Я и не пытаюсь оправдываться, шевалье. Однако, разве вы забыли, что сказала ваша сестра?..
– А что она сказала? У меня голова идет кругом.
– Если бы я не пришел, она выпила бы воду с подмешанным Николь зельем, и тогда на месте Жильбера оказался бы король. Разве, по-вашему, это было бы меньшее несчастье?
– Нет, сударь, все равно… Я вижу, что мы были обречены. Разбудите мою сестру.
– Она меня увидит и, возможно, догадается, что здесь произошло. Будет лучше, если я разбужу ее так же, как и усыпил: на расстоянии.
– Благодарю вас, благодарю!
– Прощайте, сударь.
– Еще одно слово, граф. Надеюсь, вы – порядочный человек.
– Вы имеете в виду молчание?
– Граф…
– Об этом не стоит говорить. Во-первых, я – дворянин; во-вторых, я решил совсем удалиться от людей, скоро я позабуду их вместе с их тайнами. Впрочем, если я когда-нибудь вам понадоблюсь, вы всегда можете на меня рассчитывать. Да нет, нет, я ни на что больше не способен, я ничего больше не значу на этой земле. Прощайте, сударь, прощайте!
Поклонившись Филиппу, Бальзамо еще раз взглянул на Андре: голова ее была запрокинута; по всему было видно, что она очень утомлена и тяжко страдает.
– О наука! – пробормотал он. – Сколько жертв ради ничтожной цели!
Он исчез.
По мере того, как он удалялся, Андре оживала. Она с трудом приподняла тяжелую, будто свинцом налитую голову и с удивлением посмотрела на брата.
– Филипп! – прошептала она. – Что здесь произошло?
Филипп подавил душившие его слезы и через силу улыбнулся.
– Ничего, сестренка, – отвечал он.
– Ничего?
– Да.
– А мне показалось, что я сошла с ума и бредила!
– Бредила? И что тебе пригрезилось в бреду, дорогая моя Андре?
– Я видела во сне доктора Луи.
– Андре! – воскликнул Филипп, пожимая ей руку. – Ты чиста, словно солнечный луч. Однако все против тебя, все готово тебя погубить. Мы связаны с тобой ужасной тайной. Я пойду к доктору Луи и попрошу его сказать ее высочеству, что ты больна оттого, что очень скучаешь по родным местам и что тебе необходимо пожить в Таверне. А потом мы уедем – либо в Таверне, либо еще куда-нибудь. Мы будем жить друг для друга, любя и утешая один другого…
– Брат! Если я чиста, как ты говоришь… – начала было Андре.
– Дорогая Андре! Я объясню тебе все это потом, а пока готовься к отъезду.
– А как же отец?
– Отец? – мрачно переспросил Филипп. – Это мое дело, я сам его приготовлю.
– Так он поедет с нами?
– Отец? Нет, это совершенно невозможно! Нет, Андре, мы с тобой уедем одни, только ты и я.
– Ты меня пугаешь, друг мой! Мне страшно, брат! Ах, как я страдаю, Филипп.
– С нами Бог, Андре, – проговорил молодой человек. – Ну, мужайся. Я бегу к доктору, а ты, Андре, хорошенько запомни: ты заболела от тоски по Таверне и скрывала это от ее высочества. Соберись с силами, сестричка! Это вопрос чести для нас обоих!
Филипп поцеловал сестру и торопливо отвернулся, он задыхался.
Потом он подобрал оброненную шпагу, дрожащей рукой вложил ее в ножны и бросился к лестнице.
Спустя четверть часа он уже стучался в дверь доктора Луи; все время, пока двор находился в Трианоне, доктор жил в Версале.
Глава 33.
САДИК ДОКТОРА ЛУИ
Доктор Луи, у двери дома которого мы оставили Филиппа, гулял в небольшом садике, окруженном со всех четырех сторон высокими стенами; сад этот был когда-то частью угодий старого монастыря урсулинок, превращенного позднее в фуражный амбар для королевских драгунов.
Доктор Луи читал на ходу пробный оттиск своего нового труда; время от времени он наклонялся и вырывал сорняк либо в аллее, по которой он прохаживался взад и вперед, либо с одной из клумб, расположенных по обе стороны от него; эти сорняки раздражали его нарушением симметрии и порядка.
Единственная служанка, на попечении которой находилось все хозяйство доктора, была ворчуньей, как это частенько бывает с услужающими у трудолюбивых господ, которые не любят, чтобы их беспокоили по пустякам.
Когда под рукой Филиппа звякнул бронзовый молоток, служанка подошла к двери и приотворила ее.
Не вступая с ней в переговоры, молодой человек толкнул дверь и вошел. Оказавшись в аллее, он окинул взглядом сад и увидел доктора.
Не обращая внимания на возмущенные крики бдительной сторожихи, он поспешил в сад.
На шум его шагов доктор поднял голову.
– А! Это вы?! – спросил он.
– Прошу прощения, доктор, за то, что я проник к вам незваный и нарушил ваше одиночество. Однако наступила та самая минута, которую вы предвидели: вы мне очень нужны, я пришел к вам за помощью.
– Я обещал вам помочь, – отвечал доктор, – и я весь к вашим услугам.
Филипп поклонился. Он был слишком взволнован, чтобы самому начать разговор.
Доктор Луи понял причину его молчания.
– Как чувствует себя больная? – спросил он, обеспокоенный бледностью Филиппа и предстоявшим исходом драмы.
– Очень хорошо, слава Богу! Моя сестра – столь достойная и честная девушка, доктор, что было бы, признаться, несправедливо, если бы Господь послал ей страдание или навлек на нее какую-нибудь опасность!
Доктор вопросительно посмотрел на Филиппа: его слова, как ему казалось, противоречили тому, что он говорил накануне.
– Так, значит, она стала жертвой чьих-нибудь козней или попала в ловушку?
– Да, доктор, она – жертва неслыханных козней, она попала в страшную ловушку.
Доктор прижал руки к груди и поднял глаза к небу.
– Увы, в этом смысле мы живем в ужасное время!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183