Из сказанного следует: семья Лены - не семья вовсе, а случайные люди, которые пригрели Лену, чтобы использовать в своих контрреволюционных целях. Эти "родители" успели скрыться, Лену же удалось задержать. Однако в спешке были забыты крайне важные вражеские документы, и Лена, не имея опоры ни в ком, кроме потенциального врага Дерябина, сумела передать последнему пакет с этими документами. Для передачи была привлечена девочка и вовсе не из "того же самого дома, где жила Лена" - как показал на следствии Дерябин, а курьер организации, используемый втемную, по образу и подобию детей-героев времен Гражданской. Вот, теперь группа розыска в лице означенных: Кузовлевой и Федорчука "вышли" на еще "одно лицо".
- Серафима Петровна - это ваше настоящее имя? - бодро осведомляется Федорчук, вынимая из кармана блокнот и авторучку. Он собирается записывать "показания"...
А мне кажется, что никак не кончится ночной кошмар. Тяжкий бред...
- Ты, дурак, начитался журнала "Пионер" - о Павлике Морозове? - Мой голос дрожит, я понимаю, что сейчас, немедленно, свалю его со стула ударом кулака. Что бы потом ни сказал Андрей Федорович.
- Успокойся... - Серафима поглаживает меня по руке. - Продолжим, мне очень интересно... Да, это настоящее имя.
Федорчук записывает. Теперь спрашивает Кузовлева. Зоя. Какое похабное имя - в уличных частушках треплют с утра до ночи. Зою. И начальника милиции. Видимо, было что-то, когда-то. Ну, ясно: с другой Зоей. И неизвестным начальником. Они, кажется, любили друг друга. Но улица таких нежных слов не признает...
- Вы подтверждаете свою связь с Леной, ее окружением, а также контрреволюционной деятельностью... - Кузовлева в экстазе.
- Остановись... - мрачнеет Серафима Петровна. - Остановись. Теперь буду говорить я.
- Это еще по какому праву?! - кричит Федорчук. Они здорово вошли в свои роли...
- По праву хозяйки дома, - отвечает с достоинством. - Я расскажу вам чистую правду. Я по образованию - психолог. Объяснять долго и не нужно. Психологию, кратко, интересует состояние души человеческой и причины, это состояние породившие. Таня давно мучается. Боится. Я решила понять - что в основе вашего интереса к ней, к Сергею, к Лене... Мы живем в трудное время. Прежние ценности опрокинуты, новых пока нет...
Я вижу, как радостно улыбается Кузовлева, как строчит что-то в блокноте "оперуполномоченный" Геннадий. Тревожная и странная ситуация...
- НКВД выявляет врагов - тех, кто живет иначе, думает иначе. Тех, кто еще помнит Россию... - продолжает Серафима Петровна.
"Смелая женщина... - несется в голове. - Безрассудная. Здесь они нам ничего не сделают. Но, выйдя отсюда, - немедленно побегут с доносом. Неужели, Серафима не понимает..."
- И это бы все ничего, - но появились вы, - смотрит холодно, спокойно, уверенно. Н-да... - И я решила - с точки зрения своей профессии обосновать те процессы, которые теперь совершаются в ваших головах. Я решила собрать анемнез. У нас так же, как и в простой медицине: всегда надобно выяснить, откуда ноги растут.
- Какие... ноги? - Федорчук смотрит на Зою, та на него, оба продолжают слушать Серафиму, словно завороженные.
- Ноги - это ваша деятельность. Меня же интересовала почва. Ноги - они всегда произрастают на почве. Итак: путь, способ - один. Опрос. Так поступает каждый психолог. И я опросила...
- На каком... каком основании! - вопит Федорчук. - Права не имеете!
- Да, - сухо кивает Зоя. - Это уголовно наказуемо, знайте!
- Поговорить с людьми? - Серафима пожимает плечами. - Нет, вы ошибаетесь. Это обыкновенно. Теперь о том, что я узнала...
- Пойдем, Геннадий, - вскакивает Зоя. - Это все чушь!
- Вам лучше выслушать. Это в ваших же интересах... Вы, Зоя Кузовлева. Вы бессменный секретарь ячейки...
- Комитета комсомола!
- Пусть так... Но честно ли? Мы выяснили: у вас под Новгородом был дядя, брат матери, кулак, отправленный советвластью на Соловки. Двоюродные ваши дяди осуждены за противоколхозный террор. А вы - секретарь?
Зоя падает на стул, хрипит, Таня подносит ей чашку с чаем. От удара чашка с грохотом разбивается об пол.
- Напрасно. Я не так богата. Федорчук! Расскажите нам сами. Обо всем. Я обещаю не уведомлять... органы.
Бледнеет, хватает ртом воздух, лепечет что-то. Улавливаю: "Провокация... Этого вы знать не можете..."
- Но - знаю. Итак?
- Вы не докажете...
- Что не "докажу"? Ваш отец заявлен без вести пропавшим. Но все вокруг знают, что на самом деле Кузьма Федорчук никуда не пропадал и раз, два раза в месяц приходит домой. Соседи не заявляют в милицию, потому что жалеют вас. Ваша мать больна, отец - бродяга-алкоголик. Хорошая биография для... чекиста.
Они молча поднимаются и так же молча уходят. Резко хлопает дверь.
- И на этом - все... - грустно произносит Серафима Петровна. - Неужели русский человек от века и до века будет только кнут понимать...
Меня переполняют тревожные мысли.
- Вы их плохо знаете. Берегитесь...
- Таня знает, где лежит конверт с подробнейшим описанием моего медицинского расследования. Если что со мной... Ты ведь на это намекал? Они не посмеют навредить. С такими биографиями они советвласти не нужны...
Я поднимаю глаза и смотрю на Серафиму Петровну в упор:
- Вы второй раз так говорите... Почему? Ведь это сокращение придумали наши... враги?
- Ты наблюдателен... - усмехается. - Только извини, "наши враги" - мне совсем не враги. Ступайте, дети. Я очень-очень устала...
Мы уходим, Таня долго молчит.
- Ты не думай... Серафима не белогвардейка. Просто она не любит то, что сейчас происходит. И ты не любишь. Я ведь вижу...
Мы выходим на Невский, у поворота к моему дому прощаемся. Я понимаю, что должен ее проводить, но нарастает внутренний протест. Таня и Серафима Петровна - враги. Это правда. А я запутался в четырех соснах. Нет. В сетях.
- Я все понимаю... - Таня печальна. - Только ты не торопись, подумай. Не спеши, ладно?
И уходит, махнув мне рукой. И я ловлю себя на невозможной мысли: она похожа на Лену. Я ведь уже думал об этом. Думал. Она похожа. И с каждым днем, с каждой встречей становится все больше и больше похожа. Но так не бывает. Так не может быть. Я просто вбил себе в голову очередную ерунду. Я откажусь от нее. Я справлюсь. И вообще: по-моему, я в очередной раз вляпался в историю.
Мама и отчим дома, играют в морской бой. Им весело. Наверное, потому, что жизнь - штука простая. И смотреть на нее надо просто. И тогда все будет хорошо.
- Ну? - спрашивает Трифонович с улыбкой. - Как твоя юная приятельница?
- Кланяться велела. Вы не возражаете, если я на ней женюсь?
- Ты спятил! Я отведу тебя к врачу! Завтра же! - кричит мама.
- Чтобы он удостоверил - могу ли я жениться?
Она выскакивает из комнаты и хлопает дверью.
Мне не стыдно. Мне - горько.
Это как болезнь. Чем ближе вечер - тем сильнее зов. Рукопись Званцева. Чем у них кончится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153