Так велика была власть
Повелителя Колдунов над его смертными солдатами, что смерть перестала для
них что-либо значить. В конце концов правый фланг линии обороны Легиона
прорвал большой отряд бешеных троллей; они погибли все до единого, но их
маневр вынудил тирсианцев теснее сдвинуть свой левый фланг. Тогда северяне
прорвались.
Уже близился закат, и Балинор понял, что после наступления темноты
даже лучшие солдаты в мире не смогут удержать южный берег. Хотя за время
дневной битвы Легион понес лишь легкие потери, Балинор приказал полкам
отступать к небольшому холму в нескольких сотнях ярдов к югу от берега и
перестроить там боевые порядки. Чтобы помешать врагу укрепиться на
захваченном берегу и перейти в наступление, кавалерия Легиона постоянно
отвлекала их быстрыми ударами по флангам. Так они дождались темноты. Как
только начало смеркаться, орды северной армии двинулись через реку
сплошным потоком; со смесью изумления и ужаса воины Граничного Легиона
смотрели, как сотни выбравшихся на берег превращаются в тысячи, а
переправа все продолжалась. Глазам солдат предстало страшное зрелище -
столь чудовищна была эта армия, что земля по обе стороны Мермидона,
насколько хватало глаз, была покрыта сплошным живым ковром.
Но исполинские размеры армии Севера мешали ее движению, командовать
такой массой солдат было трудно и долго. Никто даже не предпринимал
усилий, чтобы выбить окопавшихся тирсианцев с занятого ими холма.
Напротив, перебравшись на южный берег, громада армии начала нерешительно
переминаться на месте, словно лишившись руководства. Несколько отрядов
тяжело вооруженных троллей совершили отдельные вылазки против полков
Легиона, но их было недостаточно много, и ветераны уверенно выдержали их
натиск. Но когда наконец стемнело, вражеская армия вдруг начала строиться
в колонны по пять, и Балинор понял, что первая же организованная атака
сотрет Легион в пыль.
Призвав все свое умение и отвагу, сделавшие его лучшим полевым
командиром Юга и полководцем легендарного Граничного Легиона, принц
приступил к сложнейшему тактическому маневру. Не дожидаясь вражеского
удара, он внезапно разделил свои полки и атаковал крайние фланги колонн
северян. Нанося короткие частые удары, пользуясь наступившей темнотой и
своим превосходным знанием местности, солдаты заставили вражеские фланги
выдвинуться вперед, образуя неровную дугу. С каждой минутой дуга
выгибалась чуть сильнее, и с каждым разом тирсиане отступали чуть дальше.
Балинор с Фандуиком держали левый фланг, Актон и Мессалайн командовали на
правом.
Разъяренный враг перешел в бешеную атаку, с трудом преодолевая в
сгущающейся тьме незнакомую местность, но отступающие солдаты Легиона
сохраняли между собой и северянами безопасную дистанцию. Балинор начал
медленно сдвигать ряды, увлекая рассвирепевших северян за собой. Затем,
когда его пехота окончательно отступила в тыл, под прикрытием тьмы
собранная в один отряд кавалерия сомкнула ряды и вырвалась из готового
сомкнуться кольца врагов. Левый и правый фланги северной армии неожиданно
столкнулись, находясь в полной уверенности, что настигли наконец
ненавистного противника, несколько часов ускользавшего от них. Без
промедления они ринулись в бой.
Сколько троллей и карликов пало от руки своих же товарищей, осталось
неизвестным, но когда Балинор с двумя полками Граничного Легиона вступали
в ворота Тирсиса, битва еще кипела. Чтобы скрыть свое отступление, солдаты
обмотали материей себе ноги, а лошадям копыта. За исключением одного
отряда всадников, потерявшего направление в темноте, столкнувшегося с
врагом и уничтоженного, Легион не понес при отступлении никаких потерь.
Однако урон, нанесенный исполинской армии Севера, даже не замедлил ее
движения, и Мермидон, первая линия обороны города, был потерян.
Теперь на равнинах рядом с городом раскинулся громадный вражеский
лагерь, а в залитую лунным светом тьму, насколько хватало глаз, уходили
ряды ночных костров. На рассвете начнется штурм Тирсиса, объединенная мощь
тысяч троллей и карликов, послушная воле Повелителя Колдунов, обрушится на
защищающую город неприступную стену из камня и железа - Внешнюю Стену.
Уцелеет либо армия, либо стена.
В задумчивости сидя за маленьким обеденным столом напротив Балинора,
Гендель вспоминал зловещее предчувствие, посетившее его этим днем, когда
они с Янусом Сенпре изучали укрепления огромного города. Несомненно,
Внешняя Стена представляла собой серьезную преграду, но Генделю что-то не
нравилось. Он не мог точно определить, что именно вызывает его
беспокойство, но даже сейчас, в маленькой комнате, в теплой дружеской
компании, ему не удавалось избавиться от гнетущего подозрения, что они,
готовясь к предстоящей долгой осаде, упустили из вида что-то жизненно
важное.
Он восстановил в памяти все линии обороны города-крепости. На самом
обрыве утеса тирсиане соорудили низкий вал, чтобы помешать врагу
взобраться на плато. Если же северян не удастся сдержать на равнинах у
подножия утесов, тогда Граничный Легион будет вынужден отступить в город,
под защиту титанической Внешней Стены, в надежде, что она выдержит натиск
вражеских войск. С тыла Тирсис защищали отвесные скалы, возвышающиеся на
сотни футов сразу за дворцом. Балинор уверял, что эти утесы непреодолимы;
они походили на гладкие каменные стены, лишенные обычных выступов и
трещин, позволявших подняться по ним. Круговая оборона Тирсиса казалась
несокрушимой, но Гендель все же испытывал беспокойство.
На миг мысли его обратились к родине - к Кулхейвену, к его семье,
которую он покинул многие недели назад. Он никогда не оставался дома
подолгу, вся его жизнь прошла в бесконечных пограничных стычках в Анаре.
Он скучал по лесам, по их зелени и тени в весенние и летние месяцы, и
вдруг он удивился, как могло в странствиях так незаметно пройти столько
времени. Возможно, он уже не вернется. Эта мысль промелькнула и растаяла;
у него не было времени на сожаления.
Дарин и Даэль задумчиво беседовали с Балинором. Разговор у них шел в
основном о Западе. Даэль, как и Гендель, думал о своем доме. Предстоящая
битва пугала его, но он подавлял свой страх, черпая мужество в присутствии
товарищей, уверенный, что будет стоять в сражении с захватчиками так же
твердо, как и все они. Он молча вспоминал Линлисс, ее милый нежный образ
все время витал перед его мысленным взором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
Повелителя Колдунов над его смертными солдатами, что смерть перестала для
них что-либо значить. В конце концов правый фланг линии обороны Легиона
прорвал большой отряд бешеных троллей; они погибли все до единого, но их
маневр вынудил тирсианцев теснее сдвинуть свой левый фланг. Тогда северяне
прорвались.
Уже близился закат, и Балинор понял, что после наступления темноты
даже лучшие солдаты в мире не смогут удержать южный берег. Хотя за время
дневной битвы Легион понес лишь легкие потери, Балинор приказал полкам
отступать к небольшому холму в нескольких сотнях ярдов к югу от берега и
перестроить там боевые порядки. Чтобы помешать врагу укрепиться на
захваченном берегу и перейти в наступление, кавалерия Легиона постоянно
отвлекала их быстрыми ударами по флангам. Так они дождались темноты. Как
только начало смеркаться, орды северной армии двинулись через реку
сплошным потоком; со смесью изумления и ужаса воины Граничного Легиона
смотрели, как сотни выбравшихся на берег превращаются в тысячи, а
переправа все продолжалась. Глазам солдат предстало страшное зрелище -
столь чудовищна была эта армия, что земля по обе стороны Мермидона,
насколько хватало глаз, была покрыта сплошным живым ковром.
Но исполинские размеры армии Севера мешали ее движению, командовать
такой массой солдат было трудно и долго. Никто даже не предпринимал
усилий, чтобы выбить окопавшихся тирсианцев с занятого ими холма.
Напротив, перебравшись на южный берег, громада армии начала нерешительно
переминаться на месте, словно лишившись руководства. Несколько отрядов
тяжело вооруженных троллей совершили отдельные вылазки против полков
Легиона, но их было недостаточно много, и ветераны уверенно выдержали их
натиск. Но когда наконец стемнело, вражеская армия вдруг начала строиться
в колонны по пять, и Балинор понял, что первая же организованная атака
сотрет Легион в пыль.
Призвав все свое умение и отвагу, сделавшие его лучшим полевым
командиром Юга и полководцем легендарного Граничного Легиона, принц
приступил к сложнейшему тактическому маневру. Не дожидаясь вражеского
удара, он внезапно разделил свои полки и атаковал крайние фланги колонн
северян. Нанося короткие частые удары, пользуясь наступившей темнотой и
своим превосходным знанием местности, солдаты заставили вражеские фланги
выдвинуться вперед, образуя неровную дугу. С каждой минутой дуга
выгибалась чуть сильнее, и с каждым разом тирсиане отступали чуть дальше.
Балинор с Фандуиком держали левый фланг, Актон и Мессалайн командовали на
правом.
Разъяренный враг перешел в бешеную атаку, с трудом преодолевая в
сгущающейся тьме незнакомую местность, но отступающие солдаты Легиона
сохраняли между собой и северянами безопасную дистанцию. Балинор начал
медленно сдвигать ряды, увлекая рассвирепевших северян за собой. Затем,
когда его пехота окончательно отступила в тыл, под прикрытием тьмы
собранная в один отряд кавалерия сомкнула ряды и вырвалась из готового
сомкнуться кольца врагов. Левый и правый фланги северной армии неожиданно
столкнулись, находясь в полной уверенности, что настигли наконец
ненавистного противника, несколько часов ускользавшего от них. Без
промедления они ринулись в бой.
Сколько троллей и карликов пало от руки своих же товарищей, осталось
неизвестным, но когда Балинор с двумя полками Граничного Легиона вступали
в ворота Тирсиса, битва еще кипела. Чтобы скрыть свое отступление, солдаты
обмотали материей себе ноги, а лошадям копыта. За исключением одного
отряда всадников, потерявшего направление в темноте, столкнувшегося с
врагом и уничтоженного, Легион не понес при отступлении никаких потерь.
Однако урон, нанесенный исполинской армии Севера, даже не замедлил ее
движения, и Мермидон, первая линия обороны города, был потерян.
Теперь на равнинах рядом с городом раскинулся громадный вражеский
лагерь, а в залитую лунным светом тьму, насколько хватало глаз, уходили
ряды ночных костров. На рассвете начнется штурм Тирсиса, объединенная мощь
тысяч троллей и карликов, послушная воле Повелителя Колдунов, обрушится на
защищающую город неприступную стену из камня и железа - Внешнюю Стену.
Уцелеет либо армия, либо стена.
В задумчивости сидя за маленьким обеденным столом напротив Балинора,
Гендель вспоминал зловещее предчувствие, посетившее его этим днем, когда
они с Янусом Сенпре изучали укрепления огромного города. Несомненно,
Внешняя Стена представляла собой серьезную преграду, но Генделю что-то не
нравилось. Он не мог точно определить, что именно вызывает его
беспокойство, но даже сейчас, в маленькой комнате, в теплой дружеской
компании, ему не удавалось избавиться от гнетущего подозрения, что они,
готовясь к предстоящей долгой осаде, упустили из вида что-то жизненно
важное.
Он восстановил в памяти все линии обороны города-крепости. На самом
обрыве утеса тирсиане соорудили низкий вал, чтобы помешать врагу
взобраться на плато. Если же северян не удастся сдержать на равнинах у
подножия утесов, тогда Граничный Легион будет вынужден отступить в город,
под защиту титанической Внешней Стены, в надежде, что она выдержит натиск
вражеских войск. С тыла Тирсис защищали отвесные скалы, возвышающиеся на
сотни футов сразу за дворцом. Балинор уверял, что эти утесы непреодолимы;
они походили на гладкие каменные стены, лишенные обычных выступов и
трещин, позволявших подняться по ним. Круговая оборона Тирсиса казалась
несокрушимой, но Гендель все же испытывал беспокойство.
На миг мысли его обратились к родине - к Кулхейвену, к его семье,
которую он покинул многие недели назад. Он никогда не оставался дома
подолгу, вся его жизнь прошла в бесконечных пограничных стычках в Анаре.
Он скучал по лесам, по их зелени и тени в весенние и летние месяцы, и
вдруг он удивился, как могло в странствиях так незаметно пройти столько
времени. Возможно, он уже не вернется. Эта мысль промелькнула и растаяла;
у него не было времени на сожаления.
Дарин и Даэль задумчиво беседовали с Балинором. Разговор у них шел в
основном о Западе. Даэль, как и Гендель, думал о своем доме. Предстоящая
битва пугала его, но он подавлял свой страх, черпая мужество в присутствии
товарищей, уверенный, что будет стоять в сражении с захватчиками так же
твердо, как и все они. Он молча вспоминал Линлисс, ее милый нежный образ
все время витал перед его мысленным взором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194