Что случится с Шеа, пока они будут
пытаться найти способ спасти Эвентина - ведь после потери Меча Шаннары
король, несомненно, значил для Юга в тысячу раз больше, чем брат Флика? Но
допустим, Эвентину что-то известно о судьбе Шеа? Допустим, он знает, где
искать его брата - или даже расскажет, куда исчез всесильный Меч?
Усталый рассудок Флика начал быстро перебирать самые маловероятные
возможности. Он должен найти Шеа; все остальное в этот момент перестало
быть для него столь важным. Когда Менион отправлялся предупредить города
Каллахорна о надвигающейся опасности, некому больше стало помочь Шеа. Даже
Алланон, казалось, исчерпал все свои безграничные возможности. Но Эвентин
мог знать что-то новое о судьбе Шеа, и только Флик мог сейчас ему чем-то
помочь.
Дрожа от касаний холодного ночного воздуха, он смахнул с лица
дождевую влагу и в немом изумлении всмотрелся в туман. Как ему могла
прийти в голову мысль вернуться? Он балансировал на самом краю паники и
изнеможения, не прикладывая больше никаких усилий для того, чтобы
удержаться. Однако ночь благоприятствовала ему - темная, туманная,
непроглядная. За оставшееся у них короткое время такой возможности могло
больше не представиться, а воспользоваться ей сейчас мог только он. Это
безумие, безумие! - в отчаянии подумал он. Если он вернется туда, если в
одиночку попытается освободить Эвентина... его убьют.
И все же он внезапно решил, что должен поступить именно так. Он
всерьез заботился о судьбе Шеа, и только пленный эльфийский король мог
рассказать ему, что случилось с его пропавшим братом. Он прошел в одиночку
трудный путь, провел двадцать четыре мучительных часа, скрываясь и
стараясь уцелеть во вражеском лагере, где только случайность могла спасти
его. Он даже пробрался в командирскую палатку троллей, найдя там великого
короля эльфийского народа и передав ему свое краткое послание. Возможно,
на его стороне все это время был слепой случай, чудесный и ускользающий,
но все же, мог ли он сейчас бросить свое дело, зайдя уже так далеко? Он
слабо улыбнулся своим героическим мыслям, неудержимому стремлению к
подвигам, на которое раньше успешно не обращал внимания, но теперь
оказался порабощен им и, несомненно, вскорости докажет миру, что героя из
него не получится. Замерзший, усталый, черпающий последние физические и
душевные силы, он тем не менее шел на этот главный риск только потому, что
волей обстоятельств оказался в этом месте и в это время. Он один. Вот
поразился бы Менион Лих, увидев меня сейчас, с мрачной иронией подумал он.
В то же время он был совсем не прочь, чтобы горец вдруг оказался рядом и
поделился с ним каплей своей неиссякающей отваги. Но Мениона рядом не
было, а время быстро уходило.
Тогда, словно во сне, он отправился обратно, сквозь спящий лагерь и
клубящийся туман, и вскоре пригнулся, затаив дыхание, в считанных ярдов от
огромной палатки матуренов. По его разгоряченному лицу маленькими
ручейками стекали капли дождевой влаги и его собственного пота, впитываясь
в промокшую одежду; он неподвижно и безмолвно разглядывал свою цель. В его
усталый ум начали закрадываться жестокие сомнения. Прошлой ночью в палатке
было страшное существо, служившее Повелителю Колдунов, черный, бездушный
инструмент смерти, готовый без колебаний уничтожить любого шпиона.
Возможно, он и сейчас находился внутри, терпеливо ожидая именно такой
безумной попытки освободить Эвентина. Хуже того, короля эльфов давно могли
перевести в другое место...
Флик решительно отбросил все сомнения и глубоко вздохнул. Он медленно
собирался с силами, заканчивая изучать парусиновую палатку, кажущуюся лишь
туманной тенью в непроницаемом сумраке. Ему не удалось различить даже
силуэтов громадных охранников-троллей. Его рука исчезла под мокрым плащом
и вновь появилась, сжимая короткий охотничий нож, его единственное оружие.
Он тщательно восстановил в памяти расположение предметов внутри палатки и
место, где сидел связанный Эвентин, когда Флик кормил его прошлой ночью.
Затем он медленно двинулся вперед.
Флик сжался в комочек рядом с влажной парусиновой стенкой огромной
палатки, прижавшись щекой к холодной грубой материи, и долго вслушивался в
слабые шорохи, время от времени доносившиеся изнутри. Должно быть, он
медлил добрые пятнадцать минут, неподвижной тенью застыв среди тумана и
мрака, напряженно вслушиваясь в приглушенный звук тяжелого дыхания,
перемежающегося храпом, исходящим от спящих северян. Он быстро обдумал
возможность проникнуть внутрь через открытый полог, но вскоре отверг эту
идею, сообразив, что оказавшись в палатке, ему, чтобы освободить Эвентина,
придется пробираться между множеством спящих троллей. Вместо этого он
выбрал ту часть палатки, где за парусиновой стенкой, по его мнению, висел
плотный гобелен - именно в этом углу на стуле вчера сидел связанный
эльфийский король. Затем, мучительно медленно двигая пальцами, он проколол
острием охотничьего ножа влажную парусину и начал резать, сверху вниз, по
одному волокну, по крошечной доле дюйма.
Он не знал, сколько времени ушло у него на трехфутовый разрез - в
памяти осталось лишь бесконечное движение ножа, полное безмолвие вокруг и
страх, что малейший треск рвущейся материи тут же поднимет на ноги всю
палатку. Тянулись бесконечно долгие минуты, и ему начинало казаться, что
он совершенно один во всем громадном лагере, окутанный черным саваном
тумана и ночи, и нигде вокруг него нет ни единой живой души. Никто не
приближался к нему - по крайней мере, он ничего вокруг не видел, и звуки
северных наречий не тревожили его напряженный слух. Возможно, на эти
краткие минуты отчаянного труда он и в самом деле остался один во всем
мире...
Затем перед ним в блестящей парусине раскрылась длинная вертикальная
прорезь, распахнутая в немом ожидании, приглашая его войти. Он опустился
на четвереньки и с опаской подался вперед, осторожно нащупывая дорогу
руками. По ту сторону не оказалось ничего, кроме парусинового пола, сухого
и холодного. Он медленно просунул внутрь голову, со страхом вглядываясь в
непроницаемую черноту палатки, наполненную дыханием и храпом спящих. Он
подождал, пока его глаза привыкнут к этой новой тьме, отчаянно стараясь
сдерживать дыхание, дышать ровно и беззвучно; он чувствовал себя ужасно
беззащитным, все его тело сейчас торчало из палатки, и любой проходящий
мимо мог его заметить.
Его глаза слишком долго привыкали бы к сумраку, а он уже не мог
позволить себе быть обнаруженным случайным часовым, поэтому ему пришлось
рискнуть и проползти несколько футов вглубь, целиком протиснувшись через
отверстие в спасительную тьму палатки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
пытаться найти способ спасти Эвентина - ведь после потери Меча Шаннары
король, несомненно, значил для Юга в тысячу раз больше, чем брат Флика? Но
допустим, Эвентину что-то известно о судьбе Шеа? Допустим, он знает, где
искать его брата - или даже расскажет, куда исчез всесильный Меч?
Усталый рассудок Флика начал быстро перебирать самые маловероятные
возможности. Он должен найти Шеа; все остальное в этот момент перестало
быть для него столь важным. Когда Менион отправлялся предупредить города
Каллахорна о надвигающейся опасности, некому больше стало помочь Шеа. Даже
Алланон, казалось, исчерпал все свои безграничные возможности. Но Эвентин
мог знать что-то новое о судьбе Шеа, и только Флик мог сейчас ему чем-то
помочь.
Дрожа от касаний холодного ночного воздуха, он смахнул с лица
дождевую влагу и в немом изумлении всмотрелся в туман. Как ему могла
прийти в голову мысль вернуться? Он балансировал на самом краю паники и
изнеможения, не прикладывая больше никаких усилий для того, чтобы
удержаться. Однако ночь благоприятствовала ему - темная, туманная,
непроглядная. За оставшееся у них короткое время такой возможности могло
больше не представиться, а воспользоваться ей сейчас мог только он. Это
безумие, безумие! - в отчаянии подумал он. Если он вернется туда, если в
одиночку попытается освободить Эвентина... его убьют.
И все же он внезапно решил, что должен поступить именно так. Он
всерьез заботился о судьбе Шеа, и только пленный эльфийский король мог
рассказать ему, что случилось с его пропавшим братом. Он прошел в одиночку
трудный путь, провел двадцать четыре мучительных часа, скрываясь и
стараясь уцелеть во вражеском лагере, где только случайность могла спасти
его. Он даже пробрался в командирскую палатку троллей, найдя там великого
короля эльфийского народа и передав ему свое краткое послание. Возможно,
на его стороне все это время был слепой случай, чудесный и ускользающий,
но все же, мог ли он сейчас бросить свое дело, зайдя уже так далеко? Он
слабо улыбнулся своим героическим мыслям, неудержимому стремлению к
подвигам, на которое раньше успешно не обращал внимания, но теперь
оказался порабощен им и, несомненно, вскорости докажет миру, что героя из
него не получится. Замерзший, усталый, черпающий последние физические и
душевные силы, он тем не менее шел на этот главный риск только потому, что
волей обстоятельств оказался в этом месте и в это время. Он один. Вот
поразился бы Менион Лих, увидев меня сейчас, с мрачной иронией подумал он.
В то же время он был совсем не прочь, чтобы горец вдруг оказался рядом и
поделился с ним каплей своей неиссякающей отваги. Но Мениона рядом не
было, а время быстро уходило.
Тогда, словно во сне, он отправился обратно, сквозь спящий лагерь и
клубящийся туман, и вскоре пригнулся, затаив дыхание, в считанных ярдов от
огромной палатки матуренов. По его разгоряченному лицу маленькими
ручейками стекали капли дождевой влаги и его собственного пота, впитываясь
в промокшую одежду; он неподвижно и безмолвно разглядывал свою цель. В его
усталый ум начали закрадываться жестокие сомнения. Прошлой ночью в палатке
было страшное существо, служившее Повелителю Колдунов, черный, бездушный
инструмент смерти, готовый без колебаний уничтожить любого шпиона.
Возможно, он и сейчас находился внутри, терпеливо ожидая именно такой
безумной попытки освободить Эвентина. Хуже того, короля эльфов давно могли
перевести в другое место...
Флик решительно отбросил все сомнения и глубоко вздохнул. Он медленно
собирался с силами, заканчивая изучать парусиновую палатку, кажущуюся лишь
туманной тенью в непроницаемом сумраке. Ему не удалось различить даже
силуэтов громадных охранников-троллей. Его рука исчезла под мокрым плащом
и вновь появилась, сжимая короткий охотничий нож, его единственное оружие.
Он тщательно восстановил в памяти расположение предметов внутри палатки и
место, где сидел связанный Эвентин, когда Флик кормил его прошлой ночью.
Затем он медленно двинулся вперед.
Флик сжался в комочек рядом с влажной парусиновой стенкой огромной
палатки, прижавшись щекой к холодной грубой материи, и долго вслушивался в
слабые шорохи, время от времени доносившиеся изнутри. Должно быть, он
медлил добрые пятнадцать минут, неподвижной тенью застыв среди тумана и
мрака, напряженно вслушиваясь в приглушенный звук тяжелого дыхания,
перемежающегося храпом, исходящим от спящих северян. Он быстро обдумал
возможность проникнуть внутрь через открытый полог, но вскоре отверг эту
идею, сообразив, что оказавшись в палатке, ему, чтобы освободить Эвентина,
придется пробираться между множеством спящих троллей. Вместо этого он
выбрал ту часть палатки, где за парусиновой стенкой, по его мнению, висел
плотный гобелен - именно в этом углу на стуле вчера сидел связанный
эльфийский король. Затем, мучительно медленно двигая пальцами, он проколол
острием охотничьего ножа влажную парусину и начал резать, сверху вниз, по
одному волокну, по крошечной доле дюйма.
Он не знал, сколько времени ушло у него на трехфутовый разрез - в
памяти осталось лишь бесконечное движение ножа, полное безмолвие вокруг и
страх, что малейший треск рвущейся материи тут же поднимет на ноги всю
палатку. Тянулись бесконечно долгие минуты, и ему начинало казаться, что
он совершенно один во всем громадном лагере, окутанный черным саваном
тумана и ночи, и нигде вокруг него нет ни единой живой души. Никто не
приближался к нему - по крайней мере, он ничего вокруг не видел, и звуки
северных наречий не тревожили его напряженный слух. Возможно, на эти
краткие минуты отчаянного труда он и в самом деле остался один во всем
мире...
Затем перед ним в блестящей парусине раскрылась длинная вертикальная
прорезь, распахнутая в немом ожидании, приглашая его войти. Он опустился
на четвереньки и с опаской подался вперед, осторожно нащупывая дорогу
руками. По ту сторону не оказалось ничего, кроме парусинового пола, сухого
и холодного. Он медленно просунул внутрь голову, со страхом вглядываясь в
непроницаемую черноту палатки, наполненную дыханием и храпом спящих. Он
подождал, пока его глаза привыкнут к этой новой тьме, отчаянно стараясь
сдерживать дыхание, дышать ровно и беззвучно; он чувствовал себя ужасно
беззащитным, все его тело сейчас торчало из палатки, и любой проходящий
мимо мог его заметить.
Его глаза слишком долго привыкали бы к сумраку, а он уже не мог
позволить себе быть обнаруженным случайным часовым, поэтому ему пришлось
рискнуть и проползти несколько футов вглубь, целиком протиснувшись через
отверстие в спасительную тьму палатки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194