У реки, кровля к кровле, расположились рядышком маленькая фабрика по обработке коконов и маленький лесопильный завод, не расширивший производства даже за годы войны, так как в этом районе почти не было леса, годного для постройки судов. И фабрика, и завод, прижатые к реке горами, разместились на узкой полоске берега. Оба поселка были самыми большими и по количеству дворов. Чтобы добраться до поселка Торидзава, нужно было, минуя Симо-Кавадзои, свернуть с шоссе вправо и, поднимаясь всё выше и выше, углубиться в горы километра на два. Дорога шла среди обработанных участков, лепившихся ступеньками по уступам гор, извивалась между обнаженными пластами красной глины, на которых не росли даже дикие полевые травы, пересекала узкие болотистые долины и то вдруг поднималась вверх, то устремлялась вниз, и ущелья, где лежали огромные каменные валуны и круглый год царили мрак и сырость. Зимой, когда выпадал снег, по этой дороге нельзя было пробраться без высоких резиновых сапог.
Там, откуда виднелась далекая вершина горы Бодзу-яма, болотистое ущелье расступалось и открывался вид па поселок с его соломенными и деревянными крышами, с выбеленными стенами амбаров, возвышавшимися над каменными оградами. Домики поселка, насчитывавшего около ста тридцати дворов, тесно прижимаясь друг к другу, сбегали по склонам гор к долине.
В этот ранний час поселок, расположенный на высоте девятисот метров над уровнем моря, совершенно тонул и густом тумане. Однако наверху, у скалистого выступа, шла работа — на повозку грузились ящики с консервами, мешки и рогожные тюки, жестяные бидоны, наполненные, по-видимому, масло'м, и другие необычные для этих глухих мест продукты.
— Хватит, теперь обвяжи веревкой! — послышался чей-то голос, и из тумана внезапно вынырнул Такэно-ути. — Разгрузи там всё это и оставь, как есть, а сам поскорее возвращайся обратно!
Такэноути, одетый в рубашку цвета хаки, промок до нитки. От его бритой головы шел пар, по лбу ручейками струился пот. Он начал было помогать рабочему обвязывать груз, но вдруг, вытянув шею и глядя куда-то в туманную даль, прислушался. Затем поспешно, осыпаемый ударами веток, хлеставших его по лицу, начал спускаться вниз, в долину, откуда доносились какие-то звуки.
— Остальное заберешь в следующий раз, понял? Внизу, в долине, густо заросшей лесом, еще царил полумрак. Такэноути спускался всё ниже, и постепенно из молочного тумана перед ним возникали какие-то строения. Это оказались два длинных, сообщающихся между собой барака — фабричные цехи, совсем необычные для горной глуши.
— Сколько времени он проездит?
У входа в бараки, поглядывая на свои ручные часы, стоял директор Сагара. На нем была белая спортивная шапочка, какие носят альпинисты, защитного цвета брюки, на ногах — краги. В глазах отражались и беспокойство, и раздражение.
— Да сущие пустяки, сейчас вернется... — бухгалтер шел по только что проложенной дорожке, ведущей к баракам, увязая ногами в красной глине и на ходу успокоительно помахивая директору рукой. —Мы не стали чересчур перегружать повозку и разделили груз на две части... Так оно получится быстрее. — Смеющиеся глазки его как бы говорили, что, мол, он, местный житель, да еще крестьянин, сам знает, как всё лучше устроить — ему-то объяснять ничего не требуется... Но вместе с тем лицо его выражало какую-то неприятную самоуверенность, как будто бы всё, что здесь сейчас происходило, связывало его с директором нерасторжимыми узами.
— Эх, добра-то, добра! — сказал Такэноути, окинув взглядом разбросанные на земле ящики и мешки, и быстро прошел в барак. Директор, словно нехотя, последовал за ним.
При свете, проникавшем сквозь стекла окон, можно было рассмотреть помещение.
На земляном полу были беспорядочно навалены друг на друга самые разнообразные предметы: кипы прямоугольных медных листов, завернутых в рогожу, шта-
беля брусков из какого-то металла, отливавшего серебром...
Такэноути шел впереди, заглядывая под кипы листов, переворачивая, роняя и разбрасывая материалы. Из-под соломенных циновок выглядывали корпуса шлифовальных станков, густо смазанные машинным маслом, лежали части токарных станков, покрытые тряпьем. В одном углу сгрудились наполовину собранные станки-автоматы с высокими станинами. Было очевидно, что этот завод, расположенный на дне долины, окруженный густым лесом, создавался тайно уже в самом конце войны, чтобы обслуживать тактику «выжженной земли», которую собиралась осуществлять японская армия.
— Вот это годится, пожалуй? — Такэноути, взглянув на директора, пнул ногой груду жестяных ящиков. Но Сагара ничего не ответил. Такэноути подошел поближе к окну и, вытащив из кармана тетрадь, начал ее перелистывать.
- Пожалуй, ящика по три можно будет отвозить за один раз...
Он обхватил обеими руками верхний ящик и поставил его на пол. Вдвоем они понесли ящик к выходу через всё узкое длинное здание. Когда несли второй ящик, Сагара уже задыхался.
— Ладно, довольно! — сказал он Такэноути — тот собрался было идти за третьим ящиком. — Война кончилась, теперь всему этому грош цена...
Вернулась повозка. Такэноути с возчиком грузили на нее ящики, а Сагара с недовольным лицом стоял рядом. Отсыревшая папироса всё время гасла, он смял ее и швырнул прочь. Повозка тронулась, и Сагара, следуя за ней, начал взбираться в гору.
- А я, доложу вам, изрядно проголодался! — обратился к нему Такэноути.
Директор не отвечал. Двухколесная повозка отчаянно раскачивалась из стороны в сторону. Мокрая земля и трава приглушали грохот и скрип колес. Наконец, из-за скал показались деревянные крыши поселка, придавленные большими камнями; из высокой травы с блеянием выскакивали козы. Туман еще не рассеялся, но жизнь в поселке уже вступала в свои права. Вскоре из тумана, возвышаясь над черной каменной оградой, стали выри-
совываться белые стены амбаров и многочисленные постройки усадьбы семейства Торидзава.
Директор завода Эйки Сагара был в очень скверном настроении. Заложив руки за спину, он шагал за повозкой по сырому тяжелому песку. Он мысленно упрекал себя в легкомыслии, раскаиваясь, что доверился в таком деле этой деревенщине Такэноути и тем самым поставил себя в некоторую зависимость от него. Но будущее представлялось ему до такой степени неопределенным, что Сагара чувствовал некоторую растерянность. В такое время следовало приберегать каждый лишний ящик продуктов. .
В дальнейшем, смотря по обстоятельствам, он всегда сумеет найти подходящее объяснение своему поступку. Он сожалел о том, что война проиграна, как сожалел бы о неудавшейся сделке—и только. Директор отнюдь не огорчался так, как некоторые служащие завода, плакавшие при известии о капитуляции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Там, откуда виднелась далекая вершина горы Бодзу-яма, болотистое ущелье расступалось и открывался вид па поселок с его соломенными и деревянными крышами, с выбеленными стенами амбаров, возвышавшимися над каменными оградами. Домики поселка, насчитывавшего около ста тридцати дворов, тесно прижимаясь друг к другу, сбегали по склонам гор к долине.
В этот ранний час поселок, расположенный на высоте девятисот метров над уровнем моря, совершенно тонул и густом тумане. Однако наверху, у скалистого выступа, шла работа — на повозку грузились ящики с консервами, мешки и рогожные тюки, жестяные бидоны, наполненные, по-видимому, масло'м, и другие необычные для этих глухих мест продукты.
— Хватит, теперь обвяжи веревкой! — послышался чей-то голос, и из тумана внезапно вынырнул Такэно-ути. — Разгрузи там всё это и оставь, как есть, а сам поскорее возвращайся обратно!
Такэноути, одетый в рубашку цвета хаки, промок до нитки. От его бритой головы шел пар, по лбу ручейками струился пот. Он начал было помогать рабочему обвязывать груз, но вдруг, вытянув шею и глядя куда-то в туманную даль, прислушался. Затем поспешно, осыпаемый ударами веток, хлеставших его по лицу, начал спускаться вниз, в долину, откуда доносились какие-то звуки.
— Остальное заберешь в следующий раз, понял? Внизу, в долине, густо заросшей лесом, еще царил полумрак. Такэноути спускался всё ниже, и постепенно из молочного тумана перед ним возникали какие-то строения. Это оказались два длинных, сообщающихся между собой барака — фабричные цехи, совсем необычные для горной глуши.
— Сколько времени он проездит?
У входа в бараки, поглядывая на свои ручные часы, стоял директор Сагара. На нем была белая спортивная шапочка, какие носят альпинисты, защитного цвета брюки, на ногах — краги. В глазах отражались и беспокойство, и раздражение.
— Да сущие пустяки, сейчас вернется... — бухгалтер шел по только что проложенной дорожке, ведущей к баракам, увязая ногами в красной глине и на ходу успокоительно помахивая директору рукой. —Мы не стали чересчур перегружать повозку и разделили груз на две части... Так оно получится быстрее. — Смеющиеся глазки его как бы говорили, что, мол, он, местный житель, да еще крестьянин, сам знает, как всё лучше устроить — ему-то объяснять ничего не требуется... Но вместе с тем лицо его выражало какую-то неприятную самоуверенность, как будто бы всё, что здесь сейчас происходило, связывало его с директором нерасторжимыми узами.
— Эх, добра-то, добра! — сказал Такэноути, окинув взглядом разбросанные на земле ящики и мешки, и быстро прошел в барак. Директор, словно нехотя, последовал за ним.
При свете, проникавшем сквозь стекла окон, можно было рассмотреть помещение.
На земляном полу были беспорядочно навалены друг на друга самые разнообразные предметы: кипы прямоугольных медных листов, завернутых в рогожу, шта-
беля брусков из какого-то металла, отливавшего серебром...
Такэноути шел впереди, заглядывая под кипы листов, переворачивая, роняя и разбрасывая материалы. Из-под соломенных циновок выглядывали корпуса шлифовальных станков, густо смазанные машинным маслом, лежали части токарных станков, покрытые тряпьем. В одном углу сгрудились наполовину собранные станки-автоматы с высокими станинами. Было очевидно, что этот завод, расположенный на дне долины, окруженный густым лесом, создавался тайно уже в самом конце войны, чтобы обслуживать тактику «выжженной земли», которую собиралась осуществлять японская армия.
— Вот это годится, пожалуй? — Такэноути, взглянув на директора, пнул ногой груду жестяных ящиков. Но Сагара ничего не ответил. Такэноути подошел поближе к окну и, вытащив из кармана тетрадь, начал ее перелистывать.
- Пожалуй, ящика по три можно будет отвозить за один раз...
Он обхватил обеими руками верхний ящик и поставил его на пол. Вдвоем они понесли ящик к выходу через всё узкое длинное здание. Когда несли второй ящик, Сагара уже задыхался.
— Ладно, довольно! — сказал он Такэноути — тот собрался было идти за третьим ящиком. — Война кончилась, теперь всему этому грош цена...
Вернулась повозка. Такэноути с возчиком грузили на нее ящики, а Сагара с недовольным лицом стоял рядом. Отсыревшая папироса всё время гасла, он смял ее и швырнул прочь. Повозка тронулась, и Сагара, следуя за ней, начал взбираться в гору.
- А я, доложу вам, изрядно проголодался! — обратился к нему Такэноути.
Директор не отвечал. Двухколесная повозка отчаянно раскачивалась из стороны в сторону. Мокрая земля и трава приглушали грохот и скрип колес. Наконец, из-за скал показались деревянные крыши поселка, придавленные большими камнями; из высокой травы с блеянием выскакивали козы. Туман еще не рассеялся, но жизнь в поселке уже вступала в свои права. Вскоре из тумана, возвышаясь над черной каменной оградой, стали выри-
совываться белые стены амбаров и многочисленные постройки усадьбы семейства Торидзава.
Директор завода Эйки Сагара был в очень скверном настроении. Заложив руки за спину, он шагал за повозкой по сырому тяжелому песку. Он мысленно упрекал себя в легкомыслии, раскаиваясь, что доверился в таком деле этой деревенщине Такэноути и тем самым поставил себя в некоторую зависимость от него. Но будущее представлялось ему до такой степени неопределенным, что Сагара чувствовал некоторую растерянность. В такое время следовало приберегать каждый лишний ящик продуктов. .
В дальнейшем, смотря по обстоятельствам, он всегда сумеет найти подходящее объяснение своему поступку. Он сожалел о том, что война проиграна, как сожалел бы о неудавшейся сделке—и только. Директор отнюдь не огорчался так, как некоторые служащие завода, плакавшие при известии о капитуляции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94