Из центра выскакивает другой пруток, и снова него надвигается первый резец.
Изготовленный п течение нескольких секунд винт дли электросчетчика бесшумно соскальзывает в масляную ванну.
«Я вернулся! Вернулся! Ха-ха!» Только очутившись здесь, в родном цехе, где привычно грохотали и двигались машины, Фурукава как будто убедился в том, что он действительно вернулся на родину. Улыбка не сходила с лица Фурукава — так велика была радость, переполнявшая его.
— Здорово, приятель! Я вернулся! Здорово! — Он хлопал по плечу то одного, то другого рабочего, всех подряд.
Рабочие, к которым он обращался, удивленно смотрели на незнакомого парня и отвечали на его приветствие, посмеиваясь, но Фурукава это не смущало. Наконец он подошел к хорошо знакомым ему станкам и обеими руками хлопнул по корпусу одного из них.
— Здравствуй, здравствуй, друг!
С этим станком он сдружился с самого детства. Фурукава похлопывал и гладил его ладонью, совсем как человека, и слезы выступали у солдата на глазах.
— Здорово, здорово, дружище. Я вернулся, слышишь?
Работавшие в цехе были, казалось, всецело поглощены процедурой сбора предложений. Араки подносил каждому ящичек, рабочий, не отходя от станка, протягивал руку и опускал в ящичек свернутую трубочкой бумажку. Некоторые рабочие в раздумье грызли карандаш и, по правде говоря, суетились и шумели гораздо больше, чем писали на бумаге. «Чистосердечных предложений» оказывалось так много, что люди терялись, не зная, о чем же писать в первую очередь.
— Ах ты, черт тебя подери! — крикнул вдруг Кумао Оноки, помогавший Араки собирать предложения, заметив за столом мастера солдата. Кумао Оноки, низенький паренек в очках, о котором в цехе говорили, что он за словом в карман не полезет, работал вместе с Фурукава, еще будучи учеником.
— Смотри-ка, живой вернулся! Вот чудеса-то! — с восхищением воскликнул Оноки. — Эй, ребята! Фурукава, черт эдакий, вернулся! Смотрите, вот сн сидит, завтрак уписывает! — вдруг громко закричал он.
Вокруг солдата столпились рабочие, разглядывая его, словно какую-нибудь диковинку. Фурукава уплетал за обе щеки завтрак, и когда кто-нибудь из старых товарищей хлопал его по плечу или дружески щелкал по голове, он, не в состоянии говорить, только громко смеялся.
К нему подошел Иноуэ, который раньше Фурукава вернулся из армии, так как служил в войсках, остававшихся в Японии.
— Эх, п-парень, и н-настрадался же ты... — заикаясь
проговорил он, обнимая Фурукава. Тот вместо ответа только засмеялся.
Глаза у Иноуэ были круглые, а кончик носа красный, как стручок перца. Сейчас он был взволнован, говорил проникновенным голосом, и это казалось особенно забавным.
— Скорей, скорей, товарищи, дайте-ка пройти! Появился Араки с ящичком под мышкой.
— Ну, счетная комиссия, живо! — обратился он к своим помощникам. — Дайте пройти, товарищи, дайте пройти!
Солдат растерянно наблюдал всю эту суматоху. От внезапного возбуждения голова у него кружилась, как у пьяного. Он, видимо, силился что-то припомнить.
— Мы уже всё закончили!
Группа рабочих и работниц из второго сборочного цеха во главе со старшим мастером Касавара, шумно переговариваясь, окружила стол Араки. В голове Фурукава снова всё пошло кругом.
— Надо торопиться, а то скоро обед!
Молодой, гораздо моложе Араки, Касавара, совсем недавно ставший мастером, принимал деятельное участие в организации «Комитета дружбы» и сам вызвался помогать сбору предложений. За его спиной с ящиком в руках стояла Хацуэ Яманака, за ней—Сигэ Кобаяси и другие работницы второго сборочного.
«Нужно принять меры, чтобы в этом году опять не замерзли водопроводные трубы...» — прочел кто-то, протягивая клочок бумаги.
«Цены на продукты слишком высоки!»
Араки записывал все предложения.
«Работать для восстановления Японии...»
— Ох, кажется, мне это не под силу! — сказал кто-то, и все засмеялись. В этот момент солдат внезапно защелкнул крышку коробочки из-под завтрака.
— Ах, вот оно что! — неожиданно воскликнул он. Дзиро наконец вспомнил то, что смутно тревожило
его всё время. Все с удивлением взглянули на солдата и дружно расхохотались.
— Ну да, конечно! Ведь мне же надо повидаться с Икэнобэ!
Дзиро Фурукава испытывал радостный подъем при виде старых товарищей. Веселый, жизнерадостный по
натуре, он в эти минуты совершенно забыл о своем горе, обо всех пережитых страданиях...
— Ну, поскольку ты был призван в армию и теперь демобилизован, будем считать, что ты, как и другие, переведен сюда с завода Ои, — с важным видом сказал служащий отдела личного состава, рассматривая конверт со штампом правления компании, когда Фурукава вместе с Араки остановился перед его столом.
Араки подробно договаривался за Фурукава обо всем: о заработной плате — ведь цены теперь были совсем не те, что в то время, когда Фурукава взяли в армию, — об общежитии, о питании. Пока он вел эти переговоры, Фурукава только улыбался счастливой улыбкой.
Гудок на обеденный перерыв застал их еще в конторе. Но Фурукава хотелось прежде всего повидать Икэнобэ. Они вместе начинали работать учениками на заводе, и один только Икэнобэ несколько раз писал Фурукава о его матери.
— А директор наш... Хорош, нечего сказать!.. Делает вид, будто и не узнает... — ворчал Араки, когда они вышли в коридор.
Директор Сагара был начальником цеха в ту пору, когда Фурукава работал учеником, и должен был знать его в лицо.
По коридору торопливо проходили люди, направляясь в зал, где должно было состояться собрание.
Когда Араки и Фурукава проходили мимо экспериментального цеха, из дверей вышел Накатани. Засунув руки в карманы брюк, он остановился, приветливо улыбаясь.
— А, Фурукава-кун! Ты к Икэнобэ? Он пошел в зал. Ведь он член организационного комитета.
— В зал? А где этот зал? — Фурукава готов был уже бежать к другу.
— Погоди, погоди... Мы все идем туда... Вместе пойдем,— сказал Араки.
Делать нечего! Фурукава пошел с ними, то забегая вперед, то отставая от своих спутников: ему не терпелось поскорее увидеть Икэнобэ. Поглощенный своими мыслями, он не заметил, как Араки тихонько передал Накатани белый конверт. И уж, конечно, Фурукава никак не мог знать, что конверт этот принес Араки Бунъя Торидзава, с которым Фурукава встретился у заводских
ворот. В этом конверте лежала небольшого формата листовка «Обращение к японскому народу» и переизданный в виде брошюры первый номер коммунистической газеты «Акахата» — «Красное знамя».
Здание, в котором находился зал, стояло на самом берегу реки. Там уже было полно народу. На деревянном полу, застланном циновками, люди сидели в том же порядке, к какому привыкли еще со времен войны. По середине зала был оставлен проход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Изготовленный п течение нескольких секунд винт дли электросчетчика бесшумно соскальзывает в масляную ванну.
«Я вернулся! Вернулся! Ха-ха!» Только очутившись здесь, в родном цехе, где привычно грохотали и двигались машины, Фурукава как будто убедился в том, что он действительно вернулся на родину. Улыбка не сходила с лица Фурукава — так велика была радость, переполнявшая его.
— Здорово, приятель! Я вернулся! Здорово! — Он хлопал по плечу то одного, то другого рабочего, всех подряд.
Рабочие, к которым он обращался, удивленно смотрели на незнакомого парня и отвечали на его приветствие, посмеиваясь, но Фурукава это не смущало. Наконец он подошел к хорошо знакомым ему станкам и обеими руками хлопнул по корпусу одного из них.
— Здравствуй, здравствуй, друг!
С этим станком он сдружился с самого детства. Фурукава похлопывал и гладил его ладонью, совсем как человека, и слезы выступали у солдата на глазах.
— Здорово, здорово, дружище. Я вернулся, слышишь?
Работавшие в цехе были, казалось, всецело поглощены процедурой сбора предложений. Араки подносил каждому ящичек, рабочий, не отходя от станка, протягивал руку и опускал в ящичек свернутую трубочкой бумажку. Некоторые рабочие в раздумье грызли карандаш и, по правде говоря, суетились и шумели гораздо больше, чем писали на бумаге. «Чистосердечных предложений» оказывалось так много, что люди терялись, не зная, о чем же писать в первую очередь.
— Ах ты, черт тебя подери! — крикнул вдруг Кумао Оноки, помогавший Араки собирать предложения, заметив за столом мастера солдата. Кумао Оноки, низенький паренек в очках, о котором в цехе говорили, что он за словом в карман не полезет, работал вместе с Фурукава, еще будучи учеником.
— Смотри-ка, живой вернулся! Вот чудеса-то! — с восхищением воскликнул Оноки. — Эй, ребята! Фурукава, черт эдакий, вернулся! Смотрите, вот сн сидит, завтрак уписывает! — вдруг громко закричал он.
Вокруг солдата столпились рабочие, разглядывая его, словно какую-нибудь диковинку. Фурукава уплетал за обе щеки завтрак, и когда кто-нибудь из старых товарищей хлопал его по плечу или дружески щелкал по голове, он, не в состоянии говорить, только громко смеялся.
К нему подошел Иноуэ, который раньше Фурукава вернулся из армии, так как служил в войсках, остававшихся в Японии.
— Эх, п-парень, и н-настрадался же ты... — заикаясь
проговорил он, обнимая Фурукава. Тот вместо ответа только засмеялся.
Глаза у Иноуэ были круглые, а кончик носа красный, как стручок перца. Сейчас он был взволнован, говорил проникновенным голосом, и это казалось особенно забавным.
— Скорей, скорей, товарищи, дайте-ка пройти! Появился Араки с ящичком под мышкой.
— Ну, счетная комиссия, живо! — обратился он к своим помощникам. — Дайте пройти, товарищи, дайте пройти!
Солдат растерянно наблюдал всю эту суматоху. От внезапного возбуждения голова у него кружилась, как у пьяного. Он, видимо, силился что-то припомнить.
— Мы уже всё закончили!
Группа рабочих и работниц из второго сборочного цеха во главе со старшим мастером Касавара, шумно переговариваясь, окружила стол Араки. В голове Фурукава снова всё пошло кругом.
— Надо торопиться, а то скоро обед!
Молодой, гораздо моложе Араки, Касавара, совсем недавно ставший мастером, принимал деятельное участие в организации «Комитета дружбы» и сам вызвался помогать сбору предложений. За его спиной с ящиком в руках стояла Хацуэ Яманака, за ней—Сигэ Кобаяси и другие работницы второго сборочного.
«Нужно принять меры, чтобы в этом году опять не замерзли водопроводные трубы...» — прочел кто-то, протягивая клочок бумаги.
«Цены на продукты слишком высоки!»
Араки записывал все предложения.
«Работать для восстановления Японии...»
— Ох, кажется, мне это не под силу! — сказал кто-то, и все засмеялись. В этот момент солдат внезапно защелкнул крышку коробочки из-под завтрака.
— Ах, вот оно что! — неожиданно воскликнул он. Дзиро наконец вспомнил то, что смутно тревожило
его всё время. Все с удивлением взглянули на солдата и дружно расхохотались.
— Ну да, конечно! Ведь мне же надо повидаться с Икэнобэ!
Дзиро Фурукава испытывал радостный подъем при виде старых товарищей. Веселый, жизнерадостный по
натуре, он в эти минуты совершенно забыл о своем горе, обо всех пережитых страданиях...
— Ну, поскольку ты был призван в армию и теперь демобилизован, будем считать, что ты, как и другие, переведен сюда с завода Ои, — с важным видом сказал служащий отдела личного состава, рассматривая конверт со штампом правления компании, когда Фурукава вместе с Араки остановился перед его столом.
Араки подробно договаривался за Фурукава обо всем: о заработной плате — ведь цены теперь были совсем не те, что в то время, когда Фурукава взяли в армию, — об общежитии, о питании. Пока он вел эти переговоры, Фурукава только улыбался счастливой улыбкой.
Гудок на обеденный перерыв застал их еще в конторе. Но Фурукава хотелось прежде всего повидать Икэнобэ. Они вместе начинали работать учениками на заводе, и один только Икэнобэ несколько раз писал Фурукава о его матери.
— А директор наш... Хорош, нечего сказать!.. Делает вид, будто и не узнает... — ворчал Араки, когда они вышли в коридор.
Директор Сагара был начальником цеха в ту пору, когда Фурукава работал учеником, и должен был знать его в лицо.
По коридору торопливо проходили люди, направляясь в зал, где должно было состояться собрание.
Когда Араки и Фурукава проходили мимо экспериментального цеха, из дверей вышел Накатани. Засунув руки в карманы брюк, он остановился, приветливо улыбаясь.
— А, Фурукава-кун! Ты к Икэнобэ? Он пошел в зал. Ведь он член организационного комитета.
— В зал? А где этот зал? — Фурукава готов был уже бежать к другу.
— Погоди, погоди... Мы все идем туда... Вместе пойдем,— сказал Араки.
Делать нечего! Фурукава пошел с ними, то забегая вперед, то отставая от своих спутников: ему не терпелось поскорее увидеть Икэнобэ. Поглощенный своими мыслями, он не заметил, как Араки тихонько передал Накатани белый конверт. И уж, конечно, Фурукава никак не мог знать, что конверт этот принес Араки Бунъя Торидзава, с которым Фурукава встретился у заводских
ворот. В этом конверте лежала небольшого формата листовка «Обращение к японскому народу» и переизданный в виде брошюры первый номер коммунистической газеты «Акахата» — «Красное знамя».
Здание, в котором находился зал, стояло на самом берегу реки. Там уже было полно народу. На деревянном полу, застланном циновками, люди сидели в том же порядке, к какому привыкли еще со времен войны. По середине зала был оставлен проход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94